The Телки. Повесть о ненастоящей любви

— Фантастика! — честно удивляюсь я. — Бывает же такое совпадение!

— Ага. Не знала она, какой я. Как телок мне подгонять по десятке, это она знала. Их я, значит, несчастными не сделаю, а ее дочь непременно сделаю!

— Ну, она, типа, мать, — предполагаю я.

— Именно что «типа». В общем, лечу на прошлой неделе в Киев, встречаюсь с Алиной и во всем ей признаюсь. Что искал жену в агентстве ее матери, что теперь мать узнала о наших отношениях, я не знал, что она — дочь, и прочее. Люблю, трамвай куплю, хочу жениться, и непременно чтобы сразу детей. Много.

— А ты до самого звонка этой бабы ничего не знал? Не пробивал, что ли? — сомневаюсь я.

— Нет, конечно! Я ж тебе говорю — влюбился! ВЛЮБИЛСЯ! В общем, я ей начинаю рассказывать, а она так внимательно на меня смотрит (куда только робость делась) и говорит: «Леш, ты не парься, я знаю, что мать в курсе, не обращай внимания, она просто в долю хочет упасть!»

— В смысле?!
– не понимаю я.

— В ПРЯМОМ! Сука-мать хочет упасть в долю на квартиру к суке-дочери! — Леха отпивает водки прямо из горла. — Алина мне говорит: «Ты же в своем репертуаре, да? Ты же — "кальмар"?»

— Это кто?

— Мужик, который одновременно поддерживает отношения с несколькими девушками без серьезных намерений. А…

— «Ну, ты же не жениться на мне собрался, правда? Пока кольца и поездки шли, мать молчала, а как квартира всплыла, решила выступить, чтоб цену набить. Не обращай внимания. Она просто жадная очень!» — И все это сообщает мне любимая девушка, моя будущая жена…

— Ужас, — тихо говорю я.

— Ужас, — кивает Леха. — Раньше женщины пиздой брали города, а теперь — квартиры. Чувствуешь разницу?

Он снова начинает плакать.

— Андрюша, кругом одна падаль, такие дела! Любви нет, ничего нет, бабы стали телками, а мужики — кальмарами. Все фальшь, кидалово…

— Левый расчет, — дополняю я строчкой КАЧ.

— Левый расчет… послушай, что я тебе скажу, — всхлипывает Леха, — послушай меня. Ты эту девушку, с которой пришел, уводи отсюда. Вставай прямо сейчас и уводи. И никогда не появляйся с ней в местах, в которых мы с тобой обычно тусуемся. Не показывай ей все это. Она молодая, хорошая, у нее еще есть шанс. Главное — не испортить. Ты молодой еще, ты ничего не понимаешь. Береги любовь, если она есть. Не говори о ней никому. Спрячь за пазуху. Держи все в тайне, всем ври, рассказывай, что ты такой же ублюдок, как и остальные. Иначе они разорвут твои чувства. Растащат, превратят в свое обычное блядство. ИХ ВЫВОРАЧИВАЕТ, ЕСЛИ КТО-ТО НЕ ПОХОЖ НА НИХ! Им страшно становится оттого, что они когда-то были другими, но все просрали… беги… беги отсюда. Бери ее и беги…

Леха снова таращит на меня безумные глаза, и мне реально становится страшно. Я встаю, киваю и начинаю пятиться назад. Упершись в дверь, словно выдавливаю ее спиной и вываливаюсь в коридор…

Ошеломленный и подавленный, возвращаюсь в гостиную. Здесь народу заметно поубавилось. Я рыскаю взглядом по комнате в поисках Кати, но ее нигде не видно! Нет и ее гребаной подруги! В смятении бегу на кухню, но нахожу там только Игоря с Костей.

Они полулежат на диване и кажутся спящими. Только их дергающиеся в такт музыке ноги свидетельствуют о том, что на самом деле они не спят. Хотя то, как они выглядят, трудно назвать бодрствованием. По жизни, причем. Я подхожу к ним. Останавливаюсь и смотрю сверху вниз. Так проходит минуты три, затем Игорь приоткрывает левый глаз, фокусирует взгляд на мне и поднимает два пальца вверх. Они одновременно перестают дрыгать ногами, и Костя, не открывая глаз, спрашивает:

— Потерял чего? — после этой фразы они начинают глупо подхихикивать.

