Тираны. Императрица

От двух принесенных мальчиком-слугой тарелок с пельменями поднимался густой пар. Белесые линии тянулись к потолку. Дун Ли вспомнил, что так же плавно колыхалась светлая занавеска в его доме, когда летним утром в открытое настежь окно лился прохладный воздух с горы. Парень подпер голову руками и зачарованно вглядывался в меняющиеся изгибы пара над едой. Через какое-то время ему начал видеться причудливый танец прозрачных девушек — их бедра и плечи покачивались, руки вздымались, волнообразно двигались, легкие одежды будто развевались на ветру…

Мелодично звякнув, дверь чайной открылась, впустив под приветственный крик скворца очередного посетителя. Морозный воздух, ворвавшийся в помещение, разметал иллюзию, и от танцовщиц остались едва заметные клочки, да и те таяли на глазах.

Дыхание у парня перехватило, а сердце замерло. На миг он замешкался, затем вскочил, мысленно проклиная себя за неловкость — задетый им столик едва не упал набок. Тарелки подпрыгнули к самому краю, и Дун Ли уже был готов зажмуриться от стыда, но тут раздался такой знакомый ему негромкий мелодичный смех, что он просто застыл с виноватой улыбкой.

— Все ли у тебя хорошо? — обворожительно улыбаясь, спросила Орхидея.

Облаченная в лазоревую одежду, расшитую красными нитями, стройная, с легким румянцем после мороза, она была столь прекрасна, что в заведении на какое-то время воцарилась тишина — редкие посетители обернулись, замерев с палочками и чашками в руках, восхищенно разглядывая вошедшую.

Дун Ли, словно проглотив язык, часто закивал в ответ, отчего девушка вновь рассмеялась. Парень не услышал даже намека на насмешку — лишь невинное веселье звучало в переливах ее дивного голоса. Влюбленный с благодарностью взглянул на девушку и наконец сумел произнести:

— Садись скорее, а то все остынет!

Стыдясь своих слов, которые показались ему слишком простецкими — так следовало бы обращаться к дружку за обедом, но никак не к возлюбленной, Дун Ли неловко выбрался из-за стола и, обойдя его, схватился за спинку второго стула. С шумом его выдвинул, чтобы Орхидея могла присесть. Вернувшись на свое место, парень почувствовал, как наливается кровью его лицо — щеки и уши пылали, как угли в печи. Все заготовленные для встречи слова вылетели из головы. Язык же, бывший таким ловко подвешенным, когда требовалось приветить клиента побогаче, теперь предательски пересох, и казалось, во рту находился пучок бамбуковых листьев.

— О, ты заказал пельмени! — улыбнулась Орхидея, с любопытством разглядывая тарелки. — Что за начинка внутри?

— Тут разная, — обрадовался Дун Ли тому, что нашлась тема для разговора. — Есть с капустой и грибами, еще с говядиной и свининой…

— Я буду те, что с мясом! — решительно сказала Орхидея и взялась за ложку. — Другие можешь сам съесть, если захочешь!

Дун Ли не сразу сообразил, что девушка всего лишь подшучивает над ним. Ложка дрожала в его пальцах, и больше всего он боялся, что еда может выпасть обратно в тарелку и забрызгать каплями соуса нарядную одежду Орхидеи. В волнении он не замечал, что его возлюбленная и сама немало нервничает — то и дело бросает взгляды по сторонам, будто опасаясь слишком пристального внимания посетителей.

Орхидея действительно была в смятении. Никогда прежде она не осмеливалась отобедать вне дома с кем-либо из мужчин. Даже в те времена, когда отец щедро снабжал ее деньгами на различные увеселения, ей доводилось перекусить где-нибудь исключительно в компании подружек. А сейчас она за одним столиком с человеком, который не может отвести от нее глаз, и у них настоящее свидание! Но больше всего ее беспокоило, достаточно ли аккуратно она ест — не увидит ли сидящий напротив ее зубы и не будет ли слышно, как она жует. Какой стыд потерять лицо, пусть и перед простоватым парнем… Орхидея приподняла левую руку, прикрыв рукавом халата рот. Скворец, что возился в клетке неподалеку от них, принялся издавать трескучие переливчатые звуки, словно помогая прелестной посетительнице не опасаться, что ее могут услышать во время еды.

— У моего дедушки тоже жила такая птица, — кивнул в сторону окна Дун Ли. — Но говорить ее он так и не научил, хотя и занимался с ней вечерами.

— Наверное, ему попалась очень упрямая, — улыбнулась Орхидея. — Или дедушке не хватило терпения…

— И птица упрямая была, и дедушка нетерпелив, — кивнул Дун Ли. — Кончилось все тем, что скворец разломал прутья и вырвался на свободу. Мы думали, он полетает да вернется, но ошиблись. Дед слыл чудаковатым человеком в наших краях, где обычно содержат лишь петухов да куриц с утками…

Вспоминать о своем деревенском происхождении Дун Ли не любил, искренне считая себя теперь настоящим горожанином, жителем столицы. К тому же перед лицом девушки его прошлое казалось вдвойне постыдным — ведь она сама была из знатной маньчжурской семьи, пусть и сильно обедневшей. Орхидею же, казалось, нисколько не заботило то, что они из совершенно разных слоев и даже народов.

— Часто вспоминаешь о родных местах? — спросила она, аккуратно подцепив очередной пельмень. — Скучаешь по семье?

Дун Ли положил ложку на стол и задумался.

— Там, где я вырос, люди долго не живут, — ответил он, будто нехотя. — Трудом каменотеса не прокормить большую семью, да и сама работа съедает человека быстро. Родители умерли рано. Братья и сестры, что остались дома, наверное, еще живы. Но увижу ли я их когда-нибудь — не знаю…

Глаза парня защипало, будто пар от пряных и острых блюд вызвал слезы. Покраснев еще больше, он шмыгнул носом и быстро утер лицо рукавом.

Орхидея, словно вспомнив о чем-то, вскинула левую руку и запустила в рукав халата тонкие пальцы.

— Я не ошиблась! — воскликнула она и достала сложенный в несколько раз светлый лоскут ткани. — Выходит, угадала с подарком! Держи, это тебе от меня, на праздник!

Дун Ли приподнялся со стула, почтительно склонился и двумя руками, стараясь унять их дрожь, принял вышитый платок.

— Большое спасибо!

Приличия не позволяли сейчас же развернуть его и полюбоваться узором, и парень бережно спрятал подарок за отворот халата. Первая в его жизни вещь, полученная от девушки! Краска вновь залила его лицо — Орхидея вручила ему праздничное подношение первой!

Смущение за свою неловкость одолело его с такой силой, что перехватило горло, и голос прозвучал сипло и сдавленно:

— У меня ведь тоже есть для тебя… Одна безделушка… Надеюсь, она понравится тебе!

Достав и едва не уронив украшение на пол, он вновь склонился, вытянув сложенные вместе кисти рук в сторону возлюбленной.

— Что это? — весело спросила та, разглядывая лежавший на ладонях Дун Ли мешочек.

Парень лишь склонился ниже, не зная, что ответить.

— Подарок… — сумел наконец выдавить он.