Тим

Денек обещал быть солнечным, но ветреным. По небу летели ячеистые облака, деревья шумели все сильнее, прохладный ветер овевал и холодил лицо и мокрые после помывочных работ руки. Пахло пробуждающейся после зимней спячки землей, древесиной, зеленью — словом, пахло весной. И это было хорошо…

Сворачивая палатку и собирая пожитки в багажник, я размышлял над сном. Многие мелочи из этого сна уже забылись, как это обычно бывает, но кое-что из слов Матери запомнилось. Что я — Палач, потому что мне суждено убивать; тоже мне новость! Во сне эта сентенция казалась внушительной и исполненной скрытой мудрости. Что ей, Матери, меня жаль… Что не она замутила апокалипсис.

Ничего внятного.

Обычный сон.

Просто мне вспомнилась эта странная женщина. С чего бы вдруг?

Когда я всё собрал, мы уселись в машину. Я завел мотор и, слегка буксанув, выехал из низины сначала на свободное пространство между деревьев, затем, раскидывая из-под колес ошметки земли, на асфальтовое полотно.

Итак, встречай нас, мир! Что предлагает нам день грядущий?

Ответ на этот риторический, в принципе, вопрос пришел через полчаса, когда я проезжал через рельсы мимо будки железнодорожника, поднятого шлагбаума и выключенного семафора. Внезапно захлестнуло щемящее чувство, которое трудно описать обычными словами, и не успел я сообразить, что к чему, как сразу за будкой, на обочине, увидел серый микроавтобус Форд и красный пикап Тойота Хилукс, чей кузов был под завязку загружен какими-то коробками, свертками и сумками. Возле машин ходили люди. Точнее, дети и подростки.

Я обомлел. Эти машины мне уже встречались… В летнем лагере. Пикап принадлежал Пастырю Степану, ныне покойному, а микроавтобус — Матери, вполне себе, судя по всему, живой и здоровой. Я чувствовал ее присутствие, она была здесь.

Чертов сон!

Мне ужасно не хотелось встречаться с этой теткой. Она внушала ужас, хотя и не сделала ничего дурного.

Она вышла на дорогу — Матерь. Невысокая, широкобедрая, с небольшой грудью, в тонком свитере и заношенных джинсах. Она прикрывала ладонью глаза от лучей поднимающегося солнца, а ветер трепал ее распущенные светлые волосы до плеч. Позади нее мелькали фигуры детишек.

И когда эта компания успела меня опередить? Когда я лазил с Борей на станцию? Или был в плену у Хозяина? Но как они преодолели заслон из фур? Наверное, ехали другой дорогой, которую я прозевал в свое время.

Или телепортировались нафиг. Сейчас во все можно поверить.

Матерь не преграждала дорогу и не махала рукой, чтобы я остановился. Просто наблюдала — не сомневаюсь, она меня узнала, хотя я сменил тачку.

Наверное, именно поэтому я и притормозил. Сделай она хоть одно движение, которое можно расценить как попытку меня остановить, я бы утопил газ в пол и унесся в клубах пыли. И гнал бы, пока не кончился б бензин. А тут… Как-то неприлично ехать мимо, не поздоровавшись со старыми знакомыми.

Возможно, я остановился еще и потому, что Матерь как-то повлияла на меня своей ведьмовской силой. Или потому, что мой взгляд случайно упал на сидящую рядом бледную Владу, отрешенную от всего. Она осела на сидении, так что снаружи и не заметишь. Если ей станет совсем плохо, а меня прибьет очередной Хозяин, Орда или Оборотень…

Я нерешительно вылез из салона.

— А Земля-то круглая, — сказала Матерь со смешком. — Ну, привет-привет!

— Привет, — отозвался я.

Странно, но я даже винтовку не прихватил с собой, когда выбирался из машины. Наверное, подспудно понимал, что винтовка в случае чего не поможет. Хотя у меня всегда один нож болтался в ножнах на поясе, другой прятался под штаниной, а под мышкой в кобуре грелся пистолет. У Матери же никакого оружия не было видно. Это-то и напрягало больше всего — похоже, ей не нужно оружие, а чужое оружие ей не страшно.

