Тихая ночь

Поэтому приказ о расквартировании военных внес некое разнообразие в безрадостную жизнь городка. Мари-Луиз не понимала, как следует себя вести, как жить под одной крышей с человеком, который является ее врагом. Она решила поговорить с отцом.

— Будь вежливой. Bonjour, bonsoir^[38]. Пожалуйста, спасибо. Не более. На последнем заседании мы решили, что полное бойкотирование сделает нашу жизнь поистине невыносимой. Но никаких разговоров. И, пожалуйста, проследи, чтобы Бернадетт готовила им кофе по утрам и не забывала запирать буфет с выпивкой. Пусть пьют свой мерзкий шнапс, но я не позволю им притронуться к коллекционным бутылкам.

Шаги затихли. Мари-Луиз на цыпочках подошла к двери и приложила ухо. Соседняя дверь открылась, и послышалась песня, которую напевали вполголоса. Незваный гость спустился по лестнице и прошел в гостиную, закрыв за собой дверь.

Мари-Луиз оглядела спальню в поисках предмета, который послужил бы предлогом пойти в кухню. К счастью, на комоде стоял кувшин и тазик для умывания. Мари-Луиз посмотрела в зеркало — она выглядела как настоящая школьная учительница с зачесанными назад волосами, в серой юбке и кардигане. Девушка попыталась придать лицу равнодушное выражение, но, ухватив тазик и кувшин, забыла о своем намерении и с сосредоточенным видом зашагала вниз.

Перед тем как войти в гостиную, Мари-Луиз переложила тазик в другую руку, чтобы повернуть дверную ручку, но тут дверь распахнулась, едва не сбив ее с ног. Девушка сделала робкий шаг вперед и уткнулась носом в серую военную форму. Вытянутая рука удерживала ее за плечо. Мари-Луиз отступила назад и только тогда смогла разглядеть, кто стоит перед ней, да еще и смеется.

— Pardon monsieur^[39].

Мари-Луиз не смогла удержать таз с кувшином, и они с грохотом упали на пол.

— Pardon? Это я должен извиниться, мадам. Пожалуйста, разрешите мне.

Он поднял таз и кувшин.

— В кухню?

— Да, спасибо.

Почувствовав себя обезоруженной и смущенной, Мари-Луиз закрыла лицо руками и сквозь пальцы наблюдала за тем, как немец идет в кухню и ставит на стол тазик и кувшин. Он был на голову выше ее, довольно приятной наружности, нельзя сказать что красивый, но симпатичный, с милой улыбкой на лице. «С ним будет нетрудно вести себя вежливо», — подумала Мари-Луиз. Квартирант подошел к ней, остановился в двух шагах и склонил голову, звонко щелкнув каблуками.

— Лейтенант Коль, военно-воздушные силы, к вашим услугам, мадам. Я прекрасно осознаю, что мне не рады в вашем доме, но хочу, чтобы вы поняли: я сам заложник обстоятельств. Если я могу сделать что-то, что облегчит ваше положение, то я готов. Я могу платить часть жалованья служанке или приносить продукты. Я, конечно, понимаю, что вам нельзя разговаривать с врагом, поэтому постараюсь не докучать вам и вашему мужу. Только необходимые вопросы.

Мари-Луиз вдруг поняла, что немец говорит на прекрасном французском, и если бы не форма, она решила бы, что он родом из Эльзаса^[40]. По его манере разговора можно было догадаться, что официальный стиль беседы ему несвойствен.

— Я также должен предупредить вас, что у меня в основном ночные вылеты, поэтому мне придется находиться в доме в течение дня. Я буду отсыпаться и не потревожу вас. Кроме того, здесь поселится еще один мой соотечественник, у которого будет совершенно другой график. Мне очень жаль, но, похоже, вам придется мириться с нашим круглосуточным пребыванием.

Немец улыбнулся и пожал плечами, как бы говоря, что изменить ситуацию не в его власти.

