Тигр всегда нападает сзади

– Я тоже так думала, – мрачно буркнула Лика, – как выяснилось – ошибалась. Но не будем о грустном. Ты тут еще надолго? Очень хочется в тишине посидеть, поболтать. Мне с тобой о своем, о девичьем поговорить надо.

– Скоро уже все закончится. Ладно, пошли в зал. Неудобно, и так надолго гостей оставили.

– Пошли, – радостно согласилась Лика. – Я бы не отказалась от пары-другой бокальчиков шампанского. На меньшее я сегодня не согласна.

Пока Лика претворяла свой план в жизнь, наливаясь шампанским, Кира усердно отвечала на вопросы, выслушивала комплименты и говорила в благодарность что-то светлое и хорошее. Крымский по-прежнему крутился рядом, как сторожевой пес, отгоняющий претендентов если не мощной харизмой, то массой, облаченной в потрепанную облезлую шкуру.

Тучная фигура писателя к концу вечера совсем оплыла, лицо раскраснелось, и Кира боялась, что светило русской литературы пустится вразнос.

– Что-то мне поплохело, – заныла, подходя, Лика. – Я, пожалуй, отойду ненадолго. Надо немного организм в порядок привести.

– Лика, хватит пить. Ты сегодня в ударе.

– Есть немного.

Она покачиваясь пошла к выходу из зала, и Кира, спохватившись, крикнула ей вслед:

– Лика, тебя проводить?

– Я сама.

Она подняла вверх руку в знак того, что все у нее путем, а потом обессиленно уронила ее вниз.

Кира озабоченно смотрела вслед подруге, переживая за нее. Лика любила выпить хорошего вина, да и в сортах коньяка неплохо разбиралась. На этой почве даже когда-то близко сошлась с мамой Киры: Нина Михайловна слыла в своей среде большим знатоком элитного коньяка. Но сегодня Лика явно превысила свою планку.

Разговоры вокруг на мгновение стихли, и Кира услышала за спиной шаги. Запах дорогого мужского одеколона заставил ее обернуться.

Вас когда-нибудь поражало, будто громом, только оттого, что вы столкнулись с кем-то взглядом? Его до невозможности синие глаза смеялись, и из них словно лился свет. Или сам парень был окружен светом – Кира не разобралась, до того была ослеплена. А еще у нее перехватило дыхание и впервые за последние десять лет вспыхнули от смущения щеки.

– Добрый вечер. Меня зовут Лес. Не могли бы вы подписать для меня вашу новую книгу?

Она машинально взяла протянутый им экземпляр и переспросила:

– Кто вы? Извините, я не расслышала ваше имя.

– Лес. Это сокращенно от Алексей, – пояснил парень. – Алекс, Лекс, Лес. Вот такая незамысловатая цепочка.

– Не скромничайте. Ничуть она не проста, ваша цепочка, целых четыре позиции. Хотя, вы правы, бывают имена и посложнее. – Она быстро чиркнула автограф на книге. – Вот у моей подруги, к примеру, домработницу Марсельезой Карповной зовут.

Кира протянула ему книгу.

– А можно еще один автограф? – спросил Алексей. – Для моей бабушки.

– Ваша бабушка читает мои книги? Это очень приятно. Конечно же, давайте подпишу. Как ее зовут?

– Тамара.

– М-м, какое красивое имя.

– Главное, редкое.

– Это да.

Кира написала несколько приятных слов незнакомой старушке, которую ей скорее всего никогда не предстоит увидеть. А хотелось бы взглянуть на женщину, у которой такой ослепительно красивый внук. Интересно, они похожи? Бабушка – это, конечно, не мама. Это на мам, по законам генетики, чаще всего похожи сыновья, как и на отцов – дочери. Но все же почему-то ей очень хотелось посмотреть на бабушку.

– Вот, возьмите, – она протянула Лесу книгу. – И передавайте ей привет от меня.

Он взял книгу так, что коснулся Кириной руки и задержал ее в своей ладони.

Кира удивленно вскинула на него глаза:

– Что-нибудь еще?

– Да. Я с нетерпением буду ждать вашей новой книги.

А в глазах его – такой омут… Сердце у Киры оборвалось и ухнуло куда-то вниз. И тут рядом с нею материализовался изрядно захмелевший Крымский и вцепился в нее потными толстыми лапами.

– Вот ты мне скажи… Нет, вот честно скажи, ты могла бы написать такую книгу, какие пишу я? Ты могла бы написать мою «Проторенную тропу», – пьяно покачиваясь и дыхнув на нее перегаром, спросил он.

– Конечно же, нет, это целиком и полностью ваша прерогатива. – Кира осторожно попыталась освободить свой рукав из его рук.

– Вот именно! – он воздел указательный палец вверх и важно выпятил нижнюю губу. – Так, как я, не может написать никто!..

Алексей, до этого стоявший молча, внезапно решил вмешаться. Он перехватил писателя под локоток и, доверительно склонившись, сказал ему в самое ухо:

– Как большой поклонник вашего творчества, я давно хотел задать вам один очень важный для меня вопрос…

Крымский, видимо, услышал такие приятные слова впервые и от удивления даже немного протрезвел. Весь обратившись в слух, он довольно заулыбался и почему-то перешел на дискант:

– Да-да, молодой человек, я вас внимательно слушаю!

– Не могли бы вы дать свою концептуальную оценку тенденций развития современной литературы как базиса бесконечных жанровых комбинаций, определяющих прирост либо потерю капитала для целей общества?

Крымский замер и выпучил глаза. Он тщетно пытался сообразить, не сказал ли чего обидного для него собеседник, но так и не смог вспомнить фразу.

Лес снисходительно похлопал его по плечу:

– Вы пока подумайте, а я позже обязательно подойду.

Алексей подхватил Киру под руку и отвел от стоящего в замешательстве Крымского. Кира посмотрела на Леса с благодарностью.

– Спасибо, – сказала она, – признаться, он меня изрядно утомил. Терпеть его не могу.

– Не за что. – Глаза Леса смеялись. – Так на моем месте поступил бы каждый: спасти красивую девушку от монстра – что может быть более традиционным?!

И ее опять окатило волной нежности, льющейся из его глаз.

«Да что же это такое, – нервно подумала она, – краснею и млею, как школьница». Ей вспомнилась летняя звездная ночь, пионерский лагерь и мальчишка с выгоревшими до белизны волосами. Он все время острил, а она смеялась, запрокидывая голову. А потом они целовались, сбежав от всех и спрятавшись в кустах жимолости. Ах, как же он нравился ей! И Кире тогда казалось, что эта любовь – на всю жизнь.

Она встряхнула головой, прогоняя наваждение.

– Вы извините, Алексей, мне нужно идти.

Она уходила от него не оглядываясь, словно сбегая. Но, пожалуй, все-таки не от него, а от себя.

Позже, оставшись одна, Кира судорожно пыталась привести мысли в порядок. Похоже, она лет сто или больше не испытывала ничего подобного. А может быть, и никогда. Когда-то давным-давно, в другой жизни, она очень любила своего мужа. И эта любовь изорвала ей за десять лет душу в клочья, и вот уже столько же лет она одна.

Его предательство и измена – об этом всегда было больно вспоминать. Но сейчас, быть может, впервые со времени развода Кира думала о нем отстраненно и даже несколько равнодушно. И это ее радовало.