Тигриный лог
Шрифт:
Мои губы вдруг избавились от одиночества. К ним снова присоединились вторые. И сразу сами раскрылись. Не бесстыдно и нахрапом, но увереннее, чем даже попыталась это изобразить я. Лео разомкнул мой рот и, поочередно, поцеловал сначала верхнюю, потом нижнюю губу, втянув её в себя. Он выронил мою ладонь и, когда я почти повесила свои руки вдоль боков, его руки очутились на моей талии. Пальцы сжались на мне, крепче. Ещё. Я вытянулась, выгнула спину от мощной хватки, вцепившейся в меня, как коршун в несомую к гнезду добычу. Терпя переизбыток вложенных сил – нервничая, Лео явно не рассчитывал, - я подняла руки и обхватила ими его шею. Гори всё огнем! Я сейчас умру от происходящего. Я не верю, просто не верю… голова перестаёт думать, ноги подкашиваются… Лео вновь оторвался первым. Но рук не убрал, лишь чуть-чуть ослабив плен.
– Можно… можно я сразу провожу тебя обратно? – задыхаясь, но твердо спросил Лео.
–
– Мне нужно идти…
– Пошли вместе, мы же и собирались к источнику! – напомнила я.
– Мне нужно одному, - напрягся мой непредсказуемый друг. Я насторожилась ещё сильнее.
– Я что-то сделала не так? Обидела? Оскорбила?
– Идем, - чтобы я не спорила, он взял меня за руку и повел вниз.
– Но я не хочу! – Лео резко затормозил и обернулся ко мне. Его взгляд был молящим, растерянным.
– И… и я… я не должен хотеть! Нельзя пока ещё! – неспокойным и высоким голосом пролепетал он, потянув меня дальше. Двинувшись следом, я всё поняла. Не должен хотеть, но вдруг захотел. Лео… возбудился. Онемевшая, как пленница на рынке рабов, я шла, бессознательно перебирая ногами. Вот тень соблазна коснулась и того, кто был чужд страстей. Не знаю, к худу или добру, но я была рада. Особенно тому, что Лео хоть как-то дал знать, что я ему не безразлична.
19-ое октября
Я ходила по монастырю, как пришибленная. Мне всё ещё не верилось, что Лео смог ощутить что-то ко мне, как к девушке. Ни заботу, ни жалость, ни ответственность, ни даже дружескую привязанность, а самое настоящее возбуждение. Если я правильно всё поняла, конечно. Напрямую его спросить было некогда, он быстро унесся (нет, это не верно характеризует его манеру, скорее, удалился размашистым шагом, без проволочек и сомнений) к источнику, проводив меня до калитки, что лишь подтверждало мои догадки. Неужели он займется там тем самым, что проповедовал Рэпмон? Для меня были несочетаемы Лео и какого-либо рода разврат, какие-то телесные удовольствия. Я не могла поверить, что он примется спускать пар. Даже представлять это для меня кощунственно. Да и… не могла я представить это толком, потому что не видела никогда, как это происходит. И не хотела видеть! Хватит с меня того, что я лицезрела всё это время тут и там в Тигрином, то по ошибке, то ненароком, то случайно обнаженные части тела мужчин, которые разве что пощупать не хватало для полного комплекта опытности.
– Ты ж собиралась до обеда уйти? – на завтраке удивился моему присутствию Юнги. Когда я вернулась, еду уже приготовил Ви, так что оставалось только сесть и кушать.
– Планы немного поменялись, - растягивая слоги, проговорила я, никак не в состоянии отойти от осознания, что Лео… тоже мужчина. Нет, бесспорно, я это понимала и знала. Но вот так убедиться… нет, я ещё не до конца убедилась, но поняла… черт возьми! Лео, выйди из моей головы! Почему тебя в ней так много? Даже возникающая тишина в ней – это твоё молчание. Не слишком ли ты заставил меня полюбить себя? Не слишком ли было то, что ты не прикладывал к этому никаких усилий? Это ведь не было любовью с первого взгляда, когда я увидела только его глаза, в окошке калитки. Но какие это были глаза! Вспомнив тот миг, я прикрыла веки, и по затылку прошлись мурашки. Кажется, я была обречена ещё тогда. А когда он снял повязку с лица, тряхнув впервые передо мной своей челкой – конец всему настал окончательно. Но всё его поведение, весь его образ запрещали даже думать о том, что на него можно смотреть иначе, как на монаха. А если бы я раньше поняла, что с ним что-то возможно, влюбилась бы я в Джина? Нет, кто сказал мне, что с Лео что-то возможно? Он отказывается от заведения семьи, от детей… разве это то, что выберет нормальная девушка? Нормальная… но если я поступлю в полицейскую академию, чтобы бороться со злом, то разве сама не откажусь от обычной жизни? Когда я покину Тигриный лог, я упаду в вакуум. Я не буду знать вообще, что делать и как жить дальше. Я хочу остаться здесь, но без Лео мне тут делать нечего, не хочется ничего делать здесь без него. Время, почему ты беспощадно движешься вперед?