— Любовь, чуваки. Любовь потерял. Вы не находили?

— В смысле? — переспрашивает Костя.

— ГДЕ КАТЯ?!

— Да кто это? — говорят они хором.

— Моя любимая девушка, с которой я пришел сюда. Я вам ее показывал час назад! ГДЕ ОНА?!

– ору я на них, понимая, что Катя, конечно, не выдержала нахождения в этом бардаке и свалила. Чертов Леша с его соплями! Вот так и просираешь шансы, которые тебе дает Судьба!

— Зачем тебе любовь, чувак? — говорит Игорь. — Она слишком сентиментальная. Сожри «Феррари», пойди потанцуй.

— Вы точно придурки! Мне не нужно экстази, мне нужны чувства, врубаетесь?

— А… — тянет Игорь. — Ты про Катьку, что ли? Так она с Ринатом, наверху.

— С КЕМ??? ГДЕ???

— С Ринатом, с нефтяником, — вторит Костя.

— И это, по-вашему, нормально? Это такая офигительная норма теперь? Моя девушка наверху с этим козлом, а мои друзья совершенно спокойно мне об этом говорят!!!

— Твоя девушка… моя девушка… его девушка… какая разница? — устало ворчит Костя, не открывая глаз. — Подожди, Дрончик, скоро они спустятся, и будет опять твоя девушка.

И тут они снова начинают хихикать…

— Действительно, не век же им там сидеть, — говорит Игорь.

— Смотря на чем, — резонно замечает Костян, — смотря на чем, брат…

— Да пошли вы оба, свиньи!!!
– ору я, чувствуя, как к горлу подступают слезы, разворачиваюсь и быстро иду наверх.

При слове «свиньи» мне вспоминается реклама на борту троллейбуса. Плакат изображал детскую передачу «Спокойной ночи, малыши!» со свиньей и зайцем. «Хрюша и Степашка, двадцать лет на "Первом"». Реально, сфотографировать бы сейчас этих обдолбанных кретинов да поместить на плакат антинаркотической кампании, снабдив тем же слоганом.

— Отлично выглядишь! — кричит мне в спину Костя.

Интересно, он все-таки открыл глаза или нет? Я оборачиваюсь и нахожу их в тех же позах, что и десять минут назад. Они снова кажутся спящими. И снова дрыгают ногами, пытаясь попасть в такт музыке.

На втором этаже три спальни, в каждой кто-то кряхтит, стонет, ойкает и хихикает. Я, как шпион или плохая горничная, поочередно обхожу все двери и прислушиваюсь к происходящему за ними. Мне безумно неловко, мерзко, стыдно, но самое главное — ужасно жалко себя. Я хлюпаю носом (от кокса или от слез — не знаю), вытираю рукавом глаза и подхожу к последней двери. Сомнений нет — из-за двери раздаются ублюдские «хи-хи» Машки и Катькин голос. Вот так…

Я закуриваю и, опустив голову, спускаюсь вниз по лестнице. Может, дверь им поджечь? Потом сломать о голову Рината стул? Или уебать вазой! Потом выволочь эту сучку Катю за волосы и избить ногами! А что это изменит? Кого, а главное, чему это научит? В следующий раз будет не Ринат, так уж точно Марат…

— Привет, красавчик, ты куда пропал? — вижу держащуюся за перила возрастную Леру. — А я думала, ты уехал! — Она игриво улыбается и постукивает по перилам длинными гелевыми ногтями.

Я настолько не в себе, настолько раздираем злобой и отчаянием, что просто говорю ей:

— Пошли в ванную, — и, ухватив за талию, тащу за собой.

В ванной Лера садится на унитаз. Пока она пытается расстегнуть мне молнию на джинсах, ее лягушачий рот округляется, как у человека, который хочет выпустить кольцо дыма, и она подается вперед. Несмотря на три попытки, молния не расстегивается, впрочем, рот Леры все еще остается открытым. Она настолько бухая, что ее мозг работает, как «подвисающий» компьютер — следующая операция накладывается на текущую, в результате чего ни одна из программ не выполняется. Ситуация настолько комична, что я прикладываю руку ко рту, чтобы не засмеяться. Воистину смех сквозь слезы! Я смотрю на себя в зеркало и… черт, не может быть! Я замечаю у себя на виске седой волос. Вот тебе и любовь-морковь!