— Да, я понимаю. — Мари-Луиз вдруг обнаружила, что не может смотреть лейтенанту прямо в глаза, поэтому попыталась сосредоточиться на акварели, которая висела на стене. — Моего мужа сейчас нет… Он попал в плен… Но вы сможете познакомиться с моим отцом. Он мэр города. Служанку зовут Бернадетт. Она позаботится о том, чтобы вы получали все необходимое. Благодарю вас за ваше любезное предложение, но мой отец вряд ли его примет. Что касается меня, то я учительница, и большую часть дня меня нет дома, так что, надеюсь, мы не будем друг другу докучать.

Наступило минутное замешательство. Лейтенант продолжал улыбаться. Мари-Луиз смотрела сквозь оконное стекло на серое, затянутое тучами осеннее небо. Часы громко тикали, словно отсчитывали время между словами.

— Я не буду вас больше задерживать, мадам.

Ни один из них не пошевельнулся.

— У меня есть просьба. Я видел, у вас есть пианино, а я очень люблю играть. Ничего серьезного, поверьте, просто в молодости немного играл джаз. Я не буду вам мешать и стану садиться за инструмент, только когда вас не будет дома.

Мари-Луиз обернулась. Волосы немца были гладко уложены с помощью специального масла, на подбородке — ямочка и небольшая щетина. Сколько же ему лет? Трудно сказать. Но была в нем какая-то притягательная открытость, видимо, женским вниманием он обделен не был.

— Конечно. Только клавиша ре-диез не звучит, и пианино слегка расстроено. Настройщика убили прошлым летом. Мы с отцом нечасто проводим время в гостиной. В основном мы обедаем вместе, а потом расходимся по своим комнатам.

— Благодарю вас. Я вам очень признателен. И еще раз хочу повторить, что сделаю все возможное, чтобы не мешать вам, не доставлять лишних хлопот. Я прекрасно понимаю всю сложность сложившейся ситуации. Au revoir^[41], мадам.

Лейтенант поклонился и направился в свою комнату, оставив Мари-Луиз наедине с тиканьем часов и слабым отблеском единственной лампы.

Прошло два дня. Завтрак, как обычно, проходил в полном молчании, и лишь шуршание «Фигаро»^[42] двухдневной давности и глубокий кашель Мишеля Анси, легкие которого, измученные курением, остро реагировали на осеннюю сырость, нарушали поистине гробовую тишину. Они все еще пили кофе, причем Мари-Луиз так и не узнала, откуда отец принес целый пакет волшебных зерен.

В этот момент открылась входная дверь и на лестнице послышались шаги, которые затихли на мгновение и вновь прозвучали прямо над ними.

— Что ты о нем думаешь? — Отец вопросительно посмотрел на Мари-Луиз.

— Мне он кажется очень порядочным. — Мари-Луиз взглянула на потолок. — Он попросил разрешения играть на пианино. Надеюсь, ты не будешь возражать. Я ему разрешила. Он обещал, что будет делать это, когда нас нет дома.

— Я не возражаю. Ведь могло быть хуже, гораздо хуже. Кстати, меня он тоже просил об этом, а я повел себя не очень вежливо, ответив, что он может заниматься всем, чем считает нужным. Возможно, ты права, он мог и не спрашивать нашего разрешения. Он образован и хорошо говорит по-французски. Нам придется находиться с ним в одном доме, по крайней мере, пока Англия не сдастся. Думаю, это произойдет довольно скоро. Боши просто заморят их голодом. Их подлодки уже перебазировались в Атлантический океан. Негодяи!

— Кто?

— И немцы, и англичане. Они стоят друг друга. Как могли эти так называемые союзники открыть огонь по нашей флотилии? Я плохо отношусь к немцам, сейчас еще хуже, чем раньше, но следует признать очевидный факт: они выиграли эту войну, и теперь Петен просто обязан заключить с ними самую выгодную для нас сделку и вернуть домой Жерома и всех остальных. Чем скорее, тем лучше. Я так думаю, да и не только я.

Мари-Луиз не ответила. Она встала, чтобы собрать тарелки. Отец поднял глаза.