Тиран
Шрифт:
Разумеется, лошадь Клита участвовала в гонках. Киний почувствовал себя дураком: как он не подумал, что каждый богатый гражданин выставит лошадь? Он прошел вдоль дистанции, обогнул храм и протиснулся через толпу рабов и рабочих: все они пытались получше рассмотреть лошадей и делали ставки.
Увидев временного гиппарха, он окликнул его:
— Удачи твоей лошади, Клит.
— Благословение Аполлона на твой дом, — ответил Клит. — Она такая норовистая, что, боюсь, не сможет бежать. Ей не нравится толпа.
Киний наблюдал, как два раба держат кобылу, а та мотает головой и закатывает глаза.
— Ее
— Раньше я бы сказал, что огонь на нее не действует.
Клит пожал плечами: ему не хотелось просить совета.
Киний понаблюдал за лошадью.
— Надень ей шоры, как делают персы.
Клит покачал головой.
— Понятия не имею, о чем ты.
Киний наклонился, чтобы его голова оказалась на одном уровне с головой гета.
— Беги отыщи мне кусок кожи — хотя бы вот такой.
Ситалк в свете факелов нахмурился.
— А где мне ее взять, господин?
Киний пожал плечами.
— Понятия не имею. Это трудное задание. Удиви меня. Или беги к Ателию на конюшню и возьми там.
Парень исчез, прежде чем он договорил.
— Мне понадобятся нож и нитки, — сказал Киний.
Клит смотрел, как артачится его лошадь.
— Ну, не знаю. Лучше вычеркнуть мое имя, чем навредить ей. Гонка начнется, как только край солнца коснется определенной метки, — слишком скоро.
— Попробуй по-моему. Если парень не успеет вернуться, вычеркнуть всегда сможешь. — Киний посмотрел на лошадь — красавицу с широкой грудью и гордой головой — и добавил: — Вычеркивать свое имя в день праздника — дурной знак.
— Ты прав, — сказал Клит. — Пока я испробую кое-что свое.
Клит подозвал раба, и они вдвоем принялись растирать кобылу, ласково говоря с ней. Киний порадовался, видя, что Клит и сам работает: богатые граждане слишком часто отвыкают трудиться и хотят, чтобы за них все Делали рабы.
Возле его локтя появился Ситалк. Он даже не запыхался.
— Посмотри, господин. Подойдет?
— Отлично. Молодец. Где ты ее раздобыл так быстро?
Киний взял у другого раба острый нож и начал разрезать кусок кожи пополам.
— Украл, — ответил мальчишка, не глядя ему в глаза.
Киний продолжал резать.
— Кто-нибудь это видел?
Гет выпрямился.
— Я похож на болвана? Нет!
Острием ножа Киний старательно вырезал два отверстия.
— Принесите мне ее недоуздок, — попросил он.
Не совсем удачно: один клапан стоит правильно, второй хлопает, пугая лошадь. Киний взял нитку и прочно пришил шоры. Когда он закончил, лошадей уже вызывали на гонку. Заметно стемнело, и он с трудом мог разглядеть свою работу.
— Спасибо за старания, но я вычеркну свое имя. — Клит тревожно наблюдал за ним. — Уже зовут лошадей.
— Подожди минутку — еще один стежок. Вот так. Надень ей на голову. Видишь? — Киний огляделся в поисках всадника — это сын Клита Левкон, с которым отец наспех его познакомил. — Так она не может смотреть по сторонам. Помни об этом, когда будешь обходить других всадников.
Кобыла уже успокоилась. Клит и Левкон повели ее, а Киний в толпе рабов пошел за ними к финишной черте, где в свете храмовых костров собрались владельцы лошадей и их свиты. От костров зажигали факелы и передавали всадникам.
Киний
не мог следить за ходом гонки по звукам, по хору криков и приветственных возгласов, которые, как огонь, перемещались по храмовой территории. Но когда лошади подошли к финишу, зрелище было великолепное: черту они пересекли тесной группой, а факелы словно летели за ними. Кобыла Клита пришла третьей, и Левкона наградили лавровым венком.— Я хотел поговорить с тобой о завтрашнем сборе, — сказал Киний, когда смолкли поздравления и благодарности.
— Я не собираюсь причинять тебе неприятности. Ты знаток своего дела.
Клит растирал кобылу.
— Чтобы начать обучение этих людей, мне понадобится твоя помощь.
Киний решил, что с Клитом лучше говорить откровенно.
Клит повернулся, оперся рукой о круп лошади, скрестил ноги и улыбнулся.
— Ты всегда так торопишься, афинянин? Чтобы научить этих парней чему-нибудь, потребуется время — и удача. Послушай, завтра все будет кувырком: нам повезет, если кто-нибудь из этого проклятого списка вообще явится. Приходи завтра вечером ко мне на ужин, приведи своих военачальников. Нам надо получше узнать друг друга. И позволишь дать тебе совет? Не торопись.
Киний взял у раба скребницу и начал работать с другого бока кобылы.
— Хороший совет. Но у меня есть причины торопиться.
— Мне следует поблагодарить тебя за шоры — это опасно в ночной гонке, но рискнуть стоило, верно? Однако мне все равно пришлось подождать, пока ты их изготовишь. Понимаешь? Переживем завтрашний день: пусть Аполлон пошлет людям достаточно разума, чтобы они пришли; если кого-то из дураков арестуют, у нас не будет ни одного мирного дня.
— Твои бы слова да богам в уши. Чтобы все пришли. — Киний вернул скребницу ожидавшему рабу. — Я ухожу. До завтра.
— Доброй ночи. Левкон, попрощайся с господином.
Киний поднял своих людей с первыми петухами, и они подмели конюшни, установили дополнительные мишени и вычистили лошадей так, что те лоснились. Верхом, в панцирях, с новыми султанами на шлемах и в новых плащах отряд выглядел прекрасно. За полчаса до назначенного времени Киний отвел их к тому краю ипподрома, который примыкал к казармам.
За несколько минут до назначенного часа появились сразу все влиятельные люди города. Они въезжали или входили на ипподром длинной колонной и сразу разошлись по посыпанной песком земле кучками по десять-двенадцать человек; было и несколько одиночек; большая группа, свыше двух дюжин, все на хороших лошадях, собралась вокруг Клита.
Киний оставил старшим Диодора и подъехал к Клиту. Подъезжая, он наблюдал за местными жителями. Все они были превосходными наездниками — гораздо лучше, чем богатые граждане Афин или Коринфа. Как он и ожидал, ездили они не хуже македонцев или фессалийцев. И проявляли странный вкус в выборе одежды и упряжи. Многие были в штанах, в шляпах вроде фракийских, а сбруя у лошадей напоминала скорее скифскую, чем греческую.
Клит посмотрел на него, отвернулся, снова посмотрел и велел своим людям разъехаться и примкнуть к людям Киния в дальнем конце ипподрома. Длинная колонна продолжала входить на ипподром, сейчас шли в основном пешие.