«The Coliseum» (Колизей). Часть 1

– Герцог говорит всем, что и дети будут там же. Просто нужно время, чтобы вложить «нужное» в них, чтобы стали такими взрослыми, какими хотят видеть их родители. А он сможет это быстро и легко, только мама и папа должны ему сказать: чего хотят от ребенка? Слепой считает – герцог не лжет.

– Когда же он говорит с мамой? Я не видела никогда…

– Каждый день… каждую минуту…

– А может так и есть? И они будут вместе?.. – голосом с оттенком надежды осторожно спросила Лена.

– Точно не знает никто… правда, я слышал, кому-то отказывают.

– Почему?

– Наверное, те хотят невозможного для детей… или для его чар.

– А как же Слепой?.. Он ведь сказал, что герцог говорит правду – мамы и дети будут вместе? – до конца не понимая сказанного, спросила девушка.

– Будут. Но не смогут найти друг друга.

– Как это?

– Потому что дети в том мире кажутся всем одинаковыми. Одинаково чужими.

– Но почему?!

– Я не знаю. Великий пленник говорил, что они даже останавливают друг друга и спрашивают про маму. Наверное, потерялись. – Мальчик пожал плечами.

– Как же можно… так потеряться, чтобы потом не узнавать? – Лена даже рассердилась… Жи Пи!.. – вдруг воскликнула она, – а что вложили-то в них? Ты так и не сказал!

– Не я, герцог.

– Ну, да!

– Обман. Я же говорил. Учат не любить, а показывать, что любишь. Не идти, а пристраиваться. Не смотреть и помогать, а отводить взгляд и прятаться… далеко-далеко. В других домах, городах и странах.

– А эти женщины… здесь?

– Ты же слышала – их отдали взрослые дети. Значит, так воспитали.

– Какой ужас! Мне хочется домой, – прошептала Лена. – И никто-никто не находит друг друга? – уже глядя мимо, добавила она с отчаянием.

– Я как-то подслушал, Лутели говорила, что ненайденных приносят родителям по ночам… во сне. Но ей верить нельзя, – он покачал головой. – Как и нельзя расставаться с ребенком… надо сильно-сильно прижимать его к себе. Всю жизнь – так считает Слепой, тогда не потеряешь…

– Странно, меня мама отпускает одну… и Полину… Как странно. – Лена снова задумалась. – Но хоть кто-то находит?

– О, да! Слепой уверен, такое случается!.. – глаза Жи Пи загорелись. – И тогда, вместе, они слышат дельфина.

– Почему только тогда?

– Этого я тоже не знаю… – паж виновато улыбнулся.

– А дельфин… ты рассказывал о нем, я помню… выходит, для этого они должны встретить друг друга. И никак нельзя помочь?

– Может, я путаю… – мальчик смутился. – Слепой говорил про него один раз… а мне было неинтересно… и всё происходит как-то по-другому, – он снова виновато посмотрел на девушку.

– А дельфин, – повторила Лена, – о чем говорит дельфин?

Жи Пи остановился, улыбнулся, мечтательно закрыл глаза, как минуту назад и, вытянув руки, зевнул:

– Он знает тайну рождения… Как ребенок выбирает маму…

– А разве так? Разве не наоборот?.. – наивно спросила Лена.

– Нет, нет. Ребенок. Если он слаб и беззащитен, то мама должна быть сильной. А если он шалун, то хочет трогательную. Чтобы получить чего не хватает. Но все – заботливых. Они всегда ищут свою… а не чужую… И если находят, то слушают дельфина и засыпают на берегу теплого моря, под шелест прибоя. Холода там не бывает. А после… после этого… они возвращаются к людям… Но мамы иногда отказываются от них… и дети остаются одни…

– Одни?!

– А еще… он рассказывает будущее, а вечером сказки, – паж снова зевнул, прислонился к Лене, обнял ее руку и стал медленно опускаться на пол.

– Жи Пи! – вскрикнула девушка. – Что с тобой? Ты засыпаешь!

Мальчик вздрогнул, открыл глаза и с удивлением посмотрел на нее:

– Я заснул?

– Попытался, – улыбаясь, ответила спутница.

– Мы уже близко…

– К чему?

