Тибет и далай-лама. Мертвый город Хара-Хото

На юго-востоке остров заканчивался низким остроугольным выступом, переходившим в короткую галечную косу. На этом выступе у подножья скалистого обрыва лежала U-образная лагуна. На ней плавали чайки, а на галечном валу южного берега сидели бакланы и гуси, образуя почти непрерывный ряд.

Вновь наша лодка и вещи подверглись тщательному осмотру: монахи во все входили и всему дивились. Особенное удовольствие доставил им бинокль. Наш первый лама уже окончательно освоился с нами: непрерывно говоря, он опирался на нас и настойчиво приглашал к себе. Остальные монахи также получили по хадаку и ножику, которых мы взяли как раз по три экземпляра.

Оказав честь простокваше нашего соседа, утомившись впечатлениями дня и ночи, мы уснули около лодки. В три часа дня нас разбудил ветер, налетевший с запада и взволновавший озеро. Быстро выросли белые гребни, с шумом ударявшие в побережье. Рыба тотчас ушла в глубину. Накатилась пылевая туча, и южный берег озера исчез из глаз. Водяные валы высотою в метр один за другим лизали наш берег и перекатывались через галечный вал, наполняя водой лагуну. У скалистого берега набегавшие волны покрывали громадные глыбы, торчавшие над водой на один – полтора метра.

Целые каскады брызг летели в скалы, достигавшие трехсаженной высоты.

На волнах всюду качались бакланы и чайки, как бы радуясь поднявшейся непогоде.

Мы занялись съемкой острова, отмечая направление по компасу, а расстояние – шагами. Переведя их на метры, мы получили: 1,5 км для длины южного и западного берега до перешейка, 0,6 км для окружности северо-западного мыса вместе с перешейком и 1,7 км для длины северного и восточного побережья. Таким образом, длина береговой линии всего острова равна 3,8 км (3,5 версты), наибольший поперечник (длина) – 1 650 м и ширина – 560 м (в средней части острова). У нас были три ракеты, благодаря которым мы могли дать о себе весть на берег.

Мы условились пускать их в девять часов вечера: первую – в день нашего прибытия на Куйсу, вторую – накануне отъезда с острова. Третья ракета могла пригодиться как в том случае, если бы первая попытка уплыть с острова не удалась, так и в том случае, если бы мы по какой-либо причине вынуждены были остаться на острове до зимы. Тогда мы должны были пустить одну за другой обе ракеты. Хотя накануне мы приехали в половине девятого, но ракеты не пустили, так как палки к ним были позабыты. Сегодня находчивый товарищ, воспользовавшись нашим деревянным ящиком, пристроил к ракетам хвосты, и мы сигнализировали. Сильный ветер отбросил ракету далеко в сторону. До полуночи мы сидели в своей пещере и при свете свечи вели записи. Ветер свистел вдоль скал, но к нам не проникал. Только шум прибоя глухо отдавался у нас. Восток был затянут тучей. С разрешения хозяина жилища, нашего жизнерадостного соседа, мы проломали внутреннюю стенку и могли теперь спать вытянувшись.

Ранним утром второго сентября наши знакомцы один за другим нанесли нам визиты и настойчиво приглашали к себе в гости. Чтобы никого не обидеть, пришлось гостить у них поочередно. Хозяева теперь уже применились к нашему вкусу: как только мы входили к кому-либо из них, перед нами сейчас же появлялся большой деревянный жбан с простоквашей.

Попав в столь необычайную обстановку и не имея возможности говорить с отшельниками, мы жадно ко всему присматривались, стараясь воспользоваться каждой минутой нашего пребывания на острове, чтобы запечатлеть даже мелкие черты его природы или жизни его обитателей. Об одном упущении мне приходится до сих пор сожалеть: имея в своем распоряжении один фотографический аппарат, я не решился взять его на остров из боязни попортить его и тем лишить себя возможности производить снимки на дальнейшем пути.

