Тиара боли

Когда Тина вернулась в его жизнь, Руслан не сразу узнал ту девочку-студентку из минувших лет, превратившуюся в породистую, опасную хищницу, желанную для женщин и мужчин, но хладную ко всем живым существам. Она протянула ему руку помощи, явившись нежданным чудом избавления, и много говорила о том, что не помнит обид, и отдаёт долг той теплоте, что когда-то связывала их в цветущей юности. Деньги и связи Мельниковой совершили невозможное: после экспериментальной терапии Аня впервые за прошедшие годы произнесла несколько слов, а родители Ланина смогли при помощи медперсонала сделать несколько осторожных шагов по новой чистой палате. Вскоре медленно смог подняться со своей койки и дядя Руслана, а сестра даже слабо пожала руку брату анорексичными от истощения пальцами. Юноша долго плакал, улыбаясь, в тот день.

Он смотрел на спасшую его семью девушку, как на светлого ангела, заискивая заглядывая в глаза бывшей подруге, и постоянно благодаря тихим шёпотом, пока Тина, смеясь, не закрывала ему рот холодной ладонью. Втайне она ликовала представившемуся шансу. И ловушка захлопнулась.

– Сегодня наверху неспокойно, – кривоногий экзекутор в перемазанном биологическими жидкостями халате неприятно оскалился широким ртом, впуская охранников, волокущих нагого юношу. Его покормили в общей столовой, где рабы ели отбросы как собаки, и, не давая одежды, привели сюда, отдав в распоряжение одному из тех, кто распоряжался чужой плотью в подземелье лупанария.

– Сказано, что не нашего ума дело, – с затаённым любопытством проговорил один из близнецов, надеясь удовлетворить его через болтливость хозяина этой части борделя.

Четыре экзекутора царили в преисподней Гоморры, подготавливая рабов для извращенных утех изобретательных клиентов. В отличии от хозяек, они не имели никакой административной власти, но Госпожа ласково относилась к звериным душам бесов этой геенны, и в своём мире они были ровней восьмерым её хищницам.

– Раз сказали, значит так оно и есть, – отрезал Войцех, разочаровав охранника и жадно разглядывая юношу с профессиональным любопытством.

Экзекутор был умён. Много мужчин и женщин прошли через его руки, глубоко в душу впивались черные цепкие глаза, безошибочно угадывая самые уязвимые места. Когда мужчина беззастенчиво ощупал юношу, Руслана вырвало от отвращения, и Войцех издал короткий довольный смешок. Ему это было видеть не впервые.

– Брезглив, труслив, нежен и слаб, – оценил экзекутор беспомощного молодого человека, поправляя очки в металлической оправе и плотоядно цокая языком, – Будет легко и приятно работать.

Он был из тех немногих, кто с удовольствием и энтузиазмом совмещал свои обязанности в лупанарии с основной работой. Учащимся педагогического университета и в бредовом сне не могло бы привидеться второе «я» тихого некрасивого доцента.

Войцех отпустил охрану. В его распоряжении были слуги поинтереснее. Раб-мулат громадного роста, одетый только в бурую набедренную повязку и широкий кожаный ошейник крепко схватил юношу за шею железной пятернёй и поволок к причудливым фиксаторам, предназначенным, чтобы надежно сковывать человеческие тела в самых откровенных позах. И новый круг ада раскрылся для беспомощной жертвы Гоморры.

– Теперь ты родишься заново, – вдохновлённо изрёк экзекутор.

Искреннее сочувствие и неподдельное участие проявилось в тёплых словах Тины, когда оказалось, что даже её возможности не безграничны. Животворный поток финансирования операций и процедур иссяк. И снова начались дни отчаяния и горя. Больничные койки мёртвой хваткой вернули себе тела Ланиных, из которых теперь круглосуточно тянулись прорезиненные трубки катетеров. А на лице их одиннадцатилетней дочери снова угас появившийся на краткое время слабый румянец. Металл и стекло медицинских приборов и инструментов не спасали от хлыстов батонеби, внезапная надежда захлебнулась гноем разрушающейся плоти.

