Тирания Ночи

19

Андорежцы в Броте

Шагот и Свавар зарабатывали на жизнь грабежом и воровством, пока немного не подучили фиральдийский. Потом началось восхождение по карьерной лестнице: сначала они работали вышибалами в одном из самых неспокойных портовых притонов Брота, затем их наняла в качестве убийц-оптовиков гильдия лавочников, когда ей надоело платить уличным бандам за то, что те не защищали их от других уличных банд, вымогавших у торговцев деньги за свои охранные услуги.

Братьям удавалось чудесным образом выходить живыми из всех передряг, а их хладнокровная жестокость отпугивала даже самых кровожадных преступников. Спустя несколько месяцев суеверные жители бротского дна твердо усвоили: этих чужаков невозможно убить, а сами они с радостью сотрут с лица земли любого, кто только вздумает им помешать.

Шагот выяснил, что, если достать во время битвы голову чудовища и сражаться оружием, откопанным в Белых холмах, они со Сваваром неуязвимы. Почему так происходит, он не знал и знать не хотел. Воля богов выполняется – и хорошо.

Андорежцам не составляло никакого труда убивать с такой холодной жестокостью, ведь они попали в совершенно чуждое им время и не считали живущих в этом времени людей подобными себе.

Для них это было все равно что резать цыплят.

Но только когда Шагот не спал. А спал он теперь по шестнадцать часов в сутки.

Их таланты привлекли внимание отца Силви Обилада, занимавшего особое положение при семействе Бруглиони – одного из пяти великих кланов Брота (Бруглиони издавна враждовали с Бенедокто). Обилад посулил братьям легкую жизнь и хорошие деньги.

Шагот отца Обилада презирал.

– Все эти провонявшие елеем чалдарянские святоши ужасно скользкие, – говорил он Свавару. – Я бы с радостью отдал их на милость Старейшим. Особенно этих тупоголовых священников из Брота. Только и думают что о власти. Какой сладкой музыкой стали бы для меня их крики!

Свавар промолчал. Он вообще теперь редко разговаривал – просто делал все те кровавые непотребства, что приказывал Шагот, а сам тем временем мысленно освобождался от своих обязательств перед богами.

Больше всего братьям мешали приступы сонливости Шагота. А они с каждым днем становились все длиннее.

Силви Обилад не приходился Бруглиони кровным родственником, он был другом детства Сонераля Бруглиони. Этот самый Сонераль сделался бы главой клана, если бы не умудрился, по печальному стечению обстоятельств, проглотить смертельную дозу яда как раз перед избранием Гонарио Бенедокто. И теперь святой отец действовал в интересах брата Сонераля, Палудана Бруглиони.

Вся жизнь Палудана Бруглиони зиждилась на ненависти и гневе, и решительно все в Броте были уверены: отец Обилад отнюдь не пытается усмирить эти темные страсти, а, быть может, еще и подливает масла в огонь Палуданова презрения к приспешникам патриарха Бенедокто.

Силви Обилад старался быть хорошим священником, но вот уже долгие годы сражался с постулатами собственной веры.

В его темную сырую каморку и явились Шагот со Сваваром. В ноздри им немедленно ударил запах плесени. В углах валялись груды сырой заплесневелой одежды – щедрые дары, которыми Обилад так никогда и не воспользовался.

Священник всегда носил одну и ту же грязную ветхую сутану. От него самого тоже изрядно попахивало.

– Спасибо, что пришли, – проскрежетал он сиплым от вечного пребывания в сыром застенке голосом.

Шагот переглянулся с братом. Но этот древний скелет в обносках – один из самых влиятельных людей в Броте, иначе Шагот не стал бы к нему наниматься.

Высокое положение обеспечивает хороший обзор. Стоит только забраться повыше, и они разглядят все, включая и человека, которого им так нужно найти.

Отцу Обиладу вот-вот должно было исполниться пятьдесят, но из-за полной лишений жизни выглядел он на все семьдесят. Ел священник только пресный хлеб, пил одну лишь воду, а по церковным праздникам баловал себя постом.

Шагот считал его безумцем.

– Ты говорил, – прогремел он, – твой хозяин хорошо заплатит. И вот мы здесь.

– Выяснил ты что-нибудь о том человеке, которого мы ищем? – спросил Свавар.

– Что? – озадаченно нахмурился Обилад. – А, загадочный выходец с востока. Нет. Пока нет. Никто ничего не знает. Но Брот огромен, а в поисках заинтересованы лишь вы. Охота только началась.

Шагот тихо заворчал: в поисках ведь были заинтересованы и чужеродные голоса, поселившиеся у него в голове. Но он заставил их умолкнуть.

– Так у тебя есть для нас работа?

Старика передернуло. Его терзали некоторые сомнения в праведности того дела, которое ему поручили устроить.

Братьев Гриммсонов наняли только потому, что семейство Бруглиони могло с легкостью от них отречься, но они об этом еще не догадывались. Ими можно было воспользоваться, а потом, что особенно радовало, пожертвовать.

Всю жизнь отец Обилад предавался самообману, но глупцом назвать его было нельзя. Он прекрасно знал: Палудан Бруглиони не во славу господа собирается использовать таланты этих двоих. Но то, что выгодно Бруглиони, могло послужить и выгоде божьей. Именно этому посвятил Силви Обилад каждодневные труды, пытаясь вплести свою судьбу в грандиозный гобелен господнего замысла.

Умному человеку легко убедить себя, что любое его действие – часть господнего замысла. Собственное злодейство легко оправдать и самому изощренному разуму.

– Старик, тут воняет. Почему бы тебе не выкинуть отсюда все дерьмо? – спросил Шагот. – Чего ты хочешь? Если уж разбудил меня, говори.

– Патриарх собирается усилить свою власть в коллегии и для этого назначить новых принципатов. Якобы новые почетные должности достанутся ярым защитникам веры.

Шагот, который не разбирался в церковной политике, громко фыркнул.

– Безупречный назначит трех представителей, якобы придерживающихся противоположных взглядов: одного своего врага, одного союзника и одного не заинтересованного в местных делах иноземца, который вряд ли воспользуется правом голоса. Как только такой принципат отбудет на небеса, должность перейдет к другому.

После смерти обычных принципатов должность точно так же переходила к другому, но пять кланов Брота давно заключили негласный договор о том, что у каждого из них всегда должен быть хотя бы один принципат. Ведь только принципат мог сделаться патриархом.