Тигр всегда нападает сзади

Последние годы совместной жизни с Андреем вспоминать было особенно неприятно. Он приходил домой изрядно навеселе, а потом изнурительно и занудно доставал ее и детей, читая нотации и придираясь к мелочам. Дети пугались и плакали, а она каждый раз порывалась схватить их в охапку и бежать из дому куда глаза глядят.

От его монотонного холодного голоса, от менторского тона хотелось выть. Но наступало утро, и все исчезало. Больше не было жестокого тирана, а появлялся любящий муж, терзаемый чувством вины.

Когда Кира стала уставать от таких метаморфоз, она каждый раз после очередного скандала пыталась прервать надоевший брак. Тогда муж устраивал настоящий театр с заверениями в любви. Слезно просил прощения, а в особо тяжелых случаях – ползал на коленях и валялся в ногах. Дети, Костя и Анфиса, плакали и просили маму папочку простить. Кира уступала, а вскоре, через неделю-две, все повторялось снова.

В тот день, когда Андрей ушел, Кира одновременно испытала облегчение и горечь. У нее словно гора упала с плеч и выросли крылья, так ей стало легко. Но несмотря на это, сама себе она казалась испуганной птицей, мечущейся по небу в поисках утерянного рая и не знающей, где его искать. Одиночество и страх стали ее спутниками на долгие годы. Может быть, поэтому все, что делала Кира потом, у людей, знавших ее, попросту не укладывалось в голове.

Ей вдруг стало казаться, что, если Андрей вернется, все у них будет так, как раньше, когда они только начали вместе жить. Бред, без сомнения. Но тогда она не понимала этого. И потому выслушивала его, когда он ей по ночам звонил, дарила маленькие милые подарки и помогала советами, когда он, рассорившись со своей новой женой, приходил к Кире жаловаться на жизнь.

Прекратилось все это по ее инициативе: у Андрея в новой семье родился ребенок, и Кира перестала отвечать на его телефонные звонки и сменила замки в квартире.

Позже ей самой было странно вспоминать о том своем состоянии. Это походило на помешательство, так думала она теперь. Разве можно в здравом уме и твердой памяти самой растаптывать себя? Однако она делала именно это.

И потому потом постоянно сознательно и подсознательно избегала серьезных отношений: ей было страшно снова оказаться в своем прошлом. Зачем, к чему влюбляться? Любовь – это болезнь. А ведь так хорошо жить без нее.

* * *

В маленьком ресторане, где Кира и Лика уединились после презентации, было уютно и тихо. К инструменту вышла девушка со светлыми тонкими волосами и нежно тронула пальцами клавиши рояля. Она играла что-то волнующее и трогательное. Подпевая ей, рыдал саксофон и тонко плакала скрипка. А когда на сцену вышел седовласый пожилой красавец и глубоким страстным баритоном запел о любви, Кира не выдержала и заплакала.

Судорожно вздохнув, она приложила салфетку к глазам и помахала себе ладошками в лицо, с натугой смеясь.

– Кира, ты чего? – испуганно спросила Лика.

– Все нормально. Просто мелодия очень красивая. Люблю саксофон.

– Я тоже, – Лика пригубила коктейль и отставила его в сторону, оглядывая зал. Не заметив никого из знакомых, она немного расслабилась и снова подвинула к себе бокал.

Кира задумчиво болтала ложечкой в чашке с чаем. То, что она еще способна испытывать настолько сильные эмоции и ее даже пробивает на слезу, неприятно поразило ее. Гораздо спокойнее жить, когда чувствуешь, что выше всего этого.

– Нет, ну как такое может быть, чтобы моя новая машина, нехилой марки, смею напомнить, взяла и сломалась? – Лика тараторила без умолку, избавив тем самым Киру от необходимости отвечать. Вопросы, которые она периодически задавала, были, разумеется, риторическими. – Вот ты скажи, а? Я что думаю: может, на фирму в суд подать? Нет, не для денег, а чисто, чтоб другим неповадно было. Мне нетрудно, для меня как для юриста суд – что дом родной. Хотя, с другой стороны, хлопотно это все…

– Судиться?

– Ну да. Одно дело, когда судится кто-то, а ты его интересы представляешь, и совсем другое – когда судишься сам. Вот веришь, меня совершенно не напрягает, когда я чужими делами занимаюсь. Там как-то все отстраненно воспринимаешь. И совсем другое дело, когда как истец в суд идешь. Противно. Нет, пожалуй, не буду я с ними связываться. Разве только по-другому совсем будет нельзя. Но я лично в этом сомневаюсь, фирма-то серьезная. – Лика мельком глянула на часы и разочарованно протянула: – Еще почти пять часов до конца этого противного дня.

– А чем тебе прелестный пятничный день не угодил?

– О, я сейчас столько всего расскажу! – Лика опять затарахтела, плавно перейдя от сегодняшних событий ко всей своей жизни. Подруги давно не виделись, и Лика торопилась выложить все, что с ней произошло за это время, что на душе наболело. Скопилось всего довольно много. Кира с интересом слушала, потихоньку помешивая горячий чай. Потом, отхлебнув, отставила его в сторону. Напряжение не спадало, и ей захотелось последовать совету знатоков и расслабиться доступными в ресторане средствами.

– Пожалуй, я закажу коньяк, – сказала она, поднимая вверх руку и подзывая официанта.

Лика, фигуристая тридцатишестилетняя блондинка, распространяла вокруг себя ауру здоровой сексуальности и свободы. Киру всегда забавляло, как представители сильного пола бойко реагируют на ее подругу. Вот и сейчас двое мужчин за соседним столиком, рискуя свернуть шеи, разглядывали их обеих.

Может быть, они бы и решились на активные действия, но полное отсутствие интереса к ним у подруг, вероятно, пугало их. Кому охота получить отказ.

– И вот представляешь, – продолжала рассказывать Лика, – двери уже закрываются, а он мне вдруг говорит: «Особенно привлекли меня философские идеи «Бхагавад-Гиты». Они практически совпадают с тем пониманием реальности, к которому меня привело изучение квантовой механики». Нет, Кир, ты только подумай, он мне Юджина Вингера процитировал! Что за молодежь нынче пошла, мы в их возрасте пиво по подворотням пили да в бутылочку играли.

– Да ладно, что ты врешь-то?! – засмеялась Кира. – Когда это ты пиво пила и в бутылочку играла!

– Ну, вру. Что мне теперь, и пофантазировать нельзя? – вздохнула Лика. – Может, я это считаю самым большим упущением в своей жизни! Надо было не за учебниками сидеть, а наслаждаться молодостью и красотой. Вот теперь страдаю.

Она заметила кавалеров, ерзающих от нетерпения и бросающих призывные взгляды, и скорчила такую смешную гримасу, что они мигом отвернулись. Лика вернула на место глаза и рот и загрустила.

Кира не выдержала и захохотала.

– Ох, мученица ты наша, – вытирая слезы, простонала она. – Расскажи лучше, как у тебя дела с твоим аристократом?