От центральной, господствующей над всем островом площадки падают во все стороны крутые травянистые скаты. Почва их состоит из лёсса, тонким слоем прикрывающего коренную породу острова, – гранит. Восточный и южный склоны изрыты оврагами. Некоторые из них глубоко врезались в гранитную массу, особенно в южной части Куйсу. На запад и на юг граниты обрываются в озеро изрезанными скалами высотою от восьми до двенадцати метров. Исключением является только южная оконечность острова, ее узкий перешеек в северной части: здесь мы находим отлогий, относительно мягкий берег, удобный для высадки. Как удачно мы подплыли в темноте к наиболее доступной части берега! На скалы даже днем трудно было бы высадиться.

Хотелось непрестанно любоваться своеобразной жизнью скалистого побережья. В то время как у отлогих северного и восточного берегов рыбы не было видно, около скал она постоянно держалась. Иногда можно было взобраться на глыбу, несколько выступающую в озеро. Рыбы продолжали плавать около камня, нисколько не боясь непосредственной близости человека, буквально под его ногами. Они заходили в узкие промежутки между отдельными глыбами, иногда неожиданно выплывали из какого-нибудь потайного прохода. Однородные по величине, принадлежащие к одному только роду Schizopygopsis, рыбы двигались медленно, как бы лениво, чуть не задевая одна другую. Мелких рыбок, свойственных побережью Куку-нора и водящихся преимущественно в устьях его речек, мы не видели здесь ни одной.

Нас очень занимал вопрос о способе питания этой громадной массы рыбы. Следя за рыбами, можно было сделать такое наблюдение. Камни, лежавшие под водой, были покрыты сплошным пушистым ковром водорослей, который начинался только на пол-аршина [33 см] ниже поверхности воды. Этот ковер толщиною до вершка тихо колыхался, переливаясь различными оттенками зеленого цвета! Рыбы постоянно погружали свой рот в водоросли, для чего они становились даже на головы. Казалось, они искали себе пищу в этом пышном ковре, который и служил приманкой для рыбы. Отлогий берег на северной и восточной стороне острова, покрытый галькой и гравием, не давал разрастаться водорослям вследствие постоянного движения обломочного материала. Там не держалась и рыба.

Как только бакланы спускались на воду, рыбы бросали свое занятие и плыли за ними. Нужно полагать, что они охотились за посадкой птицы, нисколько не боясь ее благодаря своим крупным размерам. Мы ни разу не видели, чтобы птица сделала попытку схватить рыбу: очевидно, последняя была ей уже не по силам. Питание самих птиц осталось невыясненным. Больше всего на острове было бакланов, которые не могли питаться рыбой, так как мелкой рыбы здесь совсем не было. Возможно, что главным источником пищи для них служил тот же ковер водорослей, хотя при человеке бакланы всегда держались вдали от берега. Чайки находили себе пищу в мелкой лагуне на юго-восточном конце острова, где они постоянно держались, в особенности в тихую погоду.

Бакланы гнездились на острове, и плоские гнезда этих птиц попадались всюду среди скал. Иногда мы находили отдельные яйца, чаще только одну скорлупу. Нередко валялись и растерзанные остатки самих бакланов, попадавших, вероятно, в лапы лисицы: крупные громоздившиеся одна на другую глыбы способствовали этим хищникам устраивать засады, гнезда же часто были расположены в совершенно доступных пунктах.

В меньшем числе на острове были чайки, крачки, гуси, турпаны, жаворонки, вьюрки, плиски и краснохвостки. В пещере, занятой нами, жила горихвостка, которая позже свыклась с нашим соседством. Из хищных птиц мы видели только сокола да слышали однажды крик сыча.

Мы старались узнать от монахов, не видели ли они в воде более крупных животных, чем плававшие рыбы, но получили отрицательный ответ. Таким образом, приведенное В. А. Обручевым [232] указание о нахождении в озере какого-то ластоногого здесь не нашло подтверждения.

Грызунов мы совсем не видели на острове, не было здесь и нор пищух, столь часто встречающихся на склонах кукунорской котловины. Лисицы, может быть, уничтожили грызунов.

Низших животных на острове было немного. Изредка наблюдались мухи и жуки. Однажды я видел муравья, тащившего мертвого кузнечика. На лёссе, под камнями, были находимы наземные моллюски (Pupa и Helix).

232

«Центральная Азия, Северный Китай и Нань-шань». Том II. (Примеч. П. К. Козлова)