Врачи по-прежнему отводили глаза на все вопросы о природе заболевания. Удалось установить только, что больные не заразны: страшный недуг не передается ни одним из известных путей, и умрёт вместе со своими носителями. Тогда юноша упал перед своей благодетельницей на колени в неистовой мольбе.

Бывшая возлюбленная, не спеша и притворно колеблясь, поведала молодому человеку о месте, где он сможет работать, чтобы спасти свою семью от мучительной смерти. Она обещала такой высокий доход, которого хватит, чтобы оплатить лечение, способное остановить регресс. Но посоветовала не медлить с решением. И Руслан не потратил на раздумья ни одной лишней минуты.

Противоречия и слепые эмоции ранней юности легко и без сожаления поджигают вечные ценности морали, наслаждаясь красотой разрушительного пламени. Самодовольно молодость требует у взрослого мира индульгенции своим безумствам, оправдываясь буйством крови и чувств. И Руслану хотелось идти – нет, бежать – все дальше и дальше по дорогам жизни, а вовсе не запираться в маленьком мирке скучного уюта. Он не знал о беременности Тины, но и это не заставило бы юношу на заре своей молодости, обладавшего богатством, харизмой и привлекательной внешностью заковать себя в оковы семейного счастья и усмирить шторма своего внутреннего моря. Греческая красота и уверенные манеры пресыщенного обожанием ловеласа бросали в его объятия такое количество женщин, что сама мысль о свадьбе казалась смешной. В то время думалось ему естественным и разумным пренебречь чувствами какой-то очередной влюблённой девчонки ради яркого праздника будущих лет под гром незримых аплодисментов. Его ласкали замужние женщины, и ублажали молоденькие девчонки. Друзья любили и уважали, а родители гордились, что, несмотря на избалованность, их сын не превратился в капризного инфантила, а обладал трезвым рассудком и расчётливым умом. Дорога в будущее Руслану была обеспечена.

Но теперь ему не нужно было так много, и даже десятой доли того. Только чтобы снова вернулась его семья, и в доме зазвучали родные голоса. Ради этого он готов был на всё, и слова Тины, с самого начала не скрывавшей особенностей работы жрецов любви в лупанарии, не остановили его. Может он рассчитывал, что его утончённая внешность будет предлагаться только возрастным жеманницам, не жалеющим денег на свое баловство перед стремительно надвигающейся старостью. А может и вовсе не думал ни о чём, подписывая странные бумаги «трудоустройства». В тот момент он так сильно доверял Мельниковой, что и в мыслях не имел вникать в пространное соглашение и полные пустословия доверенности. Но даже сейчас, в преисподней Гоморры, у Руслана не было ответа: смог ли бы он отказаться, зная, что его ждёт?

– Скоро ты забудешь, что ты такое, и все, что было в твоей жизни вне этих стен, – почти нежно проговорил Войцех, отступая и любуясь делом своих рук и больного воображения.

Юноша, перепачканный слизью и смазкой, лежал без чувств на гинекологическом кресле. Шесть часов самых мерзких истязаний лишили Руслана сознания, но тело ещё вздрагивало в судорогах. Первым его взял раб-мулат. А потом пришли и другие. Экзекутор внимательно наблюдал и приказывал. Жертву насиловали снова и снова, накормив сильными возбудителями, и принуждали самого выплёскивать семя, которым пленнику вымазали лицо. Его били током и плетьми, подвешивали, растягивая суставы и пытали гениталии. Заставляли мастурбировать во время мучений и давясь чужой плотью, а потом самому вымаливать новые унижения. Всё, что делали с юношей в комнате экзекутора, было подчинено одной цели: искалечить сознание, затравить и вырвать собственное «я», превратить отвращение в зависимость от порочных омерзительных страстей и уничтожить свободу разума.

Конец ознакомительного фрагмента.