Тина
Шрифт:
– Вот ты ругала СССР: «Тюрьма не готовит людей для свободы. Колхозы – невероятное закрепощение крестьян. Рабы не могут двигать экономику. Не было стимула совершенствовать производство. Был искусственный энтузиазм и хорошая мина при плохой игре». И прочее, и прочее. Про колхозы ты была права. А сейчас лучше? Теперь мы много больше рабы, чем раньше. И свобода слова – не свобода лжи. Это тоже понимать надо.
– Миф о потерянном рае вызывает у тебя депрессию или выливается в агрессию? Мечтаешь о волшебной палочке. А теперь нужны не нытики, а активная молодежь. – Это Инна «отбрила» Аню.
– Активные личности всегда и всюду нужны. Люди работают, а все равно мало получают. Вот откуда разрыв между бедными и богатыми в семнадцать раз? И где ты видишь материальную заинтересованность? Вкалывать на дядю Ваню? И чиновники в который
– Видно, она никогда цветы не сажала и огорода не имела, – заметила Аня.
– Так хотя бы проконсультировалась у своих замов.
– Такие особи считают себя всезнайками.
– Не терпится покритиковать? Боже мой, какие мелочи тебя волнуют. Тут вся страна в ж… – возмутилась Инна. – Ты, Жанна, отлично училась. И что? Все равно лучшие места получали блатные, а тебя и тебе подобных пинали. Разве не оскорбляли этим?
– Раньше причиной такого унижения был только человеческий фактор, а теперь еще и деньги, и законы развития капитализма. Ты утверждаешь, что при СССР была неэффективная экономическая система, а вписываемся ли мы в капиталистическую? Недавно зашла в обувной магазинчик, так девчонки минут десять болтали, не обращая на меня внимание. Я разозлилась и ушла. А как-то решила заказать себе вязаную безрукавку в доме быта, так девчонка нагло меня надула в цене и еще в глаза рассмеялась, мол, это вам не социализм, теперь выгода всем правит. Мне иногда кажется, что СССР ругают те, кто хочет оправдать свою неудачливость в те годы некомфортными условиями. Я не о тебе, Инна, – поспешила добавить Жанна.
– А идеология? – напомнила Инна.
– Прошу прощения, чем тебе идеология не угодила? Она часть сложной мировоззренческой системы. Куда же без нее? Не надо ее бояться. Одной этики и эстетики для воспитания молодежи недостаточно, – заявила Аня.
– Смотря какая идеология. Человек человеку враг – это хорошо? У американцев как: главное Америка, а на остальных им наплевать. Это мы такие интернационалисты. Они – нация, выросшая из преступников. Когда мы укрепляемся, они нас ненавидят и боятся. Мы слабеем, они нас презирают, оплевывают и стараются отовсюду погнать. Чем нам хуже, тем им лучше, – высказала свое мнение Жанна.
– И мы теперь должны быть со всеми и ни с кем?
– Не мой вопрос. Внешне у них все благополучно и, тем не менее, законы у них жестче наших, – неопределенно пожимая плечами, ответила Жанна Ане.
– Вот тебе кажется, что западная Европа богатая. А ты знаешь, как они экономно живут? Каждую копейку берегут. У них мужчины стремятся в доме все делать своими руками, потому что бытовые услуги стоят очень дорого. А за их толерантностью часто скрывается беспомощность. Ты не в курсе? Туго соображаешь? Не удается вырваться за пределы своего примитивного совкового сознания?
Аня заметила, как Лена нервно сжала плечо подруге и тихо сказала:
– Наша цель – развитие. Мы должны, не оглядываясь, идти вперед. И поверь мне на слово: пройдет время и мы «восстанем из пепла». Наши успехи уже сейчас заметны.
