The madness (Безумие) (дилогия)

Я так долго хотел встретиться с этим человек… Думал, что скажу ему. Что сделаю с ним. Как именно убью. Но сейчас… Сейчас я чувствовал лишь огромную пустоту внутри себя. Ни гнева, ни ненависти к Коннорсу у меня больше не было.

Моя история действительно подошла к концу, и теперь ничего не мешало мне помедлить ещё немного, потратив отпущенное мне время на разговор или ещё на что-нибудь ещё…

— Ты не на меня смотри, Алекс, — усмехнулся полковник. — Смотри лучше на картину.

Я нехотя перевёл взгляд и так прекрасно зная, что увижу там. Ну, «Последний день Помпеи» — художественная зарисовка о извержении Везувия 79 г. нашей эры русского художника Карла Бюлова…

Но стоило мне раз повнимательнее вглядеться в картину, и я уже больше не мог отвести от неё взгляд.

Чем дольше я смотрел, тем явственнее замечал, что привычные мазки изменяются, словно живые, образовывая всё ту же по духу, но совершенно иную по содержанию картину.

Вместо архитектуры Древнего Рима — современные небоскрёбы из стекла и бетона. Вместо земли — жёлто-серый песок. Вместо полного вулканического пепла неба — багровая тьма бушующей песчаной бури.

Вместо жителей Помпеев — люди в современной одежды, которых пытаются спасать люди в американском камуфляже и с автоматами М4 в руках.

А над всем этим — распускающиеся в воздухе белые цветы фосфорных зарядов.

И маленькая девочка, сидящая прямо в центре картины. Половина лица сожжена — ни кожи, ни волос. Сплошное чёрно-кровавое месиво с тёмным провалом пустой глазницы. Вторая половина — нечеловечески совершенное, как у ангела или какого-то другого волшебного создания.

— Тебе нравится, Алекс? — спросил меня Коннорс.

— Да что это… Да что это такое? — сглотнул я подступивший к горлу ком.

— Ты ведь и так знаешь, Алекс. А если не понял раньше, то понимаешь всё сейчас. К тебе приходит понимание… И это больно. Верно?

— Нет… — прошептал я. — Это не я… Это всё ты…

— Нееет… — протянул Коннорс, а затем ткнул пальцем мне в грудь. — Ты! Это твои приказы убили десятки невиновных! Это твои пули убили десятки моих солдат! И это всё не может остаться просто так. Кто-то должен ответить за твои грехи, сержант. Так кто же это будет?!

Я молчал, не в силах произнести больше ни слова. Откуда? Чёрт возьми, ОТКУДА он всё это знает?! Что ты за дьявол, полковник?!

— Последний день Эль-Кувейта… — негромко произнёс Коннорс, глядя на картину. — Да, я назову её именно так… Апокалипсис был вчера, а сегодня было то, что наступает после отчаяния… И как я не пытался… Как я не пытался, я не смог сбежать от того, что здесь случилось… И я сломался.

Полковник вздохнул и склонился голову, а затем зашёл за картину и двинулся на балкон.

Какое-то время я стоял перед картиной, а потом, больше не в силах выдерживать этого зрелища, захромал следом за Коннорсом.

Перед огромными обзорными панелями из сверхпрочного стекла, сквозь которые открывался величественнейший вид на ночной Эль-Кувейт, стоял офисный стул. А на нём спиной ко мне сидел полковник, держа в правой руке серебристую «беретту».

— Полков… Фрэнсис? — хрипло произнёс я.

— Я, — сразу отовсюду и ниоткуда донёсся слегка ироничный голос Коннорса. — Не похож? Подойди поближе, Алекс.

— Я устал от всех этих игр, Фрэнсис, — прохрипел я, шагая вперёд.

— Поверь мне, Алекс — это не игра…

И подошёл и развернул стул к себе. В нём сидел иссохшийся мертвец, похожий на мумию, и одетый в армейский камуфляж с полковничьими орлами и табличкой «Ф. Коннорс». Плечи кителя были все в тёмных брызгах, на полу под стулом валялась пистолетная гильза, а левый висок трупа был разнесён вдребезги. Я, словно сомнамбула, наклонился и подобрал валяющийся на полу пистолет.

— Хммм… Кажется, слухи о том, что я жив… Немного преувеличены, — иронично произнёс Коннорс, выходя из-за моей спины.

Всё вокруг неожиданно погрузилось во тьму. Исчезла Башня, исчез Эль-Кувейт и весь мир. Осталась лишь тьма, в которой были я, полковник и труп полковника на стуле передо мной.

— Н-невозможно… — неверяще произнёс я, мотая головой.

— Уверяю, Алекс — очень даже возможно, — возразил мне Коннорс.

— Но как?!

— Не тот вопрос, Алекс. Не «как?» — «почему?». Почему всё сложилось так, как сложилось? Почему, хрупкое равновесие нарушилось? Потому что ты сделал ошибку, Алекс! И ты продолжал делать ошибку за ошибкой! Тебе здесь не должно было быть. Вы должны были найти агента Махоуни или его кейс с документами. Но вы не должны были играть в миротворцев! Это не было вашей задачей. Вы же наёмники, Алекс. Вам платят за то, чтобы вы делали порученное, а не пытались наносить добро, подвергать заботе и причинять справедливость. Это была не ваша война, Алекс.

— Но это всё не моя вина! — в отчаянии произнёс я.

— Правда? — деланно удивился полковник. — А я думаю, что как раз твоя. Остановись ты ещё в начале, сделай как тебе предлагали твои товарищи — перебить «танго», связать Махоуни, сунуть кляп и отволочь его к точке эвакуации… И ничего бы этого не было. Ты понимаешь меня, Алекс? Ничего бы этого не случилось! Но ты пошёл вперёд. И ради чего?

— Мы хотели… — я запнулся. — Я хотел…

Но я не знал, что ответить. Я просто не знал, что ответить, чёрт возьми! Как описать то, что атмосфера царящей вокруг тебя безнадёги и липкого невыраженного ужаса, лишает способности мыслить логически? Как описать то, когда вместо разума остаются эмоции? Как объяснить, что ты поддался всему этому? — А чего «остынь, Си Джей»? Что за херня! Мы уже не понимаем, что делаем! Сначала мы убивали «танго», потом убивали американских солдат, а теперь и гражданских начали убивать, да? Что дальше — начнём убивать друг друга?! — У нас не было выбора! — Ни хрена! — сплюнул снайпер. — Может, тебе и нравится быть убийцей, а мне нет! Я своё дело знаю, я на такое не подписывался! Какие слова подобрать, чтобы убедить, что это всё действительно не твоя вина? Но…

— Я не виноват! — выкрикнул я.

Но меня хватало лишь на это. Полковник в ответ расхохотался ледяным смехом.

— Нужно иметь силу и смелость, чтобы отрицать правду, Алекс, — произнёс он, с мрачной ухмылкой глядя на меня. — А когда правду нельзя отрицать — нужно создать свою. Верно?

— Проверка… — медленно произнёс я, глядя на болтающихся под мостом трупы. — Хотите сказать, что проверка в этом? Мы должны сделать выбор? Трупы были давнишними — один был одет в остатки камуфляжа, а второй — в простую рубашку и брюки. Кем они были раньше? Да кем угодно. Тот, что в камуфляже вообще мог быть даже американским солдатом… Я медленно поднял автомат и прицелился в того, что был одет в гражданскую одежду… Но в последний момент перенацелил автомат на солдата и выпустил короткую очередь, ударившую по иссохшейся мумии .

— Правда в том, Алекс, что ты хотел здесь стать тем, кем не являешься, — продолжал Коннорс, глядя мне в глаза. — Ты хотел быть героем! Ты так долго жил без всякой цели и смысла, каждый день спрашивая себя, почему ещё не пустил себе пулю в голову, что однажды пожелал высокого смысла для своего существования. Ты решил, что если всё ещё живёшь, то это ради какой-то высшей цели. И ты решил, что тебе суждено стать великим героем! Остановить войну, спасти невинных, принести порядок и покарать сидящего в башне злодея.