Тише!
Шрифт:
— Она сейчас чувствует что-то вроде недомогания, — говоря это, он посмотрел назад через плечо, а затем вышел в коридор и закрыл за собой дверь. — Слушай, мне надо с тобой кое о чём поговорить...
Глаза Ашера сузились.
— Все эти звонки... они только расстраивают её, — Мик наклонил голову. Он выглядел слишком довольным и ничерта не обеспокоенным о чувствах Вивиан. — У вас, ребята, произошла ссора, и ты её тогда действительно обидел. Мне кажется, что тебе стоит оставить её в покое до тех пор, пока ей самой не захочется с тобой поговорить.
Я не хотел обидеть её. Ашер захотел толкнуть
— Почему-то у меня такое чувство, что это не она решила со мной не разговаривать. Что ты сделал, Мик? Забрал её телефон? Запретил ей общаться с друзьями?
Улыбка Микки медленно сползла с его лица.
— Ты выходишь за рамки. Это моя девушка. Ты не имеешь никакого права лезть к Вив, когда ей до сих пор плохо из-за смерти Броди. Я позабочусь о ней, так что убирайся отсюда к чёрту.
Ашер сжал губы. Кивнул. Если всё так и должно быть...
Он схватил Микки за плечи и ударил коленом в живот. Мик согнулся и, задыхаясь, простонал.
— Что насчёт такого, блядь, недомогания?
Ашер прошёл мимо него в квартиру. Вивиан сидела за обеденным столом, водя пальцами по ободку кружки для кофе. Она посмотрела на него и вскочила, перепугавшись.
— Ашер...
Он бросил цветы на стол.
— Что происходит, Вивиан?
«Ты обидел её», — сказал Микки. Да как он посмел? Как она посмела? Из всех мужчин, что она знала, кто был тем единственным, что ни разу не поднял на неё руку? Никогда не затаскивал её в постель? Никогда не заставлял принимать решение, которое ей не нравилось?
— Ну, так что, ты не хочешь со мной разговаривать?
Взгляд Вивиан метнулся за его спину. Он слышал, как Микки, восстановив своё самообладание, топает по гостиной.
— Это не то, что ты думаешь. Я просто... пожалуйста...
— Тогда он заставляет тебя делать всё это. Ты вырываешь меня из своей жизни, потому что Бог запрещает тебе расставаться с ним, — он говорил быстро. Микки больше не получится застать врасплох, к тому же он уже шёл к ним. — Или, может, он не хочет, чтобы я рассказал копам обо всех тех увечьях, что он уже нанёс, не так ли?
Вивиан закрыла рот рукой от ужаса, когда Микки схватил Ашера за волосы и оттащил его от неё. Он стукнулся об стену затылком, и на миг в его глазах побелело.
— Оставь его! Мик, не бей его, прекрати!
Микки приподнял его за грудки, и Ашер, едва осознавая происходящее, снова вылетел в коридор и упал на пол прямо к противоположной стене. Его голова откинулась. Когда у Ашера в глазах прояснилось, он увидел, что Микки навис над ним.
— Если ты ещё раз здесь объявишься, то я тебя убью нахрен, — прошипел он. Мгновением позже дверь захлопнулась.
Тишина.
На его затылке набухала шишка, даже когда он шёл к машине. Неудивительно, если тем ударом он отбил со стены штукатурку.
Его снова охватила дрожь.
Понедельник, 6 октября
Доктор Ромеро закрыла за собой дверь смотровой, листая графики. Похоже, всем докторам свойственно делать это, даже в
том случае, когда там не на что смотреть. Она подняла голову и улыбнулась. Даже после того, как она лечила все его заболевания от простуды до вывихнутой лодыжки, Ромеро всё ещё смотрела на него, как на ребёнка. Ему было в общем-то всё равно.Она присела рядом с ним, положив его карточку к себе на колени.
— Что ж, могу тебе сказать, что ты не умираешь.
Он и не думал, что умирает, однако сказал:
— Это хорошо.
— Дрожь, насколько я понимаю, обусловлена стрессом, — она отклонилась на спинку стула, сканируя его взглядом. — И это неудивительно. Переезд, самостоятельность, колледж... Довольно напряжённая жизнь.
Ему не было в тягость жить самостоятельной жизнью. Вообще-то она скорее облегчила его существование. А колледж был просто фоновым шумом.
— Можно что-то с ней сделать?
Каждый раз, как он вспоминал о Вивиан, злость, боль или чувство предательства пропускали через всё его тело небольшой тремор. Особенно через руки и плечи.
— Я могла бы выписать тебе успокоительные, — доктор Ромеро сжала губы. — А ты принимал бы их, когда будет такая необходимость. Но не на постоянной основе, Ашер. Если что-то тревожит тебя настолько, что причиняет вред твоему здоровью, нам стоит поговорить об этом.
Вы ничего не можете с этим сделать.
Он опустил веки. Если он станет принимать лекарства, то не вылечится, а станет таким же, как Броди. Но он сказал, чтобы успокоить её:
— В кампусе есть психолог, с которым я могу поговорить.
Нет, там его нет, но если таким образом она перестанет его изводить...
Ромеро выразительно посмотрела на него.
— Я выпишу для тебя рецепт. Ты говорил об этом со своей мамой?
Это просто смешно. Его мать ни разу не звонила ему с момента его переезда, который произошёл несколько месяцев назад. Она оплачивала ему аренду, поскольку так могла держать его подальше от себя. Если бы она захотела, чтобы он ходил в школу в часе езды от дома, то она смогла бы уговорить его. Он встал из-за стола и взял пальто.
— Нет. Я с ней давно не виделся.
— Это очень плохо, — Ромеро наклонила графики и что-то там записала. — За последнюю неделю я видела её несколько раз. Она приходила к миссис Хилтон.
Ашер остановился. Миссис Хилтон, мать Вивиан.
— Марисса здесь?
Доктор Ромеро подняла голову.
— Ну да. Она поступила сюда на прошлой неделе. Вивиан тебе не рассказывала?
Для Ашера Марисса была большей матерью, чем его собственная. Но не то чтобы он многого просил.
Он сжал челюсти.
— Наверное, это просто вылетело у неё из головы.
— Я думаю, тебе стоит пойти и поздороваться. К ней никто, кроме твоей мамы, больше не приходит, — доктор Ромеро закрыла папку, и на её губах появился намёк на улыбку. — Давай, выметайся отсюда. Твоё лекарство будет готово через двадцать минут.
Ашер поблагодарил её и вышел, а затем направился через всё здание к палатам.
Марисса заболела несколько лет назад, и с тех пор волчанка разрывала на части её почки. Всё это время она так и не продвинулась в очереди на трансплантацию. Единственным возможным донором из семьи мог быть Броди, но его кандидатуру отмели из-за того, что он пил и принимал наркотики. И это снизило первоначальный оптимизм врачей по поводу её состояния. А оно становилось всё хуже.