ТИК
Шрифт:
— Да… По-моему… — Она нахмурилась. — Во всяком случае, я была в этом уверена…
— А с родителями своими он вас не знакомил?
— Нет. Хотел, но все не выходило. Они же у него в Германии живут.
— Он так сказал?
— Да.
— Значит, он никогда вам не говорил, что родился в Риге?
— Нет… — Ксения растерялась. — А разве он там родился?
— Да. Он переехал в Россию в девяносто восьмом году. Женился на москвичке, получил гражданство и прописку. Потом развелся. И родители его живут в Латвии. Вы ничего обо всем этом не знаете?
Она откровенно хлопала глазами:
— Нет, я знала, что он был женат… Но про остальное — первый раз слышу.
31
— …А
— Кто, ты говоришь, рассказывал все это? — спросил Знарок.
— Ну, Игореха.
— А кто он?
— Вовкин друган.
— Ты его хорошо знал?
— Ну, видел много раз. Бухали вместе. Они с Вовкой оба квасили страшно.
— А чем он занимался, где жил?
— Он не местный, приезжий откуда-то. Не помню, откуда. И чем занимался — тоже, честно говоря, не помню…
— А где он сейчас?
— Не знаю. Я как-то с тех пор его больше и не видел ни разу. Уехал, наверное.
— А фамилию его не знаешь?
— Не… не помню.
— Игорь?
— Да.
— Не Гордин, случайно?
— Да, точно! Кажется, Гордин.
— На самом деле никакой он не Руслан Никонов. — Юра подался вперед, опираясь предплечьями на стол, глядя на Валяева. — Он всем говорил, что так его зовут. Но никто из его знакомых в Питере не знает никого из знакомых с ним москвичей. Хотя приехал он к нам вроде бы отсюда. Понимаешь?.. Двое наших знали его хорошо — и обоих убили. А баба Смирнова, которая видела, как Гордин еще год назад приводил к Смирнову какого-то Ника, не видела того, кто сейчас жил в Питере под именем Никонова. Понимаешь? — повторил он. Валяев смотрел неподвижно: кажется, понимал, но недоверчиво ждал продолжения. — Дальше. Этот Никон, Никонов, который тут у вас участвовал в автоподставах, — он отвечал на звонки, изображал страхагента. Причем так изображал, что водилы ему верили. И его подельники что говорят? Что Никон образованный был, терминологией владел, и что косить у него хорошо получалось, актер хороший. А питерская шпана, приятели Ника, как один долдонят, что он алкаш убитый и с головой у него не в порядке. То есть это либо разные люди, назвавшиеся одним именем, — либо кто-то, тоже наверняка назвавшийся либо чужим, либо выдуманным именем, косил в Питере под дурака…
— Зачем?
— Не знаю. Но смотри: что есть у тебя? У тебя есть Гордин из Фонда, который пропал в конце года и которого знали многие: здесь, в Москве. И не знает никто из питерских, кто знает Никонова. И у тебя есть еще какой-то Лотарев, который получил нал в КБИ и которого вообще никто не знает. Причем Лотарев — гражданин Латвии, а Гордин — родился в Латвии…
— Знаешь, че еще с этим Гординым интересно, — хмыкнул Валяев как-то нехотя. — Он, оказывается, почти от всех своих знакомых всегда скрывал, что он не из Москвы.
— …Ну да! — не согласилась она. — Для начала ты сюжет придумай. И желательно более-менее свежий и изящный…
Он фыркнул пренебрежительно, в своей манере:
— Сюжет — фигня! Сюжетов я тебе с ходу десять штук придумаю…
— Ну-ну…
— Не веришь? — провокационно осклабился он.
— С ходу? — ухмыльнулась она в ответ — еще более провокационно.
— Давай, — он опрокинулся спиной на кровать, заложив руки за голову, глядя на нее поверх носа, — ты говори завязку, а я тебе сочиню сюжет… — продолжая ехидно скалиться, он щурил попеременно то один, то другой глаз.
— Из реки вылавливают труп с признаками насильственной смерти, — злорадно произнесла она, приваливаясь задом к подоконнику.
— …Девки! — подхватил он, хохотнув. — Завернутый в целлофан…
— Нет. Мужика. Средних лет без особых примет.