– К Колизею. Я должен там заснуть… и проснуться… уже другим…

– О чем вы тут шепчитесь? – Лутели буквально нависла над ними. – Его Светлость волнуется. Мы пришли. А ты… – она бросила на пажа полный презрения взгляд, – все борешься со сном? Веришь, что попадешь? А ну… за мной! – И резко указав вперед, побежала обратно.

– А мальчик? Ученик… – тихо спросила Лена, – который сделал браслет?

– С тех пор ученик ходит по свету и предлагает его людям, – быстро зашептал Жи Пи, – но те предпочитают другое… я говорил. – Он поднял голову. Взгляд был полон сожаления. – Их можно понять. Посуди, сколько браслетов на свете краше связки раковин. А картин – дороже настоящих. Слепой тоже жалел их, когда рассказывал. Но чем дороже, тем больше подобных притянут они в дом. И ты не заметишь подмены. А сколько книг, увлекательнее правды? И развлечений, заманчивей любви. А колдуны становятся желанными гостями… Ты начинаешь жить обманом. Ждать его каждый день. Обман тоже знает это и стучится. И забытые дети пойдут тем же путем. А потом перестанешь их вовсе узнавать… и они теряются. Выходит, не смогут родиться… Рассказ Слепого похож на правду, – глаза мальчика увлажнились. – Им уже никогда не прижать маму к себе. Никогда не стать любимыми. Если она ждет от малыша особенного успеха, больше и громче, чем простая любовь. Живет его ожиданием. Но тогда растет не малыш, а полынь и горечь. В нём. Жалко…

– Не смогут родиться?

– Дети рождаются дважды. Сначала – получают тело и только потом доброту. Уже от родителей. Но не всегда. Нечестный – дарит неправду. Мечтающий быть лучше других – такое же желание. Как и завистливый – свое. Но всем кажется, что любя. А любовь – просто греет, и никогда не скажет плохого о других… Ее ребенок всегда улыбается, принимает тепло… чтобы тоже согревать людей… потом. И происходит рождение.

– А первые?

– Во дворце есть зал нерожденных детей… Слепой не успел сказать. Но не беда, – видя расстройство девушки, улыбнулся паж, – я же с тобой, – и он снова показал струну.

– Да, да, конечно… милый Жи Пи. Как всё это интересно и как странно! Я начинаю понимать…

Мальчик опять смущенно потупился.

– Ну, ну, ну! – они буквально столкнулись с герцогом и его спутницей. – Вот, полюбуйтесь, Ваша Светлость… воркуют! А мы дожидайся! Лучше бы просто отнять…

– Тебе не понять моей удачи, Лутели, – спокойно остановил ее мужчина. – Ты слишком надменна, алчна и коварна. Я говорил. Три слова, но как они мешают, не дают ощутить тебе прелести полета. Все-таки ты несчастная валькирия. И злишься даже здесь. Хоть и гранд-дама. А девушка, – он улыбнулся, – настоящая принцесса и для нас незаменима.

Всё это герцог проговорил, глядя на Лену, словно любуясь приобретением и предвкушая то, что не дано знать во дворце никому. Тут гостья обратила внимание на огромное бархатное полотно во всю стену, красного цвета, за спиной хозяина. Ни анфилад, ни переходов уже не было.

– Мы пришли. Ты готова?

Не переставая улыбаться, герцог поднял руку вверх и щелкнул пальцами.

Ткань шевельнулась, шурша поползла в сторону, и ее край начал подниматься, сначала медленно, затем всё быстрее, открывая большой зрительный зал с тремя ярусами, наполненный людьми. Но не такой, как в театре, а круглый. Его левое и правое крыло загибались настолько, что сидящим там сцена была не видна, и они отчаянно старались свеситься и заглянуть туда. Вдруг слева девушка заметила висевшее в воздухе чье-то молодое лицо, у которого щеки, нос и губы оттягивались, превращая гримасы в улыбки и наоборот. Лицо поворачивалось к ней под разными углами. Она подняла голову – вверху было такое же, но зеленого цвета и тоже поворачивалось, расплываясь или вытягиваясь. За ним, позади, еще. Наконец, понимая, что лиц много, девушка оставила попытки. И тут же обратила внимание на абсолютную тишину. Казалось, пролети сейчас муха – услышат все. Причем в зале, Лена заметила это только сейчас, каждый ежесекундно переводил взгляд с картины в воздухе на нее, будто сравнивая. Гостье стало не по себе.