– «Вынесем все и широкую ясную…», – усмехнулась Жанна. – Что оставим детям? Пшик? А ведь была же оттепель, которую «надышали»
наши родители и мы вдохнув, глотнув ее, «забалдели» от восторга и начали поднимать Родину на неимоверную высоту… Свои жизни делали собственными руками и мозгами, потому что векторы духовного развития страны и наши – совпадали. Наша внутренняя значительность требовала высоких задач. Уважали друг друга за профессионализм, радовались успехам друзей, они вдохновляли нас на свершения… Во имя науки поднимались выше обид и зависти. Хотели, по возможности, построить наилучший, после идеального, мир – настоящий социализм. И это было прекрасной предпосылкой для особого мышления. Радость жизни была во всем! Мир казался оптимистической реальностью. Потом волна оттепели стала затухать. Нам еще хотелось чего-то более глубокого, яркого, умного, но кругом уже стелилась серость, и в высокие идеалы советского человека уже не особенно верилось. А недавно я из уст ветерана услышала жуткую фразу: «О, какие были б мы счастливые, если б нас убили на войне». Кажется это из поэзии Межирова. Он оказался прозорливее многих.– Опять заныла, – возмутилась Инна.
– А в присутственных местах сейчас что творят? Смотрю я как-то на одну такую стерву и думаю: «Откуда у этой молодой женщины столько хитрости и желания хоть на короткий миг насладиться властью, возможностью тиранить, унижать человека? И как ее родимец не хватит от злости? Вероломная, лживая. Быстро освоилась». Тирания и в человеке, и в обществе бессмертна? Механизм власти и насилия неистребим?
Корчуют их, корчуют из века в век, а они все растут и множатся.
«Они нас морить, а мы их кормить». Так в старину говаривали? А хотелось бы видеть Родину без коррупции и продажных чиновников. Насколько была бы богаче наша страна, если бы эти живоглоты не гнали деньги за границу, не тормозили развитие… Ведь наше бескультурье еще и от нищеты. Насилие надо применять к коррупционерам и взяточникам. Есть такое понятие как «необходимость».
– Перестройка только вздыбила проблемы страны и ускорила ее распад. И кому неожиданно пришло озарение? Снизошло прозрение? Перестройка – это отказ от движения общим строем. Мы встретили ее невооруженными. Отсюда шальные девяностые. Подминали, подгребали под себя бандиты… Теперь надо формировать и формулировать новую основу государства, – сказала Инна.
– Понятно, почему никто из нас не стал ни чиновником, ни партийным руководителем. Не дано нам качеств, которые им требуются. Не пристало нам… – усмехнулась Жанна.
«О боже, доживу ли я до утра», – насмешливо поиздевалась над собой Лена.
– Взглянула в глаза действительности? Какие раскрепощенные мысли! Ура! Вот и интегрируй их в сегодняшнюю жизнь. Моя идея стоит глубокого осмысления? – рассмеялась Инна.
– Недавно слышала по радио отчет какого-то сельского чиновника. «Чтобы удержать учителей и врачей в деревне, мы им выделяем земельные участки. А многодетным семьям по льготной цене». Сердце больно сжалось. Мы раньше землю бесплатно получали. Это право наши деды завоевали. «Выделяют» за деньги! Сказал бы честно: «Продаем». А он словами играет, а по сути дела лжет, – возмутилась Жанна.
– Всё обещают, обещают. А кто будет подкреплять реальными делами? – задала риторический вопрос Аня.
– На выборах выигрывает тот, кто много обещает. Так устроена жизнь, таков человек. Почему белые в гражданскую войну проиграли? Казалось бы, где тот же Буденный, а где Колчак? Белые не обещали то, что не могли дать, а красные обещали землю и рай земной.
– Интересная интерпретация давно известных фактов, – удивилась Аня Инниному заявлению. – Нынешнее время пока до конца неопознанное, невыраженное. И если его правильно охарактеризовать, оно надолго останется людям… – задумчиво протянула она, но мысль свою не досказала, отвлеклась.
– В жизни любой страны важнее всего идея, – провоцирует Инна продолжение разговора. – Но какая? Идея обогащения нам не подходит. Она не духовная.
– Еще Сергей Радонежский провозглашал: «Благие намерения без решительности – ничто». – Жанна не преминула возможностью сослаться на обожаемого святого.
– Чего-чего, а решительности нам не занимать. В семнадцатом сдали Государя императора на раз, в девяноста третьем... разлетелась страна на куски, будто планета под влиянием расширения Мироздания. Надо помнить уроки истории, а мы быстро хмелеем от восторга. А «история жестоко карает за невыученные и забытые уроки», – жестко заметила Инна.