Тиран

— У меня за рекой два отряда — сто тяжелых коней. Позволь мне прикрыть ее.

Матракс быстро кивнул.

— Хорошо. Бери греческих лошадей и савроматов — вон тех. И иди! — Одной рукой он задержал царя. — Ты сиди здесь и жди, — сказал он. А Кинию крикнул: — Помни, братец: это не та битва, которая нам нужна!

Царь был уже в доспехах. Он быстро, повелительным тоном заговорил по-сакски. Он извещал Матракса, что намерен сам поехать со своей охраной и поддержать Страянку.

Киний повернул лошадь.

— Господин, тебе не следует этого делать. — Личный интерес и потребность в том, чтобы союзники действовали вместе, придали его голосу убедительность. — Мы не можем так рисковать.

Царь выпрямился и решительно сжал губы.

— Кто здесь приказывает? — спросил он.

Матракс схватил за узду его коня.

— Нет! — сказал он. И крикнул Кинию: — Езжай!

Киний не стал ждать. Он развернул лошадь и направился к броду. Рядом с ним — Никий.

— Труби общий сбор, — сказал Киний. А Ситалку приказал: — Моего боевого коня!

Пропела труба, ее голос отдавался во влажном воздухе необычным эхом. Киний махнул Левкону, который еще мог его видеть. Подошел Ситалк с Танатосом. [89] Киний сел на высокого коня и вошел в воду.

В дождь брод словно раздался. Кинию казалось, что он едет слишком медленно, его люди передвигались словно не в воде, а в меду.

— Ты нас отзываешь? — крикнул с противоположного берега Никомед.

Киний сжал спину коня коленями и приподнялся.

— Нет! Постройтесь на берегу! Оставьте место для Левкона!

89

В греческой мифологии Танатос — бог смерти, ее олицетворение.

Никомед, невидимый в темноте, ответил согласием. Киний слышал, как строится конница. С южной стороны долетали и другие голоса. Дождь припустил, струйки холодной воды текли между лопатками под бронзовой пластиной панциря, переливались через шлем, смачивая волосы.

Копыта Танатоса ступили на гальку, потом на траву, и брод остался позади. Киний пустил коня легким галопом, ориентируясь на голос Никомеда. Никий держался за ним, он по-прежнему трубил общий сбор. В дождь трудно было смотреть прямо, но Киний наконец увидел Никомеда — его плащ нельзя было не узнать. Люди Никомеда уже образовали сплошной прямоугольник. В полустадии к югу собирал и выстраивал свои заслоны Диодор. Киний натянул узду и указал на Никия.

— Левкон прямо там, — сказал он, показывая на север от отряда Никомеда.

Люди Левкона и отряд пантикапейцев в строгом порядке переходили брод. За ними двигались тяжело вооруженные савроматы. То, как они двигались, свидетельствовало, что их лошади устали.

Подъехал Ателий. Киний наклонился и положил руку ему на спину.

— Мне нужно точно знать, где Страянка, — сказал он. — Можешь связать нас?

Ателий улыбнулся. Он высморкался в руку, спрыгнул с лошади и пересел на запасную, которую вел в поводу.

— Конечно, — ответил он, помахал и уехал в дождь.

Киний подъехал к Левкону.

— Мне нужен Эвмен, — сказал он. Левкон кивнул. Киний продолжал: — Держи строй, не теряя свое место. Если придется нападать, останавливайтесь сразу, как услышишь сигнал, и возвращайтесь в строгом порядке. Если прижмет, уходи через брод. Сегодня нам битва не нужна. Понятно?

Левкон приложил руку к груди:

— Строй. Отступать в порядке. Ждать общей битвы.

Киний ответил на приветствие.

— Из тебя еще получится полководец. — Он повернулся к Эвмену. — Оставь свой отряд и отправляйся с савроматами. Оставайся с ними и передавай мои приказы. Сейчас они мой резерв. Постарайся объяснить это им, чтобы не обижались.

Эвмен кивнул и уехал, сутулясь. Левкон ничего еще не говорил об убийстве своего отца — но за три дня не сказал своему гиперету ни слова, за исключением приказов.

Киний вернулся к Никию. Люди построились — три плотных ряда и более редкая цепь савроматов в тылу.

— Труби «Вперед!» — велел Киний Никию.

Строй двинулся вперед. Через двадцать шагов брод остался позади. Через сорок — стали теряться из виду холмы за бродом.

Из дождя показался отряд саков, они скакали быстро. Их появление вызвало тревогу, но почти сразу их узнали — Терпеливые Волки. Проезжая, они показывали свои пустые гориты и знаками давали понять, что враг близко.

Сверкнула молния. И за то мгновение, которое ей потребовалось, чтобы осветить лица людей, Киний понял: битва. Его смерть.

Глупая мысль — то же самое относится и ко всем здесь.

Киний проехал вдоль фронта, слишком занятый, чтобы размышлять о своей смерти. Он приказал всем трем отрядам растянуть фланги, чтобы предотвратить внезапное нападение. Пропустили еще один отряд Терпеливых Волков, а потом и первых Жестоких Рук — их легко было узнать по нарисованной на крупах коня руке. Они проезжали мимо, все больше и больше — сотни. Не разбитые, но усталые. Истратившие все силы.

К Кинию подъехал Ателий.

— Она близко, — сказал он. — Бронзовые Шапки дальше. Услышав трубу, они вспомнили об осторожности.

Подчеркивая свои слова, он показал на Никия.

Дождь бил им в лица.

— Стой! — крикнул Киний.

Никий повторил приказ на трубе.

Они сидели на лошадях под дождем, который заглушал звуки равнины и даже звуки боя, если тот шел. Киний не слышал ничего, кроме стука капель по шлему. Он стащил шлем и взял под мышку. Повернулся к Никию с намерением заговорить, но тот молча показал за плечо Кинию.

Она была прямо перед ним, на расстоянии в несколько корпусов лошади. Скакала, оглядываясь через плечо. Киний пустил коня легким галопом — к ней. Топот копыт предупредил ее, она повернулась, увидела его и устало улыбнулась.

Первая ее улыбка, какую он увидел за долгое время, хотя это всего лишь улыбка одного полководца другому.

— Они меня почти разбили, — сказала она. Поискала в горите стрелу и не нашла.

— Уводи своих людей через брод, — велел Киний. Впрочем, он мог этого и не говорить: за Страянкой ехало всего человек двенадцать.

Он потянулся к ее лицу и отдернул руку — та двинулась вперед без его умысла.

— Прямо через мой строй. Я прикрою, — сказал он, не только наставляя ее, но и давая понять, что они ограничены своими военными ролями.