Тихоня из 11 "Б"

— Иван, открой выпусти нашего гостя, — обращается следователь к дежурному, но отец его перебивает.

— Давайте побеседуем без него, — выдает холодно.

Захаров секунду молчит, но потом кивает, и они исчезают из поля зрения. Я снова утыкаюсь лицом в ладони, потираю лицо. Я пока не могу понять, что последует потом, после их разговора. Даже не могу предположить последствия. Отберет права? Да это вообще не максимум жести. Что еще может? Закрыть меня дома? Так я не девочка…

Через минут двадцать мужчины возвращаются. Меня выпускают. Отец благодарит следока и прощается с ним. Покидаем отделение молча. Отец идет первым, я следом.

В воздухе повисает напряжение. Сейчас еще больше, чем, когда он только пришел. Негатив волнами исходит от него. Это напрягает.

Выходим на улицу, я почему-то сразу подмечаю тачку, которая стоит в стороне. Знакомая. Впиваюсь взглядом в лобовое, будто знаю где искать девчонку. Меня магнитом тянет, но от этого ощущения только хуже. Понимаю, что ничего не изменилось бы даже после того, как отца сами менты вызвали бы в отделение. Но не могу перестать злиться. Если этим хотели помочь, то ни черта лучше не сделали.

Отец садится на заднее, приходится сесть рядом. Предстоит непростой разговор. При матери он не станет говорить то, что сейчас мне придется услышать.

Машина плавно выкатывается с территории отделения. До дома минут тридцать, если не больше. Этого достаточно, чтобы поговорить. Поэтому я молчу и жду начала шоу.

— Ты меня разочаровываешь все больше и больше, Лев, — тихим, холодным голосом заговаривает отец. Даже мои горящие ладони холодеют.

— Чем же?

— Поведением, поступками, — отрезает холодно. Но объяснение не следует.

— Что не так? Машину угнал? Извини, не мог иначе.

— Не придумал ничего лучше. Ты, будущий юрист, должен понимать последствия. Я один из ведущих адвокатов нашего района. И что теперь будут говорить? — поворачивается ко мне.

— Что твой сын не дал окочуриться старику на лавочке, — предполагаю, ухмыльнувшись.

— Героем себя возомнил?

Градус повышается.

— Ни разу.

— Вот и правильно. Никто на тебя лавры вешать не собирается. Ты угнал машину, нарушил правила ПДД, чуть не угробил деда и девчонку. Ты за это мог влипнуть. Если бы еще и дед помер в машине, вот тут… — зло поджимает губы и отворачивается к окну.

— Он не помер.

— И слава богу. Ты только подумай о последствиях! Ситуация: машина не останавливается на требования, в машине труп. За рулем сын известного адвоката! Ты мог лишить меня того, чего я добивался всю свою сознательную жизнь. Просто все просрать в один миг, не подумав головой! — вот теперь он очень зол. Хоть и тон его голоса ни на децибел не вырос.

Вот в чем проблема заключается! Могла пострадать его репутация. Не дошло до меня раньше.

— Мы разные, — нарушаю повисшее напряженное молчание. — Ты до мозга костей циник, не имеющий ни капли сострадания к ближним. Ты любишь зарабатывать деньги. Да, на проблемах людей. Ты первоклассный адвокат, тебя многие бояться и мало кто хочет с тобой связываться. Ты же по судам затаскаешь и сдерешь за все издержки до последней нитки. Может это и круто, по-своему. Но когда встает вопрос жизни и смерти, я уверен, чаша “жизни” должна перевешивать. Поэтому я не пойду по твоим стопам. Никогда. Я не стану таким как ты, — поворачиваюсь и ловлю его красноречивый взгляд. Он в бешенстве. Но я продолжаю гнуть свое. — Мне жаль, что ты такой. И рад, что я совсем другой.

