Титан
Шрифт:
— Напротив, мне очень интересно.
Ей действительно было интересно. «Новый» Ник Флеминг, которого она почувствовала еще в том письме, полученном в Швейцарии, начал сейчас раскрываться перед ней. Он стