Тиасса
Шрифт:
Сделав так, она попросила об услуге ту, кто, хотя и не будучи богиней, владела могуществом, какого страшатся даже боги, а также обладала некоторыми иными умениями..».
— Что это? — спросил Такко, глядя на лежащую на столе бумагу.
— Чертеж гнездышка Киерона, — сказала Сетра.
— Гнездышка?
— Ну или дома, если угодно.
— На Дорогах?
— Да.
— А зачем он тебе?
— Нам нужно скопировать его.
— Нам?
— Некромантке и мне.
— Зачем?
Сетра указала на маленькую серебряную вещицу на столе.
— Чтобы спрятать это под
Такко хотел спросить, зачем, но в итоге решил этого не делать. Он взял артефакт, поднял и стал рассматривать с разных сторон.
— Пожалуйста, осторожнее, — попросила Сетра Лавоуд. — Нежность — не самая сильная твоя сторона, а если с ней что-нибудь случится, мне придется объяснять то, чего я совершенно не хочу делать.
— Кому объяснять, выходцу с Востока? Что он нам?
— Нет, Вирре.
Такко пожал плечами и поставил вещицу обратно на стол.
— Богов я не боюсь.
— Дело не в страхе, — отозвалась Чародейка, — а в доверии.
— Богам я не доверяю.
— Я имею в виду…
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Я всегда это знаю. Что ты собираешься с ней делать?
— Использую, потом верну Владу.
Такко всхрапнул.
— А он что с ней сделает?
— Понятия не имею. Но она — его, во всяком случае сейчас.
— Да уж. А для чего собираешься использовать ее ты?
— Вирра попросила меня об одолжении.
— А взамен?
— Это одолжение, не сделка.
— Я не доверяю богам.
— У нас общий враг, — заметила Сетра.
Такко не отвечал. Сетра поднялась и взяла со стола серебряную тиассу.
— Это не так уж много. И вообще, чего все это ради?
— Позволь объяснить.
— Добром это не кончится, — заметил Такко.
В месте между сушей и морем, между правдой и легендой, между рукотворным и божественным — в месте, именуемом Дорогами Мертвых — есть четыре каменных ступени, ведущие вниз в ничто. Возможно, это символ. В этом месте символично практически все.
В нескольких шагах правее лестницы в ничто находится нечто геологически немыслимое: чистый луг, а на нем круг из обсидиана, выше человеческого роста и футов пятнадцати в диаметре, и единственный изъян в этом круге — трехфутовая брешь, обращенная к западу, если только «запад» здесь имеет хоть какой-то смысл.
Разумеется, он лишь выглядит природным явлением, он был создан, чтобы выглядеть природным явлением, возможно, потому что конструктор полагал, что порожденное природой эстетически более приятно, нежели сработанное человеком. Люди часто верят, что у природы лучший художественный вкус. У самой природы мнения по этому вопросу нет.
Внутри круга нет ничего, кроме низкого и широкого ложа. Сейчас мы видим на этом ложе двоих, лежащих на спине среди переплетения одеял, рук и ног.
— Знаешь, — сказала Алиера, переведя дух, — кое-кто мог бы назвать это инцестом.
— Только не мне в лицо, — сказал Киерон.
— И не мне. Но все же.
— Сколько поколений разделяет нас?
— Понятия не имею. Сотни.
— Но ты все же помнишь меня?
— Нет. Слышала о тебе, разумеется. Читала. Но не помню. А хотелось бы. — Она нахмурилась. — Хотя, после нынешнего, наверное, нет.
— Суть
в том, что любой, кто назовет это инцестом — идиот. И в любом случае, меня больше интересует — как ты это сделала.— Что сделала?
— Это место.
— А. Это работа Некромантки. Она сказала что-то насчет соответствия.
— Кто?
— Некромантка. Она демон, не знаю откуда. Она создала место, которое повторяло твое, потом убрала одно и вставила другое.
— Так где же мы?
— Мы здесь, — проговорила Алиера, поглаживая грудь Киерона.
— Я имею в виду…
— Я знаю, что ты имеешь в виду. Понятия не имею. А это важно? Мы вместе.
— Я просто чувствуя себя иначе.
— Как — иначе?
Киерон помолчал, потом сказал:
— Живым.
— А, — отозвалась Алиера. — Это, э, это не из-за этого места.
— А из-за чего же?
— Сейчас объясню, — сказала Алиера.
— Добром это не кончится, — решил Отец Империи.
ОСОБЫЕ ЗАДАНИЯ
Тем, кто живет к северу от Адриланки, прекрасно известно, что в неудержимом движении своем, поворачивая к югу, великая река порождает заводи, мели, омуты и мелководья. Более того, в процессе этого поворота река часто выбирает упомянутые заводи, мели, омуты и мелководья для хранения случайных плавучих объектов, подхваченных ею в долгом пути с дальнего севера. Среди таких плавучих объектов может оказаться утерянное лодочником весло, утерянное купальщиком мыло, утерянный ребенком игрушечный солданик, утерянные дикой природой цветочные головки; или, порою, чье-то тело.
Мы полагаем, читатель извинит возможно избыточно театральный подход к представлению искомого объекта, которому суждено привлечь наше внимание. В любом случае, надеемся, что жизнь пока еще не стала столь незначительным явлением, чтобы ее окончание не стоило представлять с некоторым оттенком драматизма.
Тело, следует упомянуть, плыло лицом вверх и медленно описывало круг по каналу, отделенному от прочей реки короткой песчаной отмелью. Первым на него наткнулся текла, ведущий запряженную волом телегу к рынку Фавинто. Этот текла обрабатывал участок, примыкавший к реке за четверть мили до отмели; так что упомянутый текла, которого звали, заметим, Дифон, проходил мимо каждый день. В прошлом ему попадались на отмели искусно вырезанная кукла, жестяной колпак масляного светильника, трехфутовый кусок веревки из паутины креоты (сперва он принял его за бледно-желтую змею), трость — и более сорока иных интересных образцов плавучего материала, некоторые из которых Дифону удалось продать. Однако же тело он нашел впервые, и текла не был полностью уверен, что ему следует делать. Поразмыслив несколько минут, он решил хотя бы подтащить его к берегу; после работы в свинарнике и птичнике он не испытывал особого отвращения к трупам.