Тика. Любовь безумца
Шрифт:
Я так неожиданно завожусь от этой мысли, что едва успеваю тормознуть злые эмоции.
Вдох, выдох.
Смотрю на хрупкую, тонкую фигурку, сидящую на диване в той позе, в которой я ее оставил. Она и так маленькая и неземная, а сейчас будто и правда спряталась в своем космосе. Взгляд красивых глаз застыл в одной точке. Пальцы сплетены между собой в замок, а худые руки покрыты россыпью мелких мурашек. Ее светлые волосы сливаются с цветом лица, а губы снова бледные и дрожат. Ссадина на моем лице горит от соли ее слез. Я все еще в шоке от ее прикосновений, но не могу сосредоточиться на этом. Меня волнует
Ее узкие плечи высоко поднимаются на вдохе и плавно опускаются на выдохе.
Угораздило же меня…
Как ее вписать в свой мир, наполненный откровенной жестью?
– Почему ты стоишь там? – тихо спрашивает Лора, повернув голову в мою сторону.
И теперь я мурашками покрываюсь. Меня каждый раз выносит в иную реальность от того, как она все чувствует. Это похоже на сверхспособность. В сочетании со взглядом, не похожим на взгляды обычных людей, это просто что-то нереальное.
У меня чуть не вырвался ответ: «Боюсь потому что», но я вовремя засовываю его куда подальше и направляюсь к ней. Присаживаюсь на корточки, кладу на колени большую коробку с карандашами. Накрываю ее прохладные ладони своими и кладу их на подарок.
Убираю руки. Она проводит пальцами по рисунку на коробке, по буквам, выбитым шрифтом Брайля. Улыбается. У меня кадык дергается и в горле начинает пульсировать. Обычно мне насрать на мнение других людей, я делаю так, как считаю нужным, а сейчас я хочу, чтобы ей понравилось.
– Карандаши? – Лора продолжает удивленно водить пальцами по коробке.
– Да. Я надеюсь, к ним у нас у обоих не будет возникать ревности.
Она смеется, слегка запрокинув голову. На влажных ресницах дрожат капли невысохших слез. У меня есть потребность собрать эти слезы… губами.
Я не привык себе отказывать. Опускаюсь на колени, чтобы лучше держать равновесие. Подаюсь вперед. Ловлю ее лицо в ладони. Лора удивленно застывает, продолжая улыбаться, а ее дыхание превращается в мой ритмичный пульс.
Сначала бережно провожу подушечками больших пальцев по дрожащим ресницам, а затем еще бережнее, едва ощутимо прикасаюсь к ним губами, собирая соленую влагу. Хрусталики слез хрустальной девочки оставляют на языке очень яркий привкус.
– Откроешь коробку? – Отстраняюсь от нее.
Лора ловит мою руку, тянет к своему лицу и прижимается щекой к ладони.
– У тебя грубые, но очень горячие руки, – шепчет она. Бледные щеки розовеют, губы тоже приобретают нормальный для человека цвет. – Чем ты занимаешься? – задает очень опасный вопрос.
– Спорт, учеба, работа. Ничего интересного, – веду плечами, стараясь отвечать как можно беспечнее.
– Какой спорт? – Ее тонкие пальцы снова тянутся к моему лицу, прямо туда, где саднит свежая ссадина. Уворачиваюсь и сжимаю ее ладони в своих.
– Мужской, – глажу тонкую бледную кожу.
– На кого ты учишься? – Следующий вопрос кажется простым, но нет, он тоже сложный, потому что я никому об этом не говорю.
– На максимально странную специальность для такого парня, как я.
– Ты не ответил ни один из моих вопросов. Я не буду задавать третий. – Лора обиженно отворачивается.
– Давай заключим сделку, – предлагаю ей.
– Сделку? – хмурит
светлые брови.– Да. Ты идешь со мной гулять, а я постараюсь быть честным.
– Хорошо. Тогда у меня тоже будет условие. – Она вновь поворачивается ко мне.
– Уже интересно, – посмеиваюсь, чуть крепче сжимая ее ладони.
– Если ты солжешь, эта встреча будет последней, – говорит очень строго и вполне серьезно.
– Жестокая девочка. Хорошо, – сдаюсь, понимая, что не готов к такому повороту. – Я согласен.
– Правда? – искренне удивляется она.
– Правда. Идем? – Поднимаюсь и тяну ее на себя.
– Я не посмотрела карандаши.
– Точно! Давай помогу открыть, – забираю коробку, отложенную на диван.
Лора очень трепетно достает первый карандаш. Ощупывает его, улыбается. Трогает специальную насадку, которая создана, чтобы помочь незрячему человеку определить цвет. Правда, не со всем я согласен, но это один из лучших вариантов, что мне удалось найти быстро.
– Красный? – спрашивает она, ощупав яблоко.
– Да. Как ты поняла?
– Это как с помидором, – улыбается Лора. – Ведь чаще всего томаты бывают именно красными. Такая же ассоциация с яблоком. Я понимаю, что они могут быть разных цветов, но это первая, что приходит в голову.
– Хм… – тру подбородок.
– Желтый. – Она узнает форму уточки для ванной на конце еще одного карандаша.
– Давай что-то сложнее, – сам выбираю цвет.
Лора водит по нему пальцами, хмурится, кусает губы.
– Это лист. Зеленый?
– Нет. – Говорил же, что согласен не со всеми изображениями. – Осень, – подсказываю ей. – В каких цветах ты знаешь это время года? Конец сентября, октябрь.
– Зеленый, но уже не яркий, а выгоревший. Трава с соломенными подпалинами, – делится моя инопланетянка. – Мне Арий рассказывал. Оранжевый, красный, коричневый, – продолжает перебирать Лора, сжимая карандаш в ладони. Дышит чуть чаще, начиная нервничать.
– Коричневый, как упавшие сухие листья, – помогаю ей.
– Я запомню. Спасибо. И за подарок спасибо. Я очень хотела что-то создать именно карандашами. Часто перебирала их, но это сложно, когда ты не понимаешь, какой цвет в твоих руках. А изображать солнце зеленым или сиреневым было бы так глупо. – Она старается шутить. Только я вижу, что инопланетянка загрустила. Пора бы нам свалить отсюда.
В этот раз я не беру ее на руки. Пропускаю перед собой, наблюдая и страхуя на опасных местах, но она идет вполне уверенно, чувствуя знакомое ей пространство.
Помогаю устроиться в машине и везу в один из городских парков. Жалко, что сейчас холодно, я бы покатал ее на качелях.
Покупаю нам по стакану чая. Беру ладонь Лоры в свою и думаю, как ответить на ее вопросы. Инопланетянка терпеливо ждет, прислушиваясь к звукам вокруг себя и иногда улыбаясь.
– Я расскажу тебе о том, на кого учусь, ладно? Только не смейся, – взъерошиваю ее светлые волосы.
Лора крутит головой и, конечно, смеется. Она просто сумасшедше красивая сейчас. И эта красота идет изнутри, потому что, будем честными, внешне эта девочка даже немного несуразна из-за своей излишней худобы и бледности, но при этом она какая-то невероятная. Я не могу не смотреть на нее. И прохожие не могут. На нас то и дело оглядываются.