Я остановился в трех шагах от Матери, и она легким шагом подошла ближе. Глянула на меня снизу вверх, глаза — чистейшая прозрачная лазурь. Наморщила лоб.

— Шрамы на лице… Помотало тебя… А ведь и месяца не прошло! Или прошло? Небось и на теле есть шрамы, а?

Она тыкнула меня пальцем в грудь и рассмеялась. Я смущенно отступил.

К нам подошли две девочки и один пацан — от десяти до тринадцати лет. Я их узнал, а они — меня. Хулиганистого вида Захар, стеснительная Альфия и щекастая Татьяна. В руках Таня держала устрашающего вида блочный лук, за спиной из колчана торчали стрелы — не из спортивного магазина, а самодельные, наверняка с заточенными до бритвенной остроты стальными наконечниками.

— Привет, Тим! — сказал Захар, улыбаясь во весь рот.

Я кивнул:

— Привет, Захар. Альфия и Таня… Как поживаете?

— Нормально, — протянула Таня с таким видом, будто с семьей выехала отдыхать на природу и это времяпровождение ей жутко наскучило. — Ездим вот. А у нас новенькие есть.

Я видел новеньких ребятишек обоего пола — всего человек шесть или семь. Шкеты не старше четырнадцати.

— А где Толик?

Толика при последней нашей встрече сильно ранили. Я не удивился бы, если б мне сказали, что его уже нет в живых. Но Захар, не переставая щербато улыбаться, сообщил:

— За тот домик пошел поссать!

Таня цыкнула языком и воззрилась на пацана.

— Захар, ну неприлично так говорить, — урезонила его Матерь. Без особого нажима, просто как бы для галочки. Не дожидаясь реакции, она перевела взгляд на меня. — Пообедаешь с нами?

— Не рановато для обеда? — спросил я, по привычке глянув на солнце.

— Рановато, — согласилась Матерь. — А ты торопишься? Таня на охоту пойдет, может, и дикого мясца отведаем.

— Тебе не жалко зверушек убивать? — спросил я Таню.

— А тебе людей — не жалко? — насмешливо ответила вопросом на вопрос Таня.

— Я же не специально… — смешался я. — Меня вынуждают… Я ж не для того убиваю, чтобы кайф получить!

— Я тоже, — спокойно сказала Таня. — Никакого кайфа. Для пропитания. Я это хорошо умею — охотиться. У каждого в мире есть свое дело. Мое — ловить зверя, чтобы накормить людей. Зверя — стать нашей едой, если убежать не успеет.

Я уставился на нее, потом — на Матерь. Прошептал:

— А вы их хорошо научили.

— Стараемся, — отозвалась та беспечно. — В таком мире только так и выживем.

— Кто вы такая, Матерь?

— Меня Кира зовут, — ответила женщина. — Расчетный бухгалтер. Когда приключился конец света, обрела разные способности, стала Матерью. Наперед кое-что знаю. Людей чувствую. Отчего такие возможности — бог весть. Но уверена — поступаю правильно.

Меня удивила такая откровенность. Ждал, что будет юлить.

— И какая у вас цель?

— Конечная? — Она пожала узкими плечами. — Возрождение человечества, надо полагать. Только не в прежнем виде, а другом. Подробностей не вижу. Меня как бы ведут, каждый день чуть больше показывают, а полной картинки нет. Вот, еду на юг, собираю детишек необычных. Скоро, глядишь, целый автокараван наберем, ха-ха!

— Я на пикапе еду! — похвастался Захар. — Сам за рулем!

— Кто вас ведет? — спросил я Матерь Киру.

— Не знаю, Палач. А знала бы — трижды подумала б, говорить ли. Часто бывает, что когда много знаешь, дела не делаешь. Не стремишься никуда, понимаешь, что опасно и споткнуться есть где. Есть что потерять. А не знаешь — идешь себе да песенку напеваешь. И вся жизнь тебе сплошной сюрприз, потому что постоянно планировать — отказывать себе в удовольствии жить.

Повисла короткая пауза. Налетел порыв ветра, проволок по земле полусплющенные пластиковые баклажки из-под “Колы”. Из-за будки железнодорожника вышел Толик — ничуть не изменился, глаза смотрят на горизонт, сам не от мира сего. Хотя до Влады ему далеко… Он встал к нам спиной и застыл.