Тиран Золотого острова

— Да чтоб тебя! — выругался я и повернулся к трубачу, который стоял рядом. — Бежишь к воротам. Двадцать новых копий сюда пусть принесут! И мигом обратно!

— Да, господин! — кивнул парнишка и побежал со скоростью испуганной антилопы.

— Второй ряд! Лезь назад! — орал Абарис. — Да боком повернитесь, в такую вас! Боком! Третий ряд! Пропустить их!

Такое упражнение мы не отрабатывали. Как-то в голову не приходило, и теперь вот нужно импровизировать на ходу. Второй ряд, смущаясь пустых рук, ушел назад. Лишиться оружия в бою — позор немыслимый!

— Бегом наверх! — приказал я. — У кузнеца копья возьмете и назад. Носы не вешать! Так и было задумано! Бог Поседао мне свидетель!

— Правда? — с надеждой посмотрели на меня парни, пребывающие в размышлениях, как лучше покончить жизнь самоубийством. Они не знали, что в бога Поседао я не верю, поэтому и использую его имя направо и налево.

— Бегом! — крикнул я. — И трубача сюда пришлите!

— Да, господин, — склонили они головы, глядя, как их товарищи шаг за шагом пятятся назад.

Первый удар, самый сильный и страшный, мы пережили, и сейчас началась боевая работа, когда по телам товарищей лезли ахейцы, пытаясь достать моих ребят своими копьями.

— Эх! Шлемов нет! — до боли сжал зубы я, глядя, как лучший десятник упал, обливаясь кровью. В голову, защищенную кожаной шапкой, прилетел камень, брошенный наугад, и теперь по его телу шагали наступающие ахейцы.

Десять шагов! Двадцать! Тридцать! Когда ахейцы зайдут в коридор шагов на сто, мне понадобится трубач. Да где же этот мальчишка?

— Я здесь, господин! — преданно уставился он на меня, словно читая мысли. — Трубить?

— Не вздумай! Рано. — покачал я головой и заорал. — Первый ряд! В ноги бей! Куда копья вверх дерете, помесь шелудивого пса и беременной свиноматки!

— Гы-гы! — довольно усмехнулись воины. Тут ругательства довольно примитивны, и я изрядно разнообразил их лексикон. Они раньше и представить себе не могли те затейливые гибриды, которыми я их величаю. У меня все же высшее образование, да и интеллектуальный багаж посерьезней. И не обижаются ведь, находят в этом какое-то свое удовольствие, понимая, что я это не со зла. А вообще, они у меня ребята на редкость простые, и за куда меньшее на месте режут.

Восемьдесят шагов!

Я вижу, как умирают люди, каждого из которых я знаю по имени. Многих из них помню с детства. Кое-кто приходится мне дальним родственником. Они умирают, а я жду. Вынужден ждать. Ахейцы чуют, что мы слабеем, и продолжают давить.

Девяносто!

Фаланга уже в который раз меняет воинов в первом ряду. Вообще-то, по классике так делать не положено, но едва наступает хоть малейшая передышка, я ввожу в строй свежих воинов, давая отдых тем, кто уже бьется долго. Ахейцам все сложнее бросать сюда новые силы. Пиратам приходится идти по телам убитых, и я вижу, как-то один, то другой разворачивается и бредет назад. Нет! Тут так нельзя! Громила в бронзовом доспехе рубит труса на глазах у всех и ведет вперед остальных, подняв над головой меч. С кого он все это богатство снял, интересно!

Сто шагов! Они дошли до отметки, которую я оставил самому себе.

— Труби! — ору я, и парнишка извлекает из рога протяжный, заунывный звук.

На крышах домов, окружающих дорогу, встали пращники, лучники и метатели дротиков.

— Великие боги! — выдохнул Абарис, который за сегодня лишь единожды полез в бой и был безжалостно вытащен мной оттуда. — Это и есть твоя тактика?

— Ага! — кивнул я, мысленно содрогаясь от ужаса.

А содрогнуться было от чего. Каменный коридор превратился в дорогу смерти, где свинцовые пули, копья и стрелы косили тех, кому не повезло там оказаться, словно траву. Только пахло тут отнюдь не свежескошенной травой. Страшный запах смерти стоял над городом. Тяжелый дух вывороченных кишок, человечьего дерьма и крови. В смерти нет ничего красивого, даже если эта смерть героическая. А ведь здесь и не пахнет героизмом. Людей избивают как скот, и вырваться из ловушки почти невозможно. Отсюда не убежать, слишком тесно. Тесно до того, что на отдельных участках живые, убитые и раненые, застрявшие при бегстве, стоят на месте, не в силах шевельнуться. Их бьют сверху, в упор, а от стены до стены всего шесть шагов, заваленных телами раненых и убитых. Мы тоже несем потери. То пращник, то лучник, сраженный стрелой, падает вниз, прямо на подставленные копья. А порой даже камень, брошенный рукой отчаявшегося бедолаги, разит не хуже железа. Нам слишком дорого дается этот бой. Человек сорок уже убито, еще столько же ранено.