Убравшись на кухне и завершив все дела, я отправилась спать, но, проходя мимо библиотеки, заметила свет в окнах. Кому там не спится? Раньше я предположила бы наверняка… Вытянувшись на цыпочках, я поняла, что стою слишком низко, и не могу заглянуть туда. Надо приподняться по лестнице. С какого бы ракурса удобнее заглянуть? Шагнув на несколько ступенек, я всё равно ничего не разглядела. Надо подойти ближе. Интересно, когда мы сидели в библиотеке с Джином… и поцеловались… мог ли кто-то вот так же смотреть? Я встала на площадке и, пройдясь ещё немного, нащупала точку, с которой виднелся тот стол, за
которым мы тогда сидели. Сейчас там склонилась голова Хансоля. Ага, всё ищет ответы на вопрос, как удовлетворить себя без женщины? Я огляделась вокруг. Если кто-то заметил, что произошло тогда, то он и рассказал Хенсоку… но кто бы мог быть таким сплетником? Мои друзья бы этого не сделали, другие бы, как минимум, удивились, что парень целуется с парнем, и подняли шумиху. Я надумываю себе лишнего. Никто ничего не видел. Настоятель просто очень умный человек. Или был здесь сам. Одно я могу знать точно: подглядывал не Ходжун. Этот и с двух метров бы нас не различил, чего стоило тогдашнее его появление в бане! Я тронулась с места и вошла в библиотеку. С тех пор, как ушел Джин, я не заходила сюда в позднее время. Хансоль поднял глаза, оторвавшись от книжки.– А, Хо! Это ты? – и тут же снова вернулся к чтению.
– Что на этот раз изучаешь? – я подошла, но садиться не стала.
– Историю Кореи периода Второй мировой войны, - что-то показалось мне странным в его голосе. Чуть наклонившись, я осторожно заглянула в его лицо, которое он опускал всё ниже, не хотя, чтобы кто-то его увидел.
– Всё в порядке? – обеспокоенно спросила я. Он несмело обернулся ко мне. На его глазах стояли слезы. Они не текли, но тем были болезненнее. Я впервые не видела на лице Хансоля привычной нагловатой ухмылочки и взгляда исподтишка. Что это с ним такое?
– Я бы сказал, что ничего, - он ткнул в раскрытый разворот. – Но дело в этой истории. Это ужасно!
– Боже, ты так впечатлился книгой? – обалдев дальше некуда, я всё-таки опустилась на соседний стул.
– Это… это не то слово! – с распахнутыми глазами, весь горящий изнутри, Хансоль затряс перед собой документальным произведением. – Меня ничто так никогда за душу не брало…
– Я… - «думала, что тантры тебя вдохновляют больше», но не стала ёрничать в такой момент откровения. Если парня пробрало до слез, то неуместно вспоминать о разврате и сексе. – Что именно там пишут?
– Мастер Ли посоветовал отдельные главы, - хлюпнув по-мужски носом, он протер внешние уголки глаз тыльной стороной ладони. – О чонсиндэ*, о том, что с ними делали, как они погибали… - Хансоль задрожал, переводя дыхание. – Почти полторы сотни тысяч женщин и девушек! Господи, да что ж за зверства!
– отодвинув книжку, он уперся лбом в руки. – Воины Тигриного были мобилизованы во время войны… они клали свои жизни, чтобы спасать не только родину, но и женщин от подобной участи… тут говорится об этом, как погибло несколько десятков наших монахов, - он так тепло произнес «наших», что я поняла: процесс самоидентификации завершился. – Я… я читаю про это и сам хочу быть там, убивать этих негодяев, которые использовали тысячи несчастных на тяжелых работах, а потом ещё и насиловали! – мне казалось, что он сейчас начнет кулаки кусать, но парень держался. – Я бы их на куски резал. Как можно?! – Хансоль воззрился на меня, словно ища ответа. Я не знала, как так можно. Я тоже девочка, и мне чужда агрессия, похоть… ну, то есть не совсем, но в масштабах мужчин – чужды. – Я второй день пытаюсь дочитать, но духу не хватает. Тяжело, - мы замолчали, уставившись на строчки-буквы на чуть пожелтевших листках. Зачем мастер Ли сунул именно это Хансолю? Что за катарсис? – Знаешь, я даже о желании потрахаться забыл, - тотчас выдал он мне разгадку тайных замыслов учителя. – Я просто не могу думать о девушках, как об исключительно сексуальных объектах, после такого… автор, гад, как будто смаковал все эти изуверства. Зачем так подробно писать? Я хотел узнать судьбу наших воинов-защитников, а тут всеми кошмарами наружу… я боюсь, что пойду спать, и мне это всё приснится.
– Я не знал, что ты такой впечатлительный, - силилась улыбнуться я, но Хансоль даже не смотрел на меня. У него перед глазами всё ещё бегали сцены войны, с её неотвратимыми последствиями и побочными эффектами.
– Да я и сам не думал… бедные девчонки, - задумавшись, он упер локоть в стол и опер щеку на край ладони. – А ведь в мире повсюду происходит подобное. Пусть не в таких размахах, как в те годы… но сколько тварей на свете, а? И всё просто потому, что нам – мужикам, - хочется куда-то всунуть свой хер… жесть. Вот мы говнюки.
– Мда, - только и выдала я.
– Ты тоже, между прочим, - вспомнил обо мне Хансоль и осуждающе на меня покосился. – Небось непозволительные мыслишки-то посещают голову?
– Я…
– Меня вот посещали, до вчерашнего дня, - юноша захлопнул книжку и стукнул по ней. – Будь она неладна! Хватит на сегодня, пора идти спать.
– Хансоль, а как ты оказался в монастыре? – поинтересовалась я. Мне то и дело казалось, что есть в нем что-то подловатое, низменное, но после данной картины, всё плохое, что казалось относительно него, улетучилось.