Тихий гром. Книги первая и вторая

— Хх-хе, чудно как! И мудрено до невозможности. Всем бог может одарить человека, а счастья не дать! Сусед наш вон, Кирилл Платонович, всем взял: ума у его хватает, хоть десятерых объегорить, и красив. С его достатком давно бы с купцами, дворянами на короткой ноге быть, а он в конокрадах числится… Неужли счастье в том человек находит, что отвернулись от его все, как от заразного?

Вопрос этот, вынырнувший сам по себе, неожиданно, озадачил Макара настолько, что ему на всю дорогу хватило раздумий, самых заковыристых, странных и непонятных. Под конец он совсем в них запутался, как в сетях — вроде бы видно все вокруг, а в то же время связан по рукам и ногам — ни повернуться, ни пошевелиться. Даже обрадовался, как в город заехали: теперь эти думы покинуть можно, а в степи от них никак не отвяжешься.

Хлеб продали оптом с ходу, едва доехав до базара. Получив деньги, Мирон отправился за покупками, а Макар остался при подводах. Без дела просидел он с полчаса на пустых мешках из-под зерна. Потом поманило его устроиться поудобнее да прилечь на телеге.

Полуденная жара схлынула малость, да тучки заходили — нет-нет и прикроют жаркое солнышко. Ветерок прохладный все чаще набегать стал. От этого, видно, так сладко, задремалось в считанные минуты.

— Бурлак! Родной ты мой! — сквозь дрему донеслись до Макара восторженные слова, и незнакомый голос не то зарыдал, не то засмеялся, а вернее всего, смешалось в нем и то и другое.

Макар вскинулся, продирая слипшиеся глаза, и увидел молодого мужика, повисшего на шее тяжеловоза.

— Ба-атюшки! — захлебываясь, твердил мужик. — Да откуда же бог послал тебя прямо в руки мне?

Вися на крутой и могучей шее коня, мужик целовал его в мягкие губы, горячо и крепко прижимался к морде Бурлака, то, расцепив руки, гладил его по скуле, трепал гриву.

— Ты чегой-то там распелся? — подал голос Макар.

Мужик оглянулся, суетливо полез за пазуху легкого зеленого пиджака, истертого и испачканного колесной мазью, спрашивая:

— Хозяин этого коня где? Ты знашь хозяина? Поди-ка, ушел куда?

— Я хозяин, — за спиной Макара прогудел неожиданно Мирон, остановившись у телеги.

— Хозяин ты, а конь-от мой! — засуетился мужик, сдвинув картуз на затылок и смешно двигая белыми бровями. Вместо усов и бороды по розоватому лицу его топорщились редкие белые волосинки. Веки с белыми ресницами покраснели от волнения. Был он плотен, коренаст и, казалось, вот-вот разразится отчаянной бранью.

— Вот она, погонная-то на этого коня, — говорил он, разворачивая дрожащими руками бумагу, добытую за пазухой.

— Есть у нас документ на его, — сказал Макар, приближаясь к мужику.

— Где-ка он? Кажи! — мужик круто повернулся к Макару. — Ну, кажи свой документ! Одна бумага на коня полагается, а не две.

— Отстегни-ка Рыжку-то, Макар, — хмуро велел Мирон, — да сгоняй домой за бумагой.

— Привезет ли, не привезет он чего, — горячился мужик, — а городового позову я.

Не успел отъехать Макар, как подошел городовой и грозно распорядился, тыча пальцем куда-то под ноги Бурлаку:

— С места не съезжать! Стоять на месте до выяснения обстоятельствов, — и, обратившись к мужику, добавил: — А ты, ежели чего, покличь меня. Тута я буду, в мясном ряду.

Побольше трех часов пришлось мучиться на базаре Мирону. Передумал все — и понял, что с Бурлаком расстаться придется. Белесый мужик, отойдя от коновязи к забору, устроился там на чурбаке и не спускал глаз с коня.

Воротился Макар на взмыленном Рыжке, даже подостланный на спину пиджак насквозь промок. За городовым дело не стало. Просмотрев еще раз погонную прежнего хозяина Бурлака и несколько раз перечитав привезенную Макаром форменную расписку, городовой без лишних слов приказал Мирону:

— Распрягай, поколь до суда дело не дошло!

И хотя Мирон готовился к этому моменту уже не один час, мысленно простился с Бурлаком и, как покойника, помянул денежки, отданные за него, однако приказ городового, короткий и категоричный, показался Мирону нелепой новостью.

— А может, вы не этого коня-то берете? — охнув, будто подрубленный под колени, понес Мирон. Чувствуя, что не следует говорить этого, он уже не мог удержаться. — Ведь скотинка, она иной раз и похожей урожается. Вон у нашего суседа точно такой же конь… Все в их одинаковое. Как их отличишь?

— Где-ка, где другой-от конь?! — подпрыгнул мужик и забегал вокруг городового, цепляясь за него, как за спасательный круг.

— Сказываю, у суседа нашего в хуторе. — Чувствуя, что проговорился, Мирон и не подумал пятиться назад.

— Стой, не распрягай! — изменил свое решение городовой.

Видно было, что не за здорово живешь старается он для мужика. Подвалил ему тот, знать, не малую толику, хоть, может быть, и из последних деньжонок.

— Садитесь все да поедемте в ваш хутор, — приказал городовой. — Далеко это?

— Верст тридцать будет.

— Вот и поехали, — подмигнул городовой мужику. — На обратный-то путь все равно уж коняга у нас имеется.

Правя Бурлаком, Мирон чувствовал себя будто облитым грязью — досадно, горестно, стыдно отчего-то, коня жалко и денег жалко.

Но стоило ему вспомнить о предстоящей встрече с Кириллом Дурановым, как все это показалось до ничтожества мелким, пустым, а на первый план выступили беспощадные глаза Кирилла Платоновича, его сатанинская усмешечка. Не охнет он, как забирать коня станут, но и не простит этого Рословым.

— Шадринской я, шадринской, — не умолкая от великой радости, жужжал белесый мужик. — На этих коньках здорово извозом промышлял… Ничего другого-то у меня и нету-ка… В Тюмень, случалось, езживал, у себя в городе ломовщину правил. А на тот раз понесло меня в Екатеринбург. Первый раз собрался, да и то не доехал: в Покровском на постоялом дворе догола и обчистили. Хлыстик один при себе остался… Да ладно хоть с товаром-то приказчик хозяйской ехал — не на одного меня вина пала… С тех пор вот никак на ноги подняться не могу… Последняя рубаха с плеч ползет.

Макар долго тащился за передней подводой. Измученного Рыжку он уж не впрягал больше в пристяжку, а привязал его поводом к телеге. Отдохнувший и выстоявшийся Бурка нетерпеливо поспешал домой, налетая на переднюю подводу. Макару надоела такая езда, и он свернул с дороги в степь, намереваясь обогнать Бурлака, все так же ровно шагавшего по дороге.

— Куда? — грозно загремел городовой, хватаясь за револьвер. — Назад! На место!

Так и ехал Макар потом до самого дому сзади, сообразив теперь, какую бы он допустил глупость, оказавшись в хуторе раньше городового: ведь неизвестно, дома Кирилл Дуранов или промышляет где.