Тим

— Кто устроил Три Волны, тоже не знаете?

— Три Волны — это второй шанс человечества. Но пошел он не по плану. Лишнее доказательство, что долгосрочное планирование оборачивается всякой ерундой.

— А про Падшего слыхали? Про Спиральный Курган?

Матерь вдруг нахмурилась, а глаза потемнели.

— Я бы тебе посоветовала не верить ничему, что ты услышишь про Падшего, Палач. Падший — это ложь, покрытая клеветой и неправдой. И нет под ней никакой правды. Вот мой тебе совет, запомни его в следующий раз, когда про Падшего услышишь. Падший — как гнусный фейк, за который в прежнем мире головы с плеч летели. Понял меня?

Я отступил, по привычке потянувшись к пистолету, но Матерь, потеряв к разговору интерес, отвернулась, прислушалась к чему-то.

— Кто это у тебя в машине? Зрячая?

Не дожидаясь ответа, Матерь устремилась к моему внедорожнику, но не подошла к дверям, а остановилась у задней части, положила ладонь на багажник. Лицо Матери расплылось в той трепетной улыбке, которая появляется у женщин при виде маленького ребеночка.

— Ну же, девонька моя, выйди, покажись!

Дверь открылась, и Влада, пошатываясь, выбралась из машины. Матерь протянула к ней руки, не делая ни одного шага навстречу, и Влада пошла к ней. Матерь обняла Зрячую и долго так стояла, поглаживая ее по спине. Котейка крутилась у их ног.

Наконец Матерь выпустила Владу и повернулась ко мне.

— Болеет она у тебя. Как такое случилось?

— Мы уходили от Орды Буйных… — с запинкой принялся я объяснять. Трудно что-либо рассказывать человеку, который вроде как всё заранее знает. — Они поют какую-то песню, и от нее, кажется, Владе стало плохо.

— Когда такие мерзкие тварюги запоют, кому хочешь станет плохо, — согласилась Матерь и погладила Владу по кудрявой голове. — Полечить бы твою Владу. Доверишь? Только дело это не скорое, несколько дней надо будет потратить, а может, и дольше.

— Дольше — это сколько? — насторожился я.

— Неделю, две, — равнодушно сказала Кира. — Кто ж его знает? Как дело пойдет. И стоять на одном месте при этом надо, чтобы питаться силой от земли. Ехать никуда не получиться. А ты-таки торопишься? Планы у тебя?

Она хмыкнула. Планы ее веселили.

Я не ответил, но Матерь и так все поняла.

— Вот что, Палач, — сказала она. — Езжай своей дорогой, а Владу мне доверь. И кошку можешь оставить, не обидим. Ты же мне доверяешь, нет? Так вот, встретимся у моря.

Я опешил:

— Какого моря?

Матерь задумалась.

— Наверное, Черного. Какое там еще море есть? Каспийское? Нет, Черное. Ты езжай, а дорога сама тебя выведет куда надо. Главное, планов не строй, не смеши природу… Дети, проведите Владу с кошкой в автобус, я Зрячую посмотрю попозже. А ты, Таня, чего стоишь, уши греешь? Тебе на охоту не пора?

Я растерялся. Всё как-то быстро повернулось. Матерь уже за меня решила, хочу ли я ехать дальше, оставив Владу на ее попечение. А я почему-то не хотел оставаться здесь и жить среди этих странных детей мисс Перегрин. Я хотел ехать в обществе Влады и Котейки, но в моих мечтах Влада была здорова…

— Подождите!

Матерь уже уходила, но обернулась.

— Чего ждать-то? То ты торопишься, то медлишь, Тим. Ты разве не понял, что не враг я тебе? Если все же не желаешь оставлять Владу, я держать и уговаривать не буду. Только сам видишь — слабая она, и с каждой минутой хуже ей становится. Хочешь остаться — останься. Хочешь ехать — езжай. У моря и встретимся.

— Обещаете? — хрипло спросил я. — Обещаете, что мы встретимся у моря?

Матерь рассмеялась. Смех у нее был звонкий и приятный.

— Обещаю-обещаю! Ну что, пообедаешь с нами? Или переночуешь, может быть? Нет? Ну тогда пока, до встречи, у меня дел много. Видишь, ребятни сколько? Кроме Охотницы, Балагура, Певуньи и Зрячего еще и Лозоходцы, Заклинатели и Сеятели прибавились. Не забудь только вещи Влады оставить — у нее ведь есть свои вещи?

На полном автомате я открыл багажник и достал дорожную сумку Влады, которую та взяла в доме отчима. Коробка с кубиками и шашки лежали в углу багажника отдельно — не поместились в сумку. Я вытащил и коробку, и шашки, осторожно положил их на сумку. Подбежали ребятишки, ловко утащили все эти небогатые пожитки.

В башке у меня царил хаос, я никак не мог собраться с мыслями. Как-то неожиданно мы расстались с Владой. Я понимал, что у Матери ей будет лучше… наверное, лучше. Влада болеет, а я не могу ей помочь. Матерь может. Эта женщина не гонит меня, и я мог бы жить здесь эти недели, но… что-то толкало меня вперед. Планы, о которых я ничего не знал.

Не надо драматизировать, одернул я себя. У моря встретимся, Матерь так сказала. У меня нет причин ей не доверять.

— Я вас видел во сне, — выпалил я вслед Матери. — Вы сказали, что мы встретимся, и вот мы встретились…

Матерь выслушала с неприкрытым интересом. Вслух вполне искренне поразилась:

— Надо же!

— И еще вы сказали, что мне предстоит выполнить много задач. А последняя будет какая-то плохая… С кровью и слезами. Мне верить этим словам?

Матерь подумала секунду. Посерьезнев, сказала:

— Сны — личное дело каждого. Вопрос в том, веришь ли ты сам себе.

***

Матерь ушла вслед за ребятней и Владой в автобус. Даже не попрощалась, не дала какой-нибудь мудрый совет. Словно считала, что я сам лучше всех знаю, что мне нужно. Собственно, так оно и было — я один отвечал за свою жизнь, и никто больше.

Подумалось, что надо бы попрощаться с Владой, но она ушла, не оглянувшись. Она всегда была не в себе, а в последние дни слабый огонек ее разума и вовсе почти погас.

И Матерь, и весь ее детский сад внезапно потеряли ко мне интерес, занялись каждый своим делом. Кто-то собирал ветки для костра, кто-то тащил воду в ведрах из ручья. Таня уже исчезла за пригорком со своим луком. Только Зрячий Толик продолжал безмятежно созерцать неровный горизонт.

Я помялся. Затем пожал плечами и сел за руль. На юг, к морю!

Отъехав километров на сорок пять, я остановился на обочине в редком лесочке. Вышел из машины и забегал туда-сюда.

Почему я не остался? Это было бы самым лучшим выходом из ситуации! Я был бы рядом с Владой и в безопасности — что-то подсказывало, что Матери не страшны какие-то зачуханные Бугимены и даже Орда. Пожил бы среди этих фриков-язычников, разузнал бы, что к чему. В коммуне жить опять-таки веселее, чем одному ехать на юг…

Но я не мог иначе, это было понятно с самого начала. Я стремился на юг, потому что так сказали мои родители. Мои папа и мама, которые остались там, в нашем родном городе. А я пообещал их спасти, хотя не имел представления о том, как это провернуть. Видимо, в моей тупой голове юг и спасение родителей как-то переплелись, сцепились друг с другом; невесть отчего я внушил себе иррациональную идею, что как только доберусь до этого гипотетического юга, как только выполню поручение родителей, то сразу пойму, как их спасти.