Тирания мух

Она посмотрела на меня и не проронила ни слова. Да это было и не нужно: комнату постепенно наполнял другой звук, исходящий от листа бумаги, покрытого нарисованными мухами.

Жужжание мух. Одна из них, которую Калия только закончила рисовать, отряхнула краску с крылышек и взлетела.

Все сели за стол. Еда выглядела отвратительно. Ее приготовил отец. Он никогда раньше не готовил, но теперь был главным и определял, будет ли еда и какие порции заслуживает каждый из членов семьи в зависимости от его поведения за день.

— Нам нужно экономить. Бедность помогает выработать терпеливость, — прошептал он перед пустой тарелкой, — и это хорошая подготовка к жизни.

Еда лежала только на маминой тарелке — какой-то овощ подозрительного вида, но мать поспешила съесть его без ропота и жалоб.

Никто не думал о вкусе предлагаемой еды — голод сводил с ума. От зрелища того, как мать открывает и закрывает рот, поглощая бесформенный овощ, сводило желудок. Вот уже второй день Касандра, Калеб и Калия не получали ни крошки.

Калия потихоньку ела свои мелки. Ее рот в последнее время был выпачкан краской.

— Папа, я хочу есть, — послышался слабый голос Касандры. Черты ее лица заострились, являя обтянутый кожей череп.

Отец поднял глаза и указал на свою тарелку:

— Я тоже, но не жалуюсь.

Калеб вдруг вообразил, как берет в руки тарелку и вилку и вспрыгивает на стол: вонзает вилку в голову отца и раскалывает тарелку о его череп. Видение мгновенно исчезло. Он вздохнул и сосредоточил все свое внимание на мамином рте, на том, как она медленно поглощала бесформенный овощ. Калеб на минуту представил себя на ее месте и почти почувствовал дикую боль в ногах от каблуков, в пальцах, стиснутых в узких туфлях, и одновременно удовольствие от того, как пища спускается по пищеводу, неважно, овощ или сырое мясо. Мальчик задержал дыхание.

— Я все еще чувствую запах гнили по всему дому. — Шепот отца был похож на шелест ящерицы.

Он пригладил усы и поднес пустую вилку ко рту.

— Мысли о еде насыщают так же, как и процесс ее поглощения, — произнес он через мгновение. — Да, Касандра?

— Наверное, — ответила старшая дочь.

— Знаешь, откуда идет этот запах? — Вопрос отца повис в воздухе, но его глаза уставились на рот, который продолжал жевать овощ.

— Нет, — соврала мать. Она не рассказала о незавершенном пазле.

— Мертвое животное, — настаивал отец, — источник болезней.

— Это, наверно, крыса или белка, что-то мелкое. Уже почти не пахнет. — Калеб послушно поднес пустую вилку ко рту.

— Молодец, Калеб. — Увидев это, отец наградил сына улыбкой. — Вот так, хороший мальчик. Папа готовит лучше всех на свете, правда?

Не дожидаясь ответа, он кинул на тарелку сыну кусок чего-то похожего на свеклу. Калеба наполнило чувство благодарности. Он получил награду за послушание. Мальчик накинулся на брошенный кусок, как пес на голую кость, и сожрал его прямо на глазах у голодных Касандры и Калии, даже на глазах у голодного отца.

— Усатый дедушка, а папа важный человек?

— Интересный вопрос, Касандрита.

— Если он работает на тебя, должно быть, он важный человек, потому что все тебя боятся.

— Серьезно? Меня?

— Я не боюсь.

— Конечно же, ты не боишься. Почему ты должна меня бояться? Я же дарю тебе кукол.

— А папу тоже боятся?

— Это хитрый вопрос. Смотря кто, Касандрита. Страх — тоже хитрая вещь.

— Не понимаю.

— Смотри, ты боишься своего папу?

— Нет. Не знаю. Иногда.

— Почему?

— Он всегда приходит поздно. Кем он работает?

— А вот это другой хитрый вопрос.

— Если ты называешь вопрос хитрым, он остается без ответа.

— Правда? Ну, я не нарочно… Хочешь знать, чем занимается твой папа? Он работает в туннеле. Вернее, не совсем в туннеле, но в похожем помещении — темном и в то же время уютном, по крайней мере для твоего папы. У него там кабинет с просторным столом, заваленным бумагами, со стульями, трехразовым питанием и двумя перекусами. Целыми днями он подписывает бумаги и иногда прогуливается по туннелю. Он рассказывал тебе, что внутри туннеля есть как бы такие маленькие домики?

— Нет.

— Такие муравьиные домики, полные людей.

— Людей, не муравьев?

— Ну уж нет, муравьи слишком дисциплинированные насекомые для того, чтобы оказаться в подобном месте.

— Значит, папа заботится об этих людях?

— Иногда заботится, иногда наказывает, иногда пугает, иногда ломает… Когда как, Касандрита.

— А почему он их пугает?

— А вот это еще один хитрый вопрос.

— Думаю, они пугаются, потому что он на них кричит.

— Правильно. Он на них кричит и иногда делает им выговор. Ты наверняка знаешь, что это такое.

— Нет, папа никогда меня не наказывает.

— Потому что ты хорошая девочка, послушная муравьишка. Но эти люди в туннеле… иногда приходится их ставить на место. Они еще не поняли. Твой папа им объясняет.

— Значит, это как в школе.

— Точно. Школа для недисциплинированных муравьишек.

— Папе не нравятся муравьи.

— Представляешь, как ему тяжело? Никто и не говорил, что его работа простая.

— Если меня спросят, можно ответить, что мой папа учитель?

— Учитель муравьишек? Нет, лучше скажи что-нибудь другое.

— Например?

— Ну не знаю. Например, что твой папа… добытчик правды. Нужно придерживаться этой идеи.

— Какой идеи?

— Правду нужно добывать любой ценой.

— Не понимаю.

— Это и не нужно, Касандрита.

— Усатый дедушка…

— Погоди, дай угадаю: ты опять хочешь задать мне вопрос.

— В этих туннелях, где живут люди… плохие люди… когда-нибудь восходит солнце?

— Они под землей, Касандрита. Под землей не бывает солнца.

— А как они тогда видят?

— Привыкают. Человеческий глаз привыкает к темноте. К тому же страх — шестое чувство.

— Шестое что?..

— Осязание, зрение, вкус, обоняние, слух… и страх. Ты не знала об этом?

— Нет.

— Там внизу нет солнца, Касандрита, но оно и не нужно. Видишь, ты узнала что-то новое. Ты гордишься своим папой?

— Думаю, да.

Нужно быть настоящей женщиной, чтобы ходить в туфлях на каблуках. Нужно многое терпеть. Для этого нужно быть святой или революционеркой — среднего не дано. Нужно иметь яичники, чтобы терпеть сдавленные пальцы, изодранную кожу на ногах и не позволять боли поселиться в твоей голове и отложить там яйца, как жирная муха.