Тигр в колодце

— Я могу пообещать им, что придется драться?

— Если Пэрриш там, без драки не обойтись. Кучер!

Он отодвинул дощечку позади себя и приказал кучеру остановиться. Билл взглянул на вырисовывающиеся в темноте контуры больницы Бетлем.

— Да уж, бедлам, — произнес он. — До скорого, мистер Голдберг.

Он выскочил наружу и скрылся во мраке. Кеб направился дальше, в сторону Клэпхема.

Харриет ни разу не заплакала. Мужчина, державший ее, был злой. Он все время кричал на остальных, заставлял их выбегать из повозки и открывать какие-то двери, затем подхватил ее на руки, но неправильно, и ей было больно. Она пыталась вывернуться, но он держал ее слишком крепко. Харриет еще раз попробовала, но он тряханул ее и сказал что-то грубое, отчего она чуть не заплакала, но сдержалась, крепко зажмурив глаза и сжав губы.

Потом они оказались в каком-то доме, там были лестница и дверь. Мужчина посадил ее на кровать, и комната была темной, очень-очень темной. Потом он опять сказал что-то грубое, и дверь закрылась. Девочка осталась одна в полной тьме.

Похитители не знали, что с ней делать. Они вообще ничего не знали. Они даже не сняли с нее ботиночки.

А потом произошло то, чего она ждала, но ничего не могла с собой поделать: что-то теплое разлилось у нее под одеждой, промочив платье, пальто и постель, на которой она сидела; и тут Харриет поняла, что никто не придет помыть ее и что сменной одежды тоже нет, что больше никто ей не поможет, что она осталась одна на веки вечные, потому что мама потеряла ее.

Она затряслась всем своим маленьким тельцем и заплакала.

Мишлет гладил ее по голове. Он сбрызнул одеколоном свои руки, шею и грудь, и от этого сладковатого запаха ее начало мутить, но еще больше тошнило от его мерзких поцелуев.

— Он не спит? — прошептала Салли. — Поэтому мы не должны шуметь?

— Он спит очень чутко. Доктор прописал ему снотворное, но он все равно постоянно просыпается. У него сильные боли в спине. К тому же обезьяна его достает… Не думай о нем, Луиза.

— Бедняжка. Так его жаль. Как же он одевается? Как моется?

— Я помогаю ему. Во всем. Еще один слуга помогает мне поднять его, а все остальное делаю я.

— А что с ним случилось?

— Почему ты спрашиваешь? Не думай о нем, Луиза. Я-то ведь не парализован. И ты тоже. Смотри, как красиво ложится отблеск свечи на твою кожу… Вот. Дай поцелую твою ручку…

Что-то монотонное, будто глухой барабан, стучало в голове Салли. Ей казалось, она открыла какую-то тайну, какой-то секрет. В ней затаилось подозрение, о котором она не хотела думать, то, о чем она знала все это время, но боялась взглянуть правде в глаза… Салли чувствовала, что находится в поезде, в котором нет машиниста. Она дернула рычаг, локомотив стронулся с места, и теперь она не знала, где тормоза. Состав ехал все быстрее, и ей приходилось дергать все рычаги подряд, заставляя поезд лететь с еще большей скоростью, потому что даже крушение будет лучше, чем это неумолимое, безостановочное движение вперед…

Глаза Мишлета сверкали. Он витал где-то далеко. Заметив это, Салли впервые осознала, какой опасности себя подвергает, потому что поняла: Мишлет просто сумасшедший. Она задумалась, сможет ли в случае чего дотянуться до пистолета. Кстати, где он? Не дотянуться…

И тут из соседней комнаты раздался голос Цадика.

— Мишлет, иди сюда, — громко позвал он. Мишлета передернуло, он пришел в сознание, встал, протер глаза и надел халат, прежде чем открыть дверь в соседнюю комнату.