— Пока еще ты живешь на деньги, которые я зарабатываю и вроде не жаловался до этого момента, — звучит с пренебрежением. — Видимо нужно было тебя оставить в ментовке, — говорит достаточно сдержанно. Но от этого голоса не по себе. Он умеет нагнать страху одним лишь деланным безразличием. — Посмотреть, как ты сам выкарабкаешься? Ты совершеннолетний, — кривит губы.

— Оставить меня не смог, хотя очень хотел, — продолжаю его слова. — От этого же могла пострадать твоя репутация, — подмечаю.

— Именно. Поэтому ты не оставляешь мне выбора. Я лишаю тебя карманных денег. Отбираю права. И впредь ты будешь посещать только школу и репетиторов. По окончанию одиннадцатого класса поступаешь на юрфак. И это мое последнее слово.

— Нет, — категорически отказываюсь. — Не быть этому. Мне не нужны твои репетиторы. Мне не нужен твой жизненный путь, который ты и мне хочешь приписать, — взрываюсь. Меня всего колотит изнутри. Бесит от сознания, что этот, вроде бы родной человек не хочет меня понять. Я же не бездельник, не пропащий… Почему ко мне такое отношение?

— Что? — его бровь взлетает вверх. Не привык отец, что я не соглашаюсь с его мнением вот так.

— Именно то, что слышал. Я не буду ходить к этим репетитором. Я не буду поступать на юрфак и не приду работать на пригретое тобой место. Не дождешься, — высказываю ему в глаза.

Повисает звенящая тишина. Машина останавливается на светофоре.

— Тогда ты больше в моем доме жить не будешь.

— Серьезно? — усмехаюсь, до конца не веря в услышанное.

Отец не отвечает, уставившись в окно. Машина медленно трогается, когда загорается зеленый. У меня в ушах до сих пор его голос. Фраза, сказанная им, только что записалась мне на подкорку мозга.

— Маме сам скажешь? Или мне? — спрашиваю.

Знаю, если он заявит об этом матери, будет грандиозный скандал. Сомневаюсь, что мама примет его сторону. Я даже уверен, в том, что она его пошлет.

— Лизе об этом знать не нужно, — говорит спокойнее. Будто его наконец отпустило. — Еще раз, последний, уж поверь мне, спрашиваю. Ты решил все точно по поводу юрфака?

— Абсолютно. И будь уверен, мое решение не изменится, — говорю серьезно.

— Тогда поступим так, — поворачивается ко мне. — Твоя жизнь, черт с тобой. Поступай куда хочешь, но от меня и от матери помощи ты не получишь. Ни на репетиторов, ни на поступление, ни на что-либо еще. Заканчиваешь школу и пакуешь чемоданы. Это мое окончательное решение. И чтобы мать о нем не знала. Я думаю ты меня понял, — качает головой и отводит взгляд, который я выдерживаю.

Пытаюсь осмыслить сказанное. Перевариваю каждую строчку. Каждое слово. Это что значит? Мне дали свободу действий?

— И ты не передумаешь? — спрашиваю с сомнением.

— Будь уверен, — отмахивается. — И еще, — добавляет. — Не поступишь, пойдешь в армию. Отмазывать не буду.

Куда уж понятнее…

Я как идиот всю оставшуюся дорогу пытаюсь сдержать улыбку. А когда машины въезжает во двор и останавливается у дома, я выхожу первым, не дожидаясь отца, тороплюсь к подъезду. И первым поднимаюсь домой.

— Господи, Лёва, — на пороге встречает мать и сразу же обнимает. — Что случилось?

— Все хорошо, ма, — улыбаюсь.

Серьезно! У меня есть повод радоваться. Радость конечно поутихнет и придет осознание. А там и масштаб бедствия будет явно перевешивать в сторону растерянности и много чего еще.

После ужина иду гулять с Ричи. Для себя решаю сегодня ничего глобального не думать. Если так, как сказал отец и он реально дает мне право выбора, то мне предстоит колоссальная работа. Но это не сегодня. Я не разрешаю себе закапываться в мыслях. Играю с псом. Он довольный лает и носится как угорелый. Домой себе позволяю вернуться через полтора часа. Когда время уже перевалило двенадцать ночи.