Тетрадь первая

* * *

Глубже грота, алькова

* * *

Зря Елену клянете, вдовы!

Не Елениной красной Трои

Огнь, — расщелины ледниковой

Синь, на дне опочиешь коей.

* * *

(17 нов<ого> июня 1923 г.)

* * *

В час последнего отчаянья

В час последнего доверия

На уста — печатью крайнею

Перст тебе кладу. — Эгерии

Вверься…

(Впосл<едствии> Луна — лунатику)

* * *

Глубоки и черны трущобы

Крови: каждая капля — заводь

* * *

NB! Неуменье наслаждаться чувством победы (нелюбовь к наслаждению вообще и к этому в частности), глубокое недоумение перед ней, а главное — полное незнание, что с ней делать, тупик победы, сразу превращающий меня из победителя в побежденного. — Отсутствие азарта? — Необычайное и неустанное присутствие его. Но — раз победил — длить победу? Но какое крохотное напряжение (что-то удерживать на таком-то уровне) по сравнению с тем! И какая скука!

Длить, — вообще не мое.

* * *

Я не рассчитана на вершки и на секунды. —

* * *

Я рассчитана на б'oльшие пространства и сроки.

* * *

Где она — мера моей безмерности!

* * *

(Луна — лунатику)

* * *

Творчество поэта только ряд ошибок, вереница вытекающих друг из друга отречений. Каждая строка — будь то вопль! — мысль работавшая на всем протяжении его мозга.

* * *

Под ударом трагического единства

Бьется занавес как

* * *

(или — рвется?)

(Занавес — 23-го нов<ого> июня 1923 г.)

* * *

Раскрытая ладонь. Дай погадаю

Пытающийся скрыть себя, но не

Затоптанный огонь… Дуга над далью,

Протягивающаяся ко мне…

* * *

Расплёсканную в птичьем свисте

— Зачем не уберег? —

Набросанную щедрой кистью

На полотне дорог,

…

Где провода слились —

Меня, твоей бессонной смуты —

Единственную мысль.

* * *

(Из этого: Строительница струн — приструню

И эту…)

* * *

Ты — продвиженье льдов полярных,

Ты — изверженье Этн!

* * *

Презренная ветошь среди новизн,

Я здесь ничего не смею.

Будьте живы и лживы, живите — жизнь!

Обыгрывайте — Психею!

* * *

А теперь я должна Вам [174] рассказать тот сон, давно, среди зимы, который у меня почему-то духу не хватило рассказать Вам в жизни. Мы идем по пустынному шоссе, дождь, столбы, глина. Вы провожаете меня на станцию, и вдруг — неожиданно, одновременно — Вы ко мне, я к Вам, блаженно, как никогда в жизни! Рассказала — иными словами — В<алентине> Ч<ириковой> [175] . И та, смеясь: «Бросьте! Он никогда не поймет!» Поймите теперь, что я чувствовала день спустя, идя с Вами рядом по мокрой глине, вся еще в том сне, в чувстве его.

174

Обращено к Константину Болеславовичу Родзевичу (1895 — 1988), бурный роман с которым Цветаева пережила осенью 1923г.

175

Чирикова Валентина Евгеньевна (1898 —1988) — дочь писателя Е. Н. Чирикова, художница.

Рассказываю Вам теперь, чтобы Вы знали, что есть в мире не только день, но и ночь, не только любовь, но провидение, зоркая ночь древних, предвосхищающая (или — предрешающая?) события. Тень опережающая тело. Этот сон в моей жизни ничего не изменил, я переборола ночное наваждение, месяцы шли, мне было всё равно — и вдруг, тогда (теперь! но уже тогда), у самой станции, провожая Вас в первый раз: — «Если бы…» Всё вернулось. Та же глина, та же станция, та же я. (Та глина, та станция, та я.) Это был мой сбывшийся сон. Не относитесь легкомысленно. Сны у древних направляли жизнь, а древние были и мудрее и счастливее нас.

<Вдоль правого поля:> Запись внесенная в тетрадь позже и другим чернилом, очевидно октября 1923 г.

* * *

В жизни — одно, в любви другое. Никогда в жизни: всегда в любви.

* * *

Любовь — не состояние, а страна.

* * *

(Стихи: Сахара, В некой разлинованности нотной [176] :)

Судорожный час когда как солью

Раны засыпает | нам любовь

забивает |

176

Ст-ние «Рельсы».

Наглухо…

Закатной канифолью

Смазанные струны проводов…

* * *

— — — — —

Час, когда кифару раскроя

Кровоистекающая Сафо

Плачет как последняя швея…

* * *

Это — остаются. Боль — как нота

Высящаяся… А там — клубы

Низящиеся…

Женою Лота

Насыпью застывшие столбы…

* * *

Тезей, Ариадну предавший, Тезей — презираю!

* * *

Плач безропотности, плач животной

Смерти

* * *

Вот и не было тебя! Впустую

Птицей выплеснувшийся рукав…

К белому полотнищу вплотную

Грудью и коленями припав…

* * *

Равнодушное дело | духов,

тело |

* * *

Я не знаю земных соблазнов

—

Запрокинуто тело навзничь

Но глаза вопрошают небо

* * *

И погружаюсь как в реку

В мимо-текущую Вечность

* * *

И погружаюсь как в вечность

В мимо-текущую реку.

* * *

Струею шелковой

Из рук скользящею

* * *

—

Что сталось с чувствами?

Себя текущею

Водой почувствовав

В ладонях берега

Поросших ивами

От древа к дереву

Теку — счастливая

—

—

Всеотпускающей

И всеприемлющей…

* * *

—