—
О’кей… Ну что… Менты пытаются его идентифицировать. Труп без документов… — Он говорил медленно-задумчиво, корча в потолок неопределенные рожи. — Ну, они — как там у них это делается — пробивают его по базе данных на свежепропавших… — в голосе его проклюнулся азарт. — И данные покойника совпадают с данными нескольких людей. Причем совершенно разных! Баба, от которой недавно ушел муж — сбежал, ничего не сказав, — опознает его в убитом. Бизнесмен-кредитор, которого кинул должник, кинул и сбежал, — соответственно, его… О! — Он приподнялся на локтях, вдохновенно глядя на нее, громко щелкнув пальцами. — А рожа у трупа изуродована. Ну, специально, чтоб не узнали…— Как же тогда они его опознают?
— Ну, по общим данным: рост, возраст, телосложение, цвет волос… А все эти данные действительно совпадают с данными мужа, должника там… Кого еще?.. Да! Тем временем из другого города приезжает следак, идущий по следу жжжжуткого маньяка-серийника. Он знает, что маньячище направился — где нашли наш трупак, в Москве? Значит, в Москву направился… Ну и, сама понимаешь, данные расчленителя тоже совпадают с данными покойника. В общем, менты беседуют с ними со всеми опознавшими — и все рассказывают про ну совершенно не похожих людей. Ни по характеру не похожих, ни по профессии, ни по социальному положению, ни по интеллектуальному уровню…
— …Ни по лицу…
— Да… — Он одним неуловимым движением оказался на ногах, заходил, продолжая прищелкивать пальцами, по комнате: туда-сюда мимо нее, широким упругим шагом. — То есть — вроде бы лица разные… но что-то общее у них есть. То есть сначала ни менты, ни зритель сходства не замечают… Но когда начинаются всякие там идентификационные экспертизы… отпечатки сличать принимаются, кровь брать на анализ, зубные карты — или как это называется — сравнивать…
— …Выясняется, что отпечатки совпадают с отпечатками на ноже маньяка, зубы — с пломбами и протезами, скажем, должника, а генетическая байда — с аналогичной байдой детей этой брошенной жены…
— Именно! И вот тот мент, или кто — следователь? — главный, короче, который ведет дело… всматривается в фотки «кандидатов» и обнаруживает какие-то общие черты! Он показывает фотки коллегам — но никто, кроме него, ничего такого не видит. Ну ладно, думает, может, это я брежу. Но он, разумеется, начинает сопоставлять: где все «кандидаты» были тогда-то и тогда-то — и оказывается, что чисто теоретически (опять-таки!) при допущении большой, очень большой, но все же не фатальной натяжки…
— …Что все это мог быть один и тот же человек… — Она смотрела на него, не в силах справиться с привычным восторгом.
— Да. Правда, засада в том еще, что все они — жена, кредитор, сыщик — описывают ну настолько несхожих типов, что здравый смысл никак не позволяет нашему герою допустить, что объект и впрямь был един в трех лицах. В общем, и герой, и зритель теряются в догадках… — Он остановился, глядя мимо нее в окно, что-то обдумывая. — Тут вот в чем должна быть фишка: беседуя с ними — женой, кредитором и так далее, — герой обращает внимание, что все они зациклены — каждый на своем пропавшем. Только о нем и говорят. Не просто подробнейшим образом про него рассказывают, но — как герою начинает казаться — еще и привирают. Как бы… преувеличивают масштаб. Сыщик, естественно, описывает абсолютно ненормального, нечеловечески жесткого садиста, выродка, монстра, рядом с которым Чикатило — безвредный пацан. Кредитор утверждает, что тот не просто кинул его на бабки — а кругом развел и подставил, что он вообще всю жизнь изображал из себя его лучшего друга, и всегда под это дело кидал, а тот всякий раз опять верил в его покаяние и заверения в дружбе, потому что он, кредитор, вообще как дурак исповедует какие-то принципы, ничего с собой поделать не может; ну а должник, сволочь хитрая, совершенно беспринципная, всю жизнь этим пользовался… Жена брошенная — понятно: с одной стороны идеальный мужик, верх обаяния, интеллектуальный блеск и сексуальная мощь, с другой — наглая, лживая, лицемерная сволочь, изменял ей всегда, паразитировал на ней, издевался над ней, уверял, что любит, а сам только использовал, она всю жизнь ему посвятила, а он ее поюзал и выкинул, вот и все мужики такие…