The Мечты. О любви
Шрифт:
Она оплела его шею и не менее самодовольно ответила:
— А правда, что секс — лучшее лекарство при стрессе?
— Проверим!
Картошку, к слову, они потом все-таки пожарили и блаженно наворачивали ее прямо со сковородки посреди кухни в первом часу ночи в прикуску с соленьями от Лены Михалны — тоже сразу из банки. Потом пили чай, потому что после соленого всегда хочется пить. А потом, согласно Юлькиному прогнозу, ложиться было уже поздно — все равно Андрей скоро проснется. Потому вылечив стресс, сгоняли калории.
Но, тем не менее, им повезло.
… женщина перешагнула через порог
В 22:30 той же самой ночи ключ повернулся в замке, и механизм щелкнул, открывая дверь. Сначала на небольшую щель, в которую полился тусклый свет из подъезда. А потом шире, обозначив силуэт невысокой стройной женщины. Женщина перешагнула через порог, протянула руку, зашарив по стене внутри квартиры, и, найдя выключатель, зажгла лампу в прихожей. Женщина устало провела рукой по волосам и бросила на ближайшую полку клатч. Женщина подняла глаза и наткнулась на здоровенный чемодан и сумку у противоположной стены.
Женщина вздрогнула и негромко позвала вглубь квартиры:
— Сень? Ты дома?
— Добрый вечер, — сдержанно проговорил Коваль, показавшись в коридоре, и подошел к ней, чтобы помочь снять пальто. Она моргнула тщательно подкрашенными ресницами — свежеподкрашенными, потому что после оглушительных рыданий, которые душили ее, когда ушли дети, нужно было устранять последствия. Все устранить не удалось — лицо по-прежнему выглядело чуть отечным и потому на свой возраст. Только странно блестящие глаза казались неожиданно детскими. И сейчас эти глаза смотрели на Арсена Борисовича настороженно и будто бы ожидая удара.
— Прости, я сегодня поздно, — проговорила Нина Петровна и все-таки кивнула на чемоданы: — Это что?
— Мои вещи, — просто ответил Арсен Борисович, повесил ее пальто и, достав из тумбочки тапочки, поставил перед ней.
— Какие еще вещи?
— Какие есть. Тебе список озвучить?
— Ты же понял, что я спросила. Зачем ты…
— Капитулирую, — уныло хмыкнул майор.
Нина Петровна замерла, пропуская через себя даже не слово, а интонацию, с которой оно было сказано. И все еще не веря, проговорила:
— Я ничего не соображаю сейчас, Сень. У меня был тяжелый день… объясни, пожалуйста, толком.
— Тяжелый день? — уточнил Коваль, чуть вскинув брови, и кивнул. — Ну да, тяжелый… Ребенок где?
— У его родителей, — не стала она ничего отрицать. — Но я бы его и так к ним привезла. Он заснул, а я, дура, телефон на беззвучный поставила… и как не в себе была.
— А когда ты его забирала — была в себе? — равнодушно
спросил Арсен.— Не в себе, Сень. Я… меня переклинило. Как затмение какое-то. Мне было очень больно, но я правда шла в сад только чтобы посмотреть на него. А когда знакомую встретила, то… на меня нашло что-то. Я потом такого им наговорила…
— Зато сделала по-своему.
Она проглотила. Смотрела на него во все глаза, пока в висках продолжало долбить его голосом: «Капитулирую». И не двигалась с места, будто бы тем, что стоит, загораживая дверной проем, что-то может остановить. Чему-то помешать.
— Они меня не простят, да? — пересохшими губами проговорила Нина Петровна.
— Откуда мне знать, Нин, — пожал он плечами, — но я бы их понял, если честно.
— А ты?
— А я дошел этот свой путь до конца.
— Все-таки объясни мне, что это значит, потому что я правда не понимаю.
— Я ухожу, — бесстрастно сообщил очевидное Коваль.
— Сейчас? Ночью? Куда?
— Я же не бездомный, — усмехнулся он. — В свою квартиру.
Нина Петровна поймала себя на том, что перестала дышать. Просто забывала сделать вдох все эти несколько реплик. И сейчас ей не хватало воздуха.
Она всегда знала, что Арсен ее любил. Это была константа и аксиома всей ее жизни. Даже когда еще был Рома, а она — была Роминой женой.
Она всегда знала, что где-то за спиной, подставляя ей плечо, всегда будет Арсен. И последние годы его дом был здесь. Где она.
Она всегда знала, что он не унизит ее ни чувством вины, ни необходимостью извиняться, потому что понимал ее куда лучше других.
А теперь, выходит, перестал? Или она перестала?
— Ты это давно решил? — спросила Нина, пытаясь разобраться — он или она.
— Сегодня. Звонил Богдан, — он рубил фразы, как в учебке. — Искал тебя.
— И ты из-за этого?
— Нина, я устал, — Арсен провел ладонью по лицу, с силой потер лоб и прищелкнул языком. — Задолбался делать вид, что все в порядке.
— А если я попрошу тебя остаться? — глухо сказала Нина.
— Заведи кокер-спаниеля, — Коваль потянулся к вешалке и снял куртку, одновременно с тем сунув ноги в туфли.
— Сеня, ты, конечно, свободен идти, но учти, что я не буду просить вернуться, — на пределе выдержки сказала она, так и не отступая от двери.
Арсен молча сунул руки в куртку, закинул на плечо ремень сумки и дернул на себя чемодан. Обернулся, бросил на нее быстрый взгляд и спокойно проговорил:
— Я и не надеялся.
Ей ничего не оставалось, кроме как отступить в сторону. Тогда как хотелось спросить, почему не надеялся. Почему?! Судорожно искала, чем может его удержать, и к своему ужасу сознавала, что все проговорено. Ни одного слова нет. Ни единого. Как тогда, когда в дверном проеме стоял Рома на свое сорокапятилетие, спешащий от нее к другой женщине, а она не смогла задержать его рядом с собой, потому что он вдруг стал совсем чужим, совсем не ее.
Но ведь Арсен — не Рома.
— Хорошо, — кивнула Нина. — Если тебе так будет лучше, то хорошо…