Тихая Война
Шрифт:
Хозяйка отхлебнула напиток и посмотрела на гостью поверх чашки.
— Вы проголосовали против союза с Парижем.
— Это был выбор большинства.
— Как считаете, теперь Мариса Басси решит, что вы не собираетесь ему помогать?
— Он может думать что хочет. — Мэси на мгновение умолкла, а затем продолжила: — Если Мариса Басси знает о том, как я проголосовала, не просто догадывается, а стопроцентно уверен, получается, кто–то из присутствующих доложил ему, что я опустила в урну черный диск.
Эбби Джонс склонила голову и слегка улыбнулась.
— Думаю, я знаю, кто это сделал, — сказала Мэси. — Не волнуйтесь, я не собираюсь раздувать из этого скандал. Разве что вы захотите.
— При необходимости я сама разберусь с этим делом.
— Но откуда вам известно, что Мариса Басси в курсе того, как я проголосовала?
— Он связался со мной прежде, чем я позвонила вам. Мэр привел массу аргументов, пытаясь доказать,
— И поэтому вы пригласили меня?
Эбби Джонс покачала головой.
— Я не намерена вас обвинять. Мне показалось, будет справедливо поведать вам о том, что мне рассказал Басси. С вами он не связывался?
— Нет, но уверена, он еще успеет. Скорее всего, снова попросит меня о помощи. А если я не соглашусь, мэр наверняка выступит с обвинительной речью и назовет меня шпионкой или кем–то в этом роде.
— Если вам потребуется помощь, нужно лишь попросить.
— Это очень мило с вашей стороны. Но, пожалуй, я знаю, как сорвать его планы.
— Предложение в силе.
— Благодарю, — сказала Мэси. — Но, если вы не против, я бы сперва попробовала реализовать свой план. В некотором роде эта идея захватила меня.
После непродолжительного молчания Эбби Джонс заговорила:
— Иногда происходят события, которые полностью меняют жизнь человека. События, которые делят всё на «до» и «после». Все то, что происходило до этого события, даже те решения и поступки, которые к этому событию привели, вдруг становится далеким, словно сон или история, рассказанная кем–то. А все то, что разворачивается теперь, ни капли не похоже на то, что было в прошлом, потому что человек изменился и уже не станет прежним. Вот что случилось с вами. Я права?
— Моя жизнь и правда переменилась, только пока я не поняла, как это на меня повлияло.
— Со мной такое тоже было. Жизнь вдруг резко перевернулась. До того как отправиться в длительное путешествие через пояс Койпера, я пользовалась скромной славой в небольшом кругу людей. Их интересовало, как достичь самых отдаленных уголков Солнечной системы. В общем, немного кредитов — вот и все, чем я могла похвастаться. А по возвращении я вдруг ненадолго оказалась самым известным человеком во Внешней системе, пошли слухи, будто в неизведанных регионах я повстречалась с чем–то необычным. Вариантов было множество: инопланетянин, призрак астронавта из пропавшей без вести экспедиции, искусственный интеллект, выросший из семени древнего космического зонда, мощная галлюцинация, показавшая мне прошлые жизни. Поговаривали, будто я уже не совсем человек, будто после этой встречи я смотрю на комедии и трагедии обычных людей с полубожественной перспективы. Конечно, все это был бред, но бред вполне понятный. Людям нравится придумывать пафосные объяснения для драматических ситуаций и разительных перемен. Несомненно, после экспедиции жизнь моя навсегда круто изменилась. Не стану отрицать, что четыре года, проведенные в одиночестве, оказали на меня влияние. Только вот ничего я во время полета не обнаружила, хотя рассчитывала. И если со мной и произошли перемены, то не вдруг, не в одночасье, не благодаря какой–то встрече, а просто пока я проживала каждый день, испытывала что–то новое. Путешествие сделало меня знаменитой, и слава разделила мою жизнь на два периода. На «до» и «после». Именно стремление сбежать с пьедестала известности заставило меня вместе с супругом и несколькими друзьями организовать поселение на Титании. Мы тогда, конечно, были очень молоды и не лишены присущей юности самонадеянности. Мы верили, что нам все по плечу. Но мы потерпели неудачу. Оказавшись вдали от других людей, в полной изоляции, мы начали ссориться по пустякам, и постепенно мелкие разногласия переросли в серьезные конфликты. Тогда мы вернулись. Я с мужем и детьми начала новую жизнь, здесь. — Эбби Джонс обмакнула печенье в кофе и откусила крохотный кусочек. — Все это я говорю вот к чему — я ошибочно полагала, будто сумею вернуться к той жизни, что была у меня до того, как я обрела славу. Но такое никому не под силу. Просто потому, что «до» уже не существует.
Вновь ненадолго воцарилось молчание. Женщины прихлебывали кофе. Старенький робот тихо замер у книжного шкафа, маленький огонек на его ободе с сенсорами горел красным. Наконец Мэси нарушила тишину:
— В каком–то смысле я оказалась здесь в результате череды случайностей. Я вовсе не планировала ничего подобного. Но я не собираюсь становиться прежней. Был момент, когда я считала, что это возможно. Я надеялась, что мне удастся. Теперь я вижу, это не так.
— Вот и хорошо. Значит, вы свободны и можете подумать о том, кем стали.
— Я — посторонний человек. И, может, навсегда им и останусь. Тем не менее я изо
всех сил стараюсь прижиться здесь.— Теперь вас лучше знают. Если свыкнетесь с этим, сумеете извлечь пользу. Но нужно быть осторожной, иначе известность может превратиться в тяжелую ношу. Вам придется постоянно оправдывать ожидания других людей. — Эбби сделала глоток кофе. — Но у нас с вами есть преимущество — мы можем взглянуть на то событие, что изменило нас, и понять, в кого мы превратились. В отличие от многих других людей, что задаются вопросом «Кто я?», да так и не находят удовлетворительного ответа. Как, к примеру, мой младший сын.
Девушка промолчала, вдруг ясно осознав: Эбби Джонс прекрасно понимает, что задумала Мэси.
— Ньют все никак не угомонится, — продолжила пожилая женщина. — Пробует массу вещей, примеряет на себя разные идеи, разные подходы, как другие — одежду. Но ничто до сих пор не подошло ему.
— Уверена, он себя еще найдет.
— Он не хочет, чтобы его знали как сына Эбби Джонс. Он жаждет стать личностью. Надеется, что однажды произойдет то, что проведет демаркационную черту, разделит его жизнь пополам и позволит самоопределиться. Что–то сродни событиям, которые сформировали нас с вами. Ньют неглуп и достаточно храбр, правда, смелость его до сих пор не была испытана. Оттого, наверное, ее принимают за браваду и безрассудство. А еще он легко поддается влиянию.
— У меня и в мыслях не было принуждать Ньюта к тому, что ему не по душе. Я даже не представляю, как это можно сделать, — призналась Мэси.
Девушка гадала, к чему Эбби Джонс заговорила о сыне. Может, она испытывала гостью и пыталась выведать, известно ли Мэси, чем занят Ньют во время своих одиночных торговых полетов на различные спутники — с кем он встречался, с кем говорил, о чем говорил. Только Мэси была не в курсе. Ньют, конечно, любил обмолвиться невзначай, бросить зацепку, поддразнить, но Мэси, которая еще не успела разобраться до конца, как все работает во Внешней системе, не хватало информации, чтобы вычленить факты из его бахвальства и небылиц и уж тем более увязать всё в единую стройную историю. Да и потом мать Ньюта имела чертовски обширные связи и была уважаемым человеком с огромными запасами кармы и власти в этом мире, так что о подвигах сына она наверняка знала больше, чем Мэси. Может, Эбби Джонс предупреждала девушку, а может, считала, что та каким–то образом вовлечена в мир фантазий ее мальчика…
— Что ж, надеюсь, вы преуспеете в своей затее, — сказала Эбби Джонс. — И не только ради вашего блага. Если Марисе Басси удастся убедить нужных людей в том, что вы своего рода шпионка, пострадает репутация всего клана. Мы будем выглядеть дураками, а то и хуже, потому что приняли вас.
— Я вас не подведу.
Мэси ехала по темной равнине, мимо полей вакуумных организмов, мимо невысокой гряды холмов, где на каждый Новый год люди из соседних оазисов и обителей при помощи подрывных зарядов, сверл и стамесок создавали из твердого, словно камень, льда невероятно детальные статуи и фрески, изображающие реальных и фантастических животных, замки, храмы, дворцы, выдуманные пейзажи. У части из них сохраняли естественные мрачные оттенки, другие покрывали белым инеем или окрашивали цветной водой. Дорога огибала эту удивительную фантазию вдоль дальнего края и стрелой уходила на северо–восток к цепи горных хребтов и крутых насыпей, появление которых связывали с гигантским разломом в регионе Карфагенских линий. Над горизонтом медленно всплывал полумесяц Сатурна. Путь пролегал через гряду гор, чьи вершины округлились под слоем пыли, миллиарды лет образовывавшейся из–за столкновений с микрометеоритами. Мэси свернула с дороги и поехала на север, вверх по длинному склону. Он резко обрывался и круто уходил вниз в чашеобразную равнину, посреди которой были разбросаны оазисы и убежища. Их ярко–зеленые точки блестели, подобно изысканным ажурным ювелирным изделиям.
Мэси представила, как с черного неба вниз устремляется умный камень: чтобы пробить купол и уничтожить поселение, достаточно будет маленького экземпляра, летящего на высокой скорости, а после останется свежая воронка. Она вообразила камни, десятки камней, сыплющихся с неба, атакующих каждое поселение на Дионе, час за часом, стирая все живое…
Девушка спустилась вниз по узкой дороге и пересекла равнину в направлении нового оазиса. Группа роботов недавно завершила строительство купола и его инфраструктуры. Контракт на создание здесь биома выиграл клан Джонс–Трукс–Бакалейникофф. На дальней стороне стоял припаркованный «Слон» — его шокирующий розовый корпус ярко выделялся среди темно–коричневого ландшафта. Мэси остановилась возле служебного шлюза купола, нацепила шлем и выбралась из роллигона. Она принялась выгружать изотермические ящики и цилиндры на сани. Вскоре из–за купола показался Ньют и подпрыгивающим шагом подошел к ней. На груди его белого скафандра были нарисованы темно–синее небо и румяные солнца с полотна Ван Гога «Звездная ночь».