Тезей
Шрифт:
– Вот видишь, твоя душа странствует, а ты мира не знаешь.
– А если я не захочу бросить здесь все?
– Захочешь, почувствуешь, как захочешь. Я спасу тебя, Антиопа.
– Как бы не так, - усмехнулась Антиона.
– Так, - настаивал Тезей.
– Завтра утром пойдем к старухе Орифии, - сказала Антиопа.
– Зачем?
– Она любит меня. Мы скажем ей, что ты хочешь спасти меня.
На следующее утро Антиопа и Тезей действительно направились в Каменный дом Великой матери. На широкой лестнице храма дежурил целый отряд вооруженных амазонок. В несколько рядов широкими щитами, словно стенками, они перекрывали дорогу в Каменный
Пройдя через двери, тут же за ними затворенные, Антиопа и Тезей оказались в полутьме высокого четырехугольного пространства. Что располагалось вдоль стен, не рассмотреть. Но прямо перед ними, обозначенной двумя светильниками, стоял грубый деревянный идол с бронзовой маской Великой матери. Маска сразу же притягивала внимание. И не только потому, что здесь была единственной. Маска приковывала взгляд к себе, пугала, пожалуй, даже: беспредельной строгостью. Только потом Тезей обратил внимание, что она, на ощущение грека, заметно деформирована - сильно вытянутое лицо, горло, словно кол какой-то, острый подбородок, длинный и тонкий нос с прижатыми к переносице круглыми глазами и резкими бровями, словно сдвинутыми к центру. Потом уже замечаешь уши, посаженные на разных уровнях. Одно - на уровне глаза, другое - ниже. Все как-то наперекосяк.
– Божий лик Великой матери, - объяснила Антиопа.
– Здесь она улыбается.
Тезей пригляделся, и какое-то подобие улыбки, казалось, проступило сквозь беспредельную строгость лика богини.
– Какой же она еще бывает?
– спросил Тезей.
– Нахмуренной, - охотно ответила Антиопа.
– О боги, - поразился Тезей.
– Что же это тогда такое?
– Тогда она еще страшней... Тогда мы спешим отсюда на поля, чтобы вытоптать часть посевов и тем умилостивить богиню.
– Зачем? А если урожай будет бедный?
– Затем, что нахмуренная богиня и посылает нас в поход за добычей.
– Поверить не могу, - продолжал удивляться Тезей.
– Очнись, мой мужчина, - потянула его за руку Антиопа, - пойдем к Орифии.
Комнаты верховной жрицы располагались в пристройке к задней части храма. К ним вел узкий вход - за фигурой идола Великой матери. Миновав его, пришедший после сумрака храма попадал в помещения, можно сказать, празднично освещенные солнечным светом.. Чуть поодаль пристройку отгораживал от остального мира высокий каменный забор.
Орифия нисколько не удивилась гостям. Словно ждала их.
– Оказывается, Тезей приплыл сюда, чтобы спасти меня, - объявила Антиопа.
И не понятно было - при этих словах - рассмеется она или рассердится.
– То есть?
– спокойно спросила Орифия.
– Он хочет увезти меня отсюда в свой мир, - ответила Антиопа.
И тут она рассмеялась.
– А ты что скажешь?
– обратилась Орифия к Тезею.
– Я полюбил ее.
– Влюбился, как в первый раз?
– уточнила старая жрица.
– Как в последний, - твердо сказал Тезей.
– Больше у меня ничего такого и не будет... Да, я хочу спасти ее, - продолжал он, - и, не сердись на меня, хочу вырвать из этой дикости.
– Каждому свое, - рассудила Орифия.
– И потом, что лучше? Какая хорошая вода в сосуде ни была б, из родника она приятней...
– Мой мир - не подарок, далеко
не подарок, - принялся объяснять Тезей, который отчего-то испытывал доверие к старой жрице.– Но здесь вы обречены. Вам тем более не удержаться, что мой мир, который окружает вас, далеко не подарок. Он вас не пощадит. А если вы совсем отделитесь от всего остального мира, вы можете превратиться в зверей. А это тоже погибель.
– И что ты ответишь на это?
– повернулась Орифия к Антиопе.
– Я - женщина-воин, - гордо заявила амазонка.
– Так-то оно так, - улыбнулась старая жрица.
– Но, собираясь в поход, вы, женщины-воины, кладете теперь в мешочек не только точильный брусок для меча, но и бронзовые щипчики для бровей.
– И еще у меня есть бронзовое зеркало с милой овечьей головой на конце ручки, - усмехнулась Антиопа.
– Ты сама мне его подарила.
– Зачем же ты пришла ко мне все-таки, женщина-воин?
– спросила наконец Орифия.
– Но ты же мне как мать, - обескураженно ответила Антиопа.
– Если что, ты ведь меня никогда не выдашь.
– Смотри, сколько к нам мужчин из-за морей пожаловало, - продолжала рассуждать старая жрица.
– А теперь, - ты не сердись, Тезей, -... почему бы тебе, дочка, не выбрать еще кого-нибудь для этих игр?
– Э-э, - встрепенулась Антиопа, - он мне нравится.
– Дети вы, дети, - вздохнула Орифия, помолчав.
– Ты хочешь ее спасти, а я - защитить... Что реальней?.. Оставь нас, Тезей, мне с ней поговорить надо.
Однако Тезей еще повернуться не успел, как в комнате появилась вооруженная амазонка.
– Прости, великая жрица, - обратилась она к Орифии, - но там какой-то сумасшедший пытается прорваться к Тезею.
– Вот видишь, Тезей, тебе надо идти, - сказала Орифия.
В сопровождении вооруженной амазонки Тезей миновал хмурое помещение четырехугольного храма, вышел опять на свет, ряды охранниц расступились, и он увидел Перифоя, нетерпеливо вышагивающего внизу.
Перифой бросился к своему другу.
– Я тебя все утро ищу!
– А что случилось?
– Как что? Мне же интересно знать, что у тебя.
– Я хочу спасти Антиопу, - задумчиво ответил Тезей.
– Что значит спасти?
– Их вообще следует спасти от этого пояса, который не дает им любить мужчин.
– Ну и голова!
– как обычно, восхитился Перифой сообразительностью своего друга.
– Правильно! Твои идеи - моя работа. Мы с ребятами станем объяснять про зло от этого пояса на каждом углу. Теперь есть, что им говорить. Мы их так раскрутим! Ну и голова! Ну и голова!
– повторял Перифой.
В это утро стало известно и о том, что Солоент вызвался вернуться на корабль, когда оставшихся на воде греков решено было сменить, чтобы и они поучаствовали в празднестве.
...И все-таки странно, совершенно неожиданно, но усилия Перифоя, казалось, несусветно бесплодные здесь, начали давать плоды, что очень вдохновило мужчин, приплывших сюда из Греции. Не только спутники и друзья самого Перифоя, но и мужчины из иных эллинских мест, отправившиеся к амазонкам по призыву Геракла, научились успешно разобъяснять не очень сообразительным хозяйкам, что любовь к представителю иного пола - это особое чудо, что лишая себя любви с помощью охранительного пояса, пусть и созданного некими могущественными силами, женщина поступает неразумно. Кто-то, мол, нехорошо подшутил над беспечными и доверчивыми амазонками. Лишать себя такого чувства - это ж надо! О боги, какие бедные девочки!..