Салли лежала тихо и слышала, как Цадик сказал:

— Я не могу уснуть, Мишлет. Дай мне сигарету и налей бренди.

Слуга принялся выполнять его просьбу. Салли услышала, как чиркнула спичка, и увидела свет от газовой лампы в дверном проеме, затем вспыхнула еще одна спичка — Мишлет прикурил сигарету. Потом он пошел вниз за бренди.

Время пришло.

Салли взяла плащ, карман которого оттягивал тяжелый пистолет, накинула его на плечи и встала. Руки и ноги тряслись, неприятный холодок бежал по спине, но она направилась прямиком в спальню Цадика.

Комната была шикарно обставлена. Кровать, конструкция которой поддерживалась металлическим каркасом, возвышавшимся по бокам, была поистине огромной. К каркасу прикреплялись разные рукоятки и поручни. На углу его сидела обезьяна и таращилась на Салли остекленевшими глазами.

Цадик лежал на спине под шелковым покрывалом, его массивная голова была повернута в ее сторону. В его глазах, блестевших в свете лампы, Салли увидела отражение своих подозрений, мучивших ее последнее время.

Он не проронил ни слова. Обезьяна тихонько поскрипывала зубами. Салли увидела в пепельнице сигарету, взяла ее, затянулась и почувствовала, что дым немного унял ее внутреннюю дрожь.

Цадик беспомощно лежал на кровати и смотрел на нее.

Подозрения Салли рвались наружу, переполняя голову; поезд набирал скорость. Словно в каком-то беспамятстве, пользуясь беспомощностью Цадика, она нагнулась и сбросила с него покрывало, одеяла и простыню. Перед ней лежало массивное, одеревенелое тело в пижаме. Цадик молчал, вперившись в нее сверкающими глазами.

Салли расстегнула пижаму. Ее опять охватила дрожь, поэтому пришлось на мгновение крепко сжать кулаки и закрыть глаза. Со стороны казалось, будто она просит благословления небес на то, что собирается сделать.

Она распахнула его пижаму. Тело Цадика, такое неподвижное, что даже мало напоминало человеческое, высилось огромной белой горой. Салли заставила себя посмотреть на него — вот она, вот эта отметина, из-за которой все это началось, все ее страдания.

Отметина от пули под грудной костью. Маленький сморщенный шрам. Рана от пули, которую выпустила она, Салли.

— Ай Линь! — прошептала она.

Ноги подломились, невероятная слабость разлилась по всему телу, словно в одно мгновение из нее выкачали всю кровь. Салли ухватилась за металлический каркас. В эту минуту со стороны они были похожи на пациента и заботливую медсестру.

А обезьяна все наблюдала, и дым от сигареты все поднимался к потолку…

«Как же я раньше не догадалась? Его глаза — немного раскосые, китайские… его руки — огромные, конопатые, поросшие рыжими волосами… его голос… опиум и мистер Бич… Я не желала, не хотела верить в это, боялась взглянуть правде в глаза…»

— Я думала, вы умерли, — сказала Салли так тихо, что сама еле расслышала свой голос. — Я думала, что убила вас. Той ночью в кебе, недалеко от Ист-Индских доков… Выходит, все это время вы были живы?

— И ты называешь это «жив»? — ответил он. У нее в ушах шумело.

— Что случилось? — прошептала она.

— Пуля попала прямо в позвоночник. Мои люди с корабля тут же унесли меня. С тех пор я не могу двигаться, с того самого дня меня не оставляет боль. Надо было тебе тогда убить меня. Пришла, чтобы доделать работу? Вижу, у тебя в кармане пистолет. Теперь тебя уже ничто не остановит.

Салли нащупала в кармане оружие и вытащила его, порвав карман. Она взвела курок, но впервые в жизни руки изменили ей. Они тряслись от слабости, и она знала почему, знала, что не сможет застрелить Цадика — его беспомощность защищала его лучше всякой брони.