Тевтонский крест

– Шнель! Шнель!

Бурцев хмыкнул. Ну, дела! Тут, блин, оказывается, заговорщик на заговорщике сидит и заговорщиком же погоняет.

– Откуда взялся этот громила в фартуке? – зашипел «эллин» на тевтонского служку. – Ты, что ли, привел?!

Кнехт испуганно замотал головой:

– Хэр хэнкер[126] пришел с отцом Бенедиктом. Ждал за дверью. Услышал крик. Захотел посмотреть. Я просил не беспокоить отца Бенедикта. Он не слушал. Сказал, чтоб я бежал за подмогой, а сам открыл дверь...

– Хватит болтать, – оборвал Джезмонд сбивчивый лепет немца. – Вон теми лучше займись.

Брави указывал кнехту на колодников.

Так, значит, да? Бурцев невесело усмехнулся. Все правильно: профи не должны оставлять случайных свидетелей. На то они и профи.

Кнехт вырвал меч из спины убитого. И, не пряча окровавленной стали, торопливо засеменил к пленникам. Первым на его пути был Бурцев.

Клинок, царапая колодку, коснулся шеи. Мазанул чем-то липким по коже. Кровь. Пока чужая...

Бурцев сжал зубы, зажмурил глаза.

Что ж, так тоже можно освобождать из колодок – снимая голову с плеч.

Глава 27

А кнехт отчего-то замешкался. Пыхтел, скрежетал металлом о металл.

Бурцев приоткрыл глаза. О, как! Орденский служка-то вовсе и не собирался убивать пленника. Меч торчал в глубоком пазу колодки, а служка вставлял ключ в замок деревянного ошейника.

Вставил. Повернул...

Замок лязгнул. Открылся.

А вот теперь пришла очередь меча. Одно движение – и две посаженные на клинья, разбухшие от влаги колодочные половины развалились, отделились друг от друга. Звякнули цепью, грохнули об пол.

Плечам стало легко. Натертой шее – свободно. Ту же операцию кнехт повторил и с ножными колодками. Молча отошел к следующему пленнику – к Освальду. Пухленький человечек действовал быстро и уверено. С тюремным инструментом он обращаться умел.

Бурцев поднялся на ноги, потянулся, разминая затекшие кости, глянул исподлобья на одноглазого спасителя. Брави улыбался. То ли насмешливо, то ли дружелюбно – так сразу и не разберешь.

– Благодарю, – буркнул Бурцев. – Но позволь один вопрос. Зачем ты убил Бенедикта?

– За убийство Бенедикта мне хорошо заплатили, – киллер оскалился еще шире. – Поэтому я его убил.

Понятно... В самом деле – глупый вопрос. Можно было и не спрашивать...

– А мы? Зачем тебе понадобились мы?

– Ровно столько же мне заплатят за вашу свободу. Поэтому я вас освобождаю.

Хм...

– И кто платит?

– Человек, который очень опасается Бенедикта и Хранителей Гроба и который очень хочет побеседовать с вами.

– Что за человек?

– Узнаешь позже. Сейчас у меня нет времени для объяснений. О фретта![127]

Бурцев вспылил. Да за кого его тут держат? За игрушку в чьих-то интригах? Нет, так дело не пойдет! Следовало с самого начала расставить все точки над «i».

– Слышь, ты, как там тебя, Джеймс Бонд...

Джезмонд посмотрел на него с нескрываемым интересом. С испугом даже.

– Откуда тебе известно? – киллер перешел на шепот.

– Что? – опешил Бурцев.

– Ты почти угадал мое прозвище.

– Какое прозвище? – Он положительно ничего не понимал.

– В Британии меня называли Банд... Джеймс-Банд... Что значит Джеймс-банда. В драке я один стоил целой банды.

Это было сказано не без гордости. И так вполне могло быть на самом деле, но... Банд? Джеймс Банд?!

– О, мамма миа! – выдохнул Бурцев.

Вот так совпаденьице! Он не знал, плакать ему или смеяться. Этот итальянский брави с пиратской повязкой на лице, с кликухой, созвучной имени киношного британского супермена, и с безупречным немецким не лез ни в какие ворота.

– Мамма миа? – Джезмонд – Джемс Банд еще выше приподнял бровь. – Ты говоришь по-итальянски?

– Нет, мать твою!

Бурцев выругался. Загнул от души – по-русски. Все равно ведь трехэтажный мат тут никто не поймет. Ошибся... Брави понял. Заметил невозмутимо. Тоже на русском. На древнерусском:

– Я так и думал, что ты русич.

Определенно, сюрприз здесь следовал за сюрпризом!

– Да, елки-палки! Я-то русич, но ты?! Неужели... тоже?!

– Вообще-то, я англичанин...

– Хм, я тоже так сначала подумал, сэр Джеймс Банд.

– Я не сэр. Я не из знатной семьи и зарабатываю на хлеб тем, чем брезгуют заниматься благородные господа.

– Ну и занимался бы в своей Англии. Как тебя сюда-то занесло?

– В Британии у меня слишком много влиятельных врагов, жаждущих моей смерти. Сам понимаешь – работа такая.

Бурцев кивнул. Он понимал. Профессия наемного убийцы действительно не располагает к завязыванию дружественных отношений.

– Мне пришлось покинуть родину. Выполнял заказы за границей. Довелось побывать и убийцей, и телохранителем. Долго скитался по Франции, Германии, Польше, Италии...

– Но язык?! Русский язык?!

В самом деле, а как же великий и могучий?

– Во время своих странствий побывал я и на Руси. Пришлось наблюдать за одним князем. Недолго, правда. Но язык руссов я все же выучил. Учитель мой – православный монах-расстрига, принявший католичество, – ругался почти так же скверно, как ты.

– Погоди, а о каком князе-то идет речь?

– Об Александре Новгородском.

– Ах ты, гад! – вспылил Гаврила.

С тех пор как они заговорили по-русски, высвобожденный из колодок Алексич внимательно прислушивался к беседе. Теперь вот не усидел – полез в драку. Пудовый кулачище новгородца чуть-чуть не дотянулся до физиономии брави. А дотянулся бы – так точно быть бы одноглазому безглазым.

Джеймс вовремя отступил. В руке брави блеснул нож.

– Тебе не терпится испытать остроту моего кольтэлло?[128] – невозмутимо осведомился наемник-убийца.

– Гаврила, спокойно! – Бурцев поспешил встать между разъяренным богатырем и бесстрастным брави. – Все уже в прошлом. А ты, Джеймс, тоже, будь любезен, убери эту свою хреновину... «коль в тело» или как там ее?

– Кто нанял тебя за князем Александром Ярославичем шпионить? – никак не унимался новгородец. – Бояре-изменники? Купцы? Ливонцы? Зачем? И сколько тебе заплатили, иуда?