The madness (Безумие) (дилогия)
Шрифт:
Сердце глухо стучало в ушах, в горле резко пересохло. Здесь определённо творилось не просто что-то странное, а что-то страшное!..
В животе заворочался липкий и холодный страх. Никогда не говори, что ничего не боишься — если ты так говоришь, то просто не встречал ещё ничего по-настоящему страшного. Звон и стук в ушах никуда не исчезал. Напротив, в нём мне начало чудиться чьё-то едва слышимое бормотание:— Раз, два — умри навсегда…
Позади слышались чьи-то крики и вспыхивающая время от времени
— Раз, два — умри навсегда…
Млять. Млять!..— Раз, два — умри навсегда!
Я неожиданно упёрся в спину остановившегося, как вкопанного агента.— Что? — отрывисто произнёс я.
— Там.
Я не сколько увидел, сколько понял, что Махоуни указывает серебристым стволом револьвера вперёд. Голос цээрушника был похож на скрежет плохо смазанного механизма, и в нём чуялся страх.
Неожиданно где-то впереди мелькнуло ещё что-то более тёмное, чем царящий внутри тоннеля мрак. Махоуни хрипло вскрикнул, заваливаясь на спину, а затем что-то начало утягивать его в темноту.
Темноту прорезал отчаянный мат агента и ослепительные вспышки из чего-то типа ручной гаубицы. Или карманной мортиры.
На мгновение я ослеп, но вспышки высветили торчащую метрах в четырёх впереди фигуру в лохмотьях, по пояс высовывающуюся из пролома в стене и что-то тянущую на себя.
Карабин у меня в руках загрохотал, выплёвывая поток свинца в направлении противника. Эхо выстрелов, отразившись от бетонных стен тоннеля, больно ударило по ушам.
Послышался ещё один громоподобный звук выстрела, и темноту прорезал чей-то хриплый полувой-полурык. Я рванул вперёд и оказался подле лежащего на земле и безостановочно изрыгающего проклятья Махоуни, в руках которого дымился обрез.
Я хватил агента за шиворот и поволок вперёд, держа опустевший провал на прицеле автомата.
— Сер! — послышалось позади, и тут же в нас ударил ослепляющий луч света. — Вы живы, сер?
— Гранату в провал! — прохрипел Махоуни. — Минируйте проход! Взрывайте тоннель к грёбанной матери!
В глазах плавали разноцветные круги и искры, всё вокруг было словно бы в пелене. Я потащил Махоуни вперёд, подслеповато и оттого втройне настороженнее оглядываясь по сторонам и держа карабин в руке.
Колено, защищённое крепким пластиком, неожиданно в чём-то скользнуло, и я бросил взгляд себе под ноги.
Бьющийся в тесноте тоннеля луч мощного фонаря высветил потёки ярко-алой, даже как-то неестественно алой крови на полу и…
И чью-то оторванную по локоть руку совсем рядом от меня. На ней были куски драного камуфляжа, обмотанного в какую-то сетку, обвязанную рваными полосками материи. Рука без всяких сомнений была человеческой, но неестественно бледной и покрытой паршивого вида пятнами. А ещё в месте отрыва, где белела кость, плоть выглядела так, как будто гнила уже несколько дней, хотя чуть ниже была вполне нормальной…
И это последствия недавнего ослепления, или кривые пальцы оторванной руки и правда ещё дёргаются?
29
Вскоре мы выбрались в ещё один подвал, и на этот раз вроде как со свободным выходом наружу. Поэтому первым делом боевики ЦРУ подорвали заложенную в тоннеле взрывчатку, отрезая себе путь назад, а нашим врагу —
путь вперёд.И лишь когда из чрева норы следом за грохотом взрыва вырвалось облако пыли, а тоннель был надёжно засыпан песком, лишь только тогда все опустили оружие и немного успокоились.
В ходе короткого и странного, но жёсткого боя… Хотя, какого боя? Скорее уж охоты, с нами в роли барсука и неизвестными в роли норной собаки.
Наши все, слава Богу, были живы и невредимы, а вот «танго» недосчитались четверых и потому имели весьма мрачный вид. Даже мрачнее обычного, ведь бородачи никогда не славились высоким боевым духом.
Я в изнеможении присел около стены, привалившись к ней спиной и положив автомат поперёк колен. Настрой был откровенно паршивым, потому что я в упор не понимал, что произошло только что и что вообще происходит в этом грёбанном городе. Агент Махоуни, не пора ли ответить уже хоть на что-нибудь? Пока здесь кто-нибудь не сдох — к примеру, я, вы, или весь этот сраный город.
Сидящий в уголке Махоуни, что-то бормоча себе под нос, осторожно закатывал штанину, осматривая ногу.
Дойл пару минут сверлил его мрачным взглядом, а затем неожиданно поднялся с места и зашагал к цээрушнику.
— Мне это надоело, агент, — глухо произнёс здоровяк и наставил на Махоуни ствол пулемёта. — Говори, что тут, нахер, происходит!
Боевики моментально повскакивали на ноги и направили оружие на Дойла, а заодно и на нас. Мне и парням не оставалось ничего другого, кроме как тоже вскинуть оружие.
Цээрушник наградил пулемётчика смешанным взглядом, в котором явственно проглядывали насмешка, презрение и усталость. Затем перевёл взгляд на меня.
— Ну и дисциплинка у тебя в подразделении, сынок, — хрипло хохотнул агент, скатывая штанину обратно.
— Мы же наёмники, сэр, — бесстрастно ответил я, держа на прицеле одного из боевиков. — Но я присоединяюсь к вопросу моего подчинённого — что здесь, нахер, происходит? Сэр.
— Четверо нормальных солдат на моей стороне мне совсем не помешают, так что убивать я вас, пожалуй, не буду… — агент на мгновение прикрыл глаза. — Во всяком случае, пока. Опустить оружие, сукины дети! Всех касается!
Первыми, после некоторого промедления, стволы начали опускать боевики. Затем это сделали и мы. Но осадочек остался… А это удовольствие из последних — драться на стороне тех, кому не доверяешь сам и кто не доверяет тебе.
— Хотите ответов? — произнёс Махоуни поднимаясь на ноги и откидывая барабан револьвера вбок для перезарядки.
Нажал на стержень эжектора, и россыпь крупных золотистых гильз со звоном упала на покрытый песком пол. Агент начал по одному доставать из кармана патроны и засовывать их в барабан. Мой взгляд почему-то зацепился за несколько грубоватые серебристого цвета пули.
— Отойдём, — махнул мне Махоуни, отходя в сторону и продолжая заряжать оружие.
— Я задал тебе вопрос, агент, — нахмурился Дойл, поглаживая рукоять пулемёта.
— Моему терпению тоже есть предел, — буркнул Махоуни. — Поэтому лучше не ищи его, сынок. Я расскажу всё твоему командиру, а уж он доведёт информацию в части тебя касающейся.
Мы с агентом поднялись по лестницу и вышли в небольшой холл какого-то здания, в подвал которого мы попали.
— Есть сигареты, сынок? — поинтересовался Махоуни, запрыгивая с ногами на стойку ресепшена. — В этом грёбанном городе напряги с водой, едой, патронами и топливом, но самый большой напряг — с куревом… Чёрт, я уже месяц без сигарет сижу! Знал бы ты, что это за пытка…