Титан. Фея. Демон

— Ну и что? К чему все это?

— Потерпи немного. А пока переведи ему, что я сказал.

Сирокко постаралась, как могла. После нескольких ее попыток Менестрель явно заинтересовался и указал оранжевым ногтем на точку в Западном Гиперионе.

— Здесь, стало быть, та великая лестница в небо, что рядом с нашим селением?

— Да, и Титанополь действительно неподалеку.

Менестрель нахмурился.

— Тогда почему я его не вижу?

— Я понял, — сказал Джин по-земному. — Потому что я его не нарисовал, — пропел он Менестрелю. Потом широким жестом изобразил рядом с той точкой еще одну, покрупнее.

— Как эти черточки и точечки убьют всех ангелов? — поинтересовался Менестрель.

Джин повернулся к Сирокко.

— Он спросил, зачем я все это рисую?

— Нет, он спросил, какое отношение это имеет к убийству ангелов. Между прочим, я хочу добавить сюда же и свой вопрос, а именно: чем ты тут, черт побери, занимаешься? Я запрещаю тебе продолжать это обсуждение. Мы не вправе помогать ни одной из воюющих сторон. Ты что, не читал Женевские протоколы по контактам?

Джин, отвернувшись в сторону, некоторое время молчал. Потом, глядя в глаза Сирокко, негромко заговорил.

— А ты что, не помнишь ту резню? Или, может, ничего не видела? Их же тогда по стенке размазали. Пойми, Рокки. Пятнадцать ослов прыгнули с парашютами. И всем вышли кранты. Плюс еще двоим из тех, что были с вами. А ангелы потеряли двоих, и еще одного ранило.

— Троих. Ты не видел, как это было с третьим. — Сирокко до сих пор мутило от воспоминания.

— Пусть троих. Неважно. А важно то, что ангелы применили новую тактику. Пристроились на крыше у пузыря. Сначала мы подумали, что ангелы сговорились с пузырями, но потом выяснилось, что пузыри и сами очень расстроены. Они соблюдают нейтралитет. Ангелы подсели на борт во время бури, и пузырь подумал, что лишний вес — просто вода. Он набирает пару тонн после дождя.

— Что это еще за «мы»? не собрался ли ты с титанидами о союзе сговориться? У тебя нет на это полномочий. Только у меня как у капитана корабля они есть.

— Может, не стоит напоминать, но корабль-то уже тю-тю.

Если он хотел причинить ей боль, то цели своей достиг. Досчитав до десяти, Сирокко откашлялась и продолжила.

— Пойми, Джин, мы здесь не в качестве военных советников.

— Черт возьми, да я просто хотел им кое-что показать. Сущую ерунду. Вроде этой карты. Нельзя же планировать стратегию без карты. Кроме того, им нужны новые тактические приемы, но…

Менестрель испустил тонкий свист, означавший примерно то же, что и вежливое покашливание. Сирокко поняла, что они совсем про него забыли.

— Прошу меня простить, — пропел Менестрель. — Вообще-то этот рисунок очень мил. Я непременно намалюю его у себя на груди к следующему карнавалу трех городов. Но смею напомнить, что речь у нас шла о том, как убивать ангелов. Мне бы хотелось узнать побольше про тот серый порошок силы, который уже здесь упоминался.

— М-мать твою, Джин! — взорвалась было Сирокко, но тут же волевым усилием заставила себя успокоиться. Потом она запела: — Менестрель. Мой друг, чье владение твоими песнями весьма убого, судя по всему, просто неверно выразился. Мне такой порошок неизвестен.

Глаза Менестреля не выдали ровным счетом ничего.

— Хорошо. Если не серый порошок, тогда расскажите мне про то устройство, что метает дротики дальше, чем рука.

— Прости, но ты опять не так понял. Пожалуйста, подожди минутку. — Стараясь сохранять внешнее спокойствие, Сирокко повернулась к Джину. — Джин, марш отсюда. Я с тобой потом поговорю.

— Рокки, я только хочу…

— Джин, это приказ.

Он колебался. Сирокко прошла хорошую тренировку для рукопашного боя и была повыше ростом — но Джин был покрепче, и тренирован ничуть не хуже. Она очень сомневалась, что сможет его положить, но тем не менее изготовилась.

Момент прошел. Джин стряхнул с себя напряжение, затем хлопнул ладонью по столу и с достоинством вышел из комнаты. Глаза Менестреля явно не упустили ни одной детали происшедшего.

— Мне очень жаль, если я вызвал недобрые чувства между тобой и твоим другом, — пропел он.

— Ты тут ни при чем. — Теперь, когда противостояние осталось позади, руки у Сирокко вдруг стали холодными как лед. — Я… послушай, Менестрель, — пропела она в ладу равных. — Кому ты веришь? Мне или Джину?

— Признайся, Рок-ки, ведь ты явно хотела что-то скрыть.

Прикидывая, что делать, Сирокко глодала костяшку пальца. Итак, Менестрель уверен, что она лжет. Но что ему уже удалось узнать?

— Ты прав, — пропела она наконец. — У нас есть порошок силы, который способен стереть с лица Геи весь этот город. Мы знаем такие секреты разрушения, на которые мне стыдно даже тебе намекать; к примеру, нечто, способное пробить дыру в твоем мире и выпустить весь воздух, которым ты дышишь, в ледяной космос.

— Ничего такого нам не требуется, — с явным интересом пропел Менестрель. — Порошка будет вполне достаточно.

— Я не могу тебе его дать. Мы его с собой не захватили.

Когда Менестрель снова запел, видно было, что песнь свою он продумал в деталях.

— Твой друг Джин считает, что все это можно изготовить. Мы умеем обращаться с древесиной и неплохо знаем химию живого мира.

Сирокко вздохнула.

— Пожалуй, он прав. Но мы не можем раскрыть вам эти секреты.

Менестрель молчал.

— Мои личные чувства тут ни при чем, — объяснила она. — Те, кто выше меня, мудрецы нашей расы, решили, что так поступать нельзя.

Менестрель пожал плечами.

— Если старейшины тебе приказали, выбора у тебя нет.

— Рада, что ты все правильно понимаешь.

— Да. — Менестрель помедлил, снова тщательно готовя свою песнь.

— Однако твой друг Джин не столь почтителен к своим старейшинам. Если я снова его попрошу, он может рассказать о вещах, нужных мне для победы.

Сердце у Сирокко упало, но она отчаянно старалась этого не выдать.

— Джин слишком забывчив. Он пережил тяжелое время скитаний, и рассудок его помутился. Теперь же я напомнила ему о долге.

— Понимаю. — Менестрель снова задумался. Потом предложил Сирокко бокал вина, и она с удовольствием выпила.

— Положим, пускач для дротиков я бы и сам соорудил. Взять гибкую палку, стянуть концы ремнем…

— Честно говоря, меня поражает, почему вы до сих пор ничего такого не сделали. Ведь у вас много вещей куда более сложных.