— Господин! Они обошли нас! — прибежал пельтаст, патрулировавший периметр. — Сзади залезли. Парни еще держат то место, но скоро их сомнут.

— Труби отступление! — крикнул я, и над полем боя разнесся прерывистый вой бычьего рога. Мы отходим за ворота.

— Абарис! — крикнул я. — Притащи мне пленных, человека три-четыре. Но только таких, кто на своих ногах уйти сможет.

— Сделаю! — крикнул тот, утирая пот со лба. Он снял шлем, подставив ветру голову, которую беспорядочно облепили мокрые волосы. Длинный бронзовый меч опущен к земле, а по его лезвию стекают капли крови, без остатка впитываясь с сухую, каменистую почву.

Мы с ним все же полезли рубиться с ахейцами, когда потеряли треть личного состава фаланги. Линоторакс — штука хорошая, но все равно, лицо, шея и руки остаются открытыми. И есть он пока не у всех, так что у нас и выхода не осталось. Закованный в бронзу воин — это почти что танк. Ножи и копья скользят по его блестящим бокам, и он разит направо и налево, оставаясь неуязвим. Меня сегодня стрелы и копья обошли стороной, а вот Абарису пропороли кожу на шее, чудом не задев сосуды. Рана уже едва кровоточит, но выглядит мой полусотник жутковато. Его доспех густо залит кровью, своей и чужой.

Абарис растерян. Он пока не понимает, почему мы отходим, ведь поле боя осталось за нами. Тактика! Великое колдовство в его понимании, даровало нам победу. Да только у нас осталось минут десять, может, пятнадцать. Тут ведь крошечное все. Моя цитадель, царящая над островом, чуть больше ста метров в диаметре. А с той стороны холма сюда идут сотни свежих воинов. Они нас просто в землю втопчут, и никакая тактика не поможет.

— В нашем деле главное — это вовремя смыться! — с удовлетворением сказал я сам себе, когда в ворота затащили последнего раненого, и они закрылись с натужным скрипом. Толстенный брус упал на бронзовые петли, отсекая нас от того ужаса, что остался за стеной. Я улыбнулся устало, чувствуя, как на лице лопается засохшая кровяная корка. Это не моя кровь, я ведь даже не ранен…

Глава 19

Вот чем мне нравятся местные — так это своей предельной незамутненностью и оптимизмом, который граничит порой с идиотизмом. Горизонт планирования собственной жизни у абсолютного большинства из них — на один сельхозсезон, не дальше. А уж когда ты только что мог помереть, но не помер, то он и вовсе сужается до нескольких дней. Они не думают, что будет дальше. Они просто радуются тому, что есть сейчас.

Рыбаки и купцы, крестьяне и рудокопы, кузнецы и углежоги, дворцовые служанки и прочий народ заполонили тесные улочки акрополя, который для такого многолюдства уж точно приспособлен не был. Все полгектара крепости застроены очень и очень плотно, и теперь тут ногу поставить некуда, чтобы ненароком не наступить на кого-нибудь. Мои подданные шумели, махали руками и протягивали мне детей, прося благословить. Я шел по улице растерянный, купаясь в волнах обожания, которое накрыло меня с головой. Они ведь всё видели со стен и оценили зрелище по достоинству. Заваленная телами дорога лучше всяких слов говорит им о том, кому благоволят бессмертные боги. Мне благоволят! И этот факт делает приблудного чужака абсолютно легитимным правителем даже для тех, кто еще недавно в этом сомневался. Воля богов, выраженная в воинской удаче, здесь куда важнее, чем какие-то там наследственные права. Силен — значит, достоин властвовать. Этот постулат дожил до конца Римской цивилизации, породив вечную чехарду военных переворотов.

А вот у меня оптимизма существенно меньше. В строю осталось сто двадцать человек из двухсот, а у врага воинов больше раз в пять. Я ведь поднялся на стену и вижу, что творится у них в лагере. Да, до него очень далеко, но блеск бронзовых доспехов не спутать ни с чем. Вожди собрались в кучку и обсуждают что-то, оживленно жестикулируя. Или это они морды друг другу бьют? Не вижу отсюда. В любом случае, ничего хорошего нас не ждет. Их намного больше, и они нас заперли на вершине горы. Еду мы можем растянуть на пару месяцев, а вот воды у нас хватит недели на три. А потом всё, мы начнем умирать от жажды. Они больше не полезут в ловушку. Вождям пиратов, если они не полные идиоты, нужно просто подождать. Я спустился вниз и начал разглядывать связанных пленных, которых Абарис притащил сюда. Все четверо ранены, трое в руку, один в голову камнем. Они очумело смотрят по сторонам, бледные как полотно.Они не ждут ничего хорошего, ведь пленных у нас обычно используют для жертвы богам.