The Мечты. Бес и ребро
Шрифт:
Так прошла неделя. Началась следующая. Она репетировала Бланш, постепенно становясь ею и не понимая, кто над кем властен больше. Потерянные мечты, говорят, разрушают человека, и потому она запретила себе мечтать.
Но их вечерние телефонные разговоры с Маличем вошли в привычку из разряда тех, с которыми совсем не хочется расставаться. Иногда она пересматривала его фотографии. Те, на которых был он сам – сохраняла на компьютер, не задумываясь особенно, что случится, если до них доберется Олег.
В сущности, дело оставалось за малым – и правда найти жилье, как бы сильно это ни ударило по ее бюджету.
Впрочем, довольно скоро выяснилось, что несложившееся не стоило сожалений.
Потому что это только ей – ничего не дано, а другим – вполне себе.
О том ничего не предвещало. В общем-то, это был бы вполне обычный день, наверное, если бы она не знала, что Андрей прилетает. Накануне вечером поговорить они не успели, но он предупреждал, что Вадим устраивает ему прощальную вечеринку, и это означало, что он будет занят. Впрочем, Стеша не особенно расстраивалась по этому поводу, надеясь наверстать ночью, когда он объявится – а он обязательно объявится. Не может не объявиться. Она же ведьма – нарочно ворожила над телефоном, чтоб тот зазвонил. Тот и зазвонил, только на экране едва помещалась морда Олега Панкратова, банкира и человека широчайшей души. И куда деваться с этой географической широты, она имела весьма слабое представление.
Стефания трусливо не взяла трубку, но после этого фиаско все-таки легла спать с тем, чтобы уже утром снова впрячься в колесо, в котором бежала маленькой юркой белкой, не останавливаясь и не видя цели. И поглядывала на часы, гадая, когда может прилететь его рейс – ведь он же должен позвонить? Ведь да?
Пропущенный от Андрея Стеша обнаружила, уже добравшись до театра. Сжимала в руках телефон и недоуменно пялилась на экран, не вполне соображая, как умудрилась не услышать вызов среди шума клаксонов и городской суеты. А на ее ответный звонок вселенная отозвалась ледяным равнодушием и фразой: «Абонент временно недоступен, перезвоните позднее».
Жильцов сердился на нее за невнимательность, Артур недоумевал в чем дело. Ее названная «сестра Стелла» недовольно поджимала губы.
«А ну дыхни! – рявкнул, в конце концов, Аркаша, вскочив к ним на сцену, преисполненный уверенности в том, что она: - Пила?!»
«А ты, что ли, трезвенник?» - ласково огрызнулась Стефания, пустив струю воздуха ему в лицо. Аркаша пил, как лошадь. Только с отличием в одну лишнюю букву «к» в слове «вода». Но он был мужчиной, а у мужчин таких шлейфов, как у баб, не бывает. К талантливым же мужчинам и вовсе относятся с некоторой долей снисходительности: великим простительно.
Недоверчиво глядя на нее, Жильцов объявил, что все свободны, а ее не отпустил, завалившись к ней в гримерку и шутливо выдав пригвоздившее ее к стулу:
– Адамова, ты что? Влюбилась?
Потом с глухим стуком расческа грохнулась
на трюмо – уронила, а сама Стефания, не мигая, уставилась на собственное отражение в большом зеркале и повторила про себя тот же вопрос: Адамова, ты что?– Тебя стучать учили? – не без труда выдавила она сквозь несколько тарахтящие в голове помехи.
– Ты сегодня в двух местах забыла текст и вела себя как рыба мороженая.
– Мороженая рыба никак не может себя вести. Она дохлая.
– Это ты с Артуром дохлая. А так выглядишь живее всех живых, и это настораживает. Если опять в фонтан полезешь – грохну.
– Не переживай, не полезу. И зеленкой никого больше поливать не буду. Работа мне пока дорога! – отшутилась она в ответ, медленно подняла расческу и продолжила расчесывать волосы, как ни в чем не бывало. Пытаясь отбросить себя во времени назад, до этой минуты, чтобы не задумываться над озвученным посторонним человеком предположением, от которого даже дышать становилось больно.
– Для твоего же блага – лучше бы ты запомнила то, что сейчас сказала, - пожал плечами Жильцов, не обратив внимание, как в ее глазах прямо в эту минуту задвигалась литосферная плита, а в расселинах заалела магма. Какой, к черту, алкоголь, когда ее и без оного сейчас так штырит?
– Для твоего блага тоже, потому что Лиля Хомченко по-прежнему ни на что не годна! – между тем, деловито ответила Стефания.
– Адамова, не хами!
– Даже не пытаюсь. В моем возрасте уже не влюбляются, Аркаш.
– Скажи это моей бабушке. Она в прошлом месяце вышла замуж в третий раз, а ей восемьдесят пять.
– В возрасте твоей бабушки это называется не любовь, а маразм. И я, когда влюбляюсь, играю лучше и вполне работоспособна.
– Что целиком подтверждается последними гастролями! – рассмеялся Жильцов и свалил, не успев разглядеть, как подлетели вверх ее темные брови. Это что? Это комплимент? От Аркаши?! Ее работе?
А ведь всего пять минут прошло. Как пришел, так и ушел.
На часах – четыре пополудни.
На небе – натянуто серое полотно туч.
В воздухе – духота и тяжесть.
Пляж – забит.
Стефания – уперлась в салон. Маникюр. Педикюр. Стрижка. Укладка. Для себя. Конечно же, для себя.
Может быть, у него сел телефон? Неужели не нашел, где зарядить?
Может быть, он приедет ночным поездом? Наверняка так удобнее.
Может быть, она влюбилась?
Не дай бог!
Трубка ожила в начале восьмого вечера, когда Стефания готова была наплевать на собственное решение не лезть больше, пока Андрей не объявится, и перезвонить ему еще раз, чтобы узнать, добрался ли он, и если добрался – то все ли в порядке. Вряд ли это можно счесть за навязчивость.
Звук звонка заставил ее дернуться от рук Наташи, завивавшей ей кудри, и схватиться за телефон. Смена эмоций на ее лице впечатлила бы любого из преподавателей театрального, где она училась. От волнения и радости до холодноватого блеска глаз, полных разочарования.
– Да, Рит! – буркнула Стеша, и парикмахерша укоризненно покачала головой.
– Привет! – услышала она в трубке, и там, судя по голосу, глаза были на мокром месте.
– Марк приходил?
– Нет, не приходил! Мы поругались, - всхлипнула Рита, – поэтому он не приходил.