Тихий гром. Книга четвертая

— А кто это приказывает? — не растерялся Степка.

— Союз эвакуированных солдат. Выполняй!

Союзы, советы, комитеты, комиссии множились в те дни, как грибы после дождичка, потому принял Степка приказ, как должно, и понесся по адресам. По большинству из них ему приходилось уже бывать, а квартировали они по двое, по трое, редко по одному.

Часа через два в исполкоме собралось человек тридцать солдат. С последними вернулся и посыльный. Судили, гадали, для чего собрали отдельно одних солдат?

— Кто тебе велел собрать-то нас? — спросил один из депутатов Степку, когда тот вернулся.

— Звонили из Союза эвакуированных солдат.

— И чего же им надоть от нас?

— Не знаю.

— Уж не к себе ли агитировать собираются?

А на площади тем временем закончился молебен, священник речь произнес и удалился в храм. Колонна, приняв походный строй, двинулась на вокзал. Сзади от колонны отделилась полурота солдат во главе с офицером и направилась к исполкому. Большая часть их разбежалась вокруг здания. Остальные с винтовками наперевес ринулись в помещение. Офицер с наганом наголо проскочил первым.

Продолжая держать наган на изготовку, свободной рукой он достал из кармана список и стал называть фамилии. Депутаты отвечали каждый за себя. Потом, спрятав список, офицер объявил:

— Именем Временного правительства вы арестованы. Здание оцеплено солдатами. — И, повернувшись к своим, заорал: — Отвести эту сволочь на вокзал и держать под арестом до отправки!

Солдаты погнали депутатов на выход.

— Нельзя ли повежливее, — тормознул в дверях один из арестованных и тут же получил рукояткой нагана по шее.

— Выводите скорее! — неистовствовал офицер.

А Степка, теперь уже понимая, какую недобрую роль сыграл он в этой истории, кусал губы и готов был расплакаться от бессилия.

— Какое вы имеете право арестовывать Советскую власть?! — вырвалось у него, когда помещение почти опустело.

— Ах ты щенок! — метнулся к нему офицер и ткнул наганом в лоб. — В земельную комиссию захотел? Могу отправить.

Ушли все. Несчастный дежурный не знал, что делать. Ему и за себя стыдно было, и людей жалко, а пуще всего свою вину чувствовал. Таким его и застал Виктор Иванович Данин.

— Степа, ты не знаешь, куда это наших депутатов под ружьями повели? — спросил он, преодолевая сильную одышку и доставая кисет.

Объясняя случившееся, Степка сначала повертелся, пытаясь выгородить себя, но лобовые короткие вопросы Виктора Ивановича вывели его на прямую дорожку, и он рассказал все, как было.

— Эх, Степа, Степа, волк тебя задави, — журил его Виктор Иванович, пытаясь вызвать по телефону Сыромолотова, — а еще старый подпольщик. Как ты так опростоволосился-то!.. Федич? Это я. Лети скорей в исполком. Тут всю нашу солдатскую власть арестовали и на вокзал увели. Видать, с маршевыми ротами отправить собираются… Да здесь все узнаешь.

От Соборного переулка, где жил Федич, не так далеко до исполкома. Менее чем через полчаса он тут объявился и узнал все.

— Что делать будем, юрист? Как с точки зрения законности? — спросил он, принахмурив широкие брови.

— Начальник гарнизона отвечает за все действия военных частей в городе, вот с него и спрос.

— Вызовем сюда господина полковника Кузнецова и потребуем объяснения по поводу учиненного произвола.

К счастью, начальник гарнизона оказался на месте и послушно, без промедления явился в исполком. Предложив ему стул напротив себя, Федор Федорович стрельнул в полковника тяжелым взглядом открытых, несколько выпуклых глаз и сдержанно сказал:

— Полтора часа назад солдаты маршевой роты во главе с офицером арестовали весь состав избранных народом депутатов-солдат и увели на вокзал. Это бесчинство сотворено с ведома или по указанию начальника гарнизона?

— Нет, — сказал Кузнецов, — мне лично ничего не было известно об аресте депутатов.

— Тогда соблаговолите отдать приказ о немедленном освобождении арестованных. В противном случае, туда сейчас же пойдут наши агитаторы, и маршевые роты не будут отправлены на фронт.

— Нет, нет, извините, пожалуйста. Я сейчас же распоряжусь об освобождении депутатов. Прямо отсюда.

И он сделал это без промедления, словно другой человек несколько дней назад в доме Башкирова грозился арестовать весь исполком и посадить в тюрьму. На самом деле, кроме тупости и боязни, как бы не наделать хуже, ничего тут не было. Кроме того, Федич обладал прямо-таки магической силой, проницательным умом, способным уловить малейшее движение души. А еще невольно уважали его тузы местные, причисляя к своей касте, — возглавляет такую важную компанию: «Приуральское горнопромышленное бюро», свой золотой прииск имеет! Вековая привычка кланяться имущим срабатывала и здесь.

8

Случай с арестом депутатов-солдат научил кое-чему и советчиков, и партийных руководителей. В запасной полк послали большевистских агитаторов. По одиночке удалось арестовать главарей Союза эвакуированных солдат, и внешне эта организация вроде бы перестала существовать, но масса переодетых офицеров продолжала мутить солдат. Постоянно держать в полку большевистских агитаторов не было ни возможности, ни смысла, потому как личный состав полка все время менялся, и настроение темных солдат менялось моментально, клонясь, как пламя свечи, в ту сторону, куда дует ветер.

А тут еще поднесло двух матросиков, делегатов Временного правительства от Черноморского флота. Их просьбу — провести в полку агитацию за продолжение войны с Германией — полковник Елагин с радостью удовлетворил. Для этого роты были приведены на Михайловскую площадь и построены перед штабом полка.

Сбоку к невысокому крыльцу поставили крепкий дубовый стол, на него и поднялся матрос.

— Граждане солдаты! Мы, фронтовики, матросы Черноморского флота, прибыли к вам за тысячи верст, чтобы разъяснить политику Временного правительства и призвать вас на поле битвы сражаться до победного конца во имя великой России.

Говорил он долго и путано, слушали его без внимания. Второй матрос вскочил на стол и потеснил товарища, не дав ему закончить речь. Тот спрыгнул на землю.

— Солдаты! — звонко начал маленький, словно точеный матросик. — Многострадальная наша Россия гибнет у нас на глазах. У нас, ее защитников. Германцы заходят к нам в тыл, русская армия бросает оружие и военное снаряжение в пользу нашего врага. Это — несмываемый позор русскому воинству. Так не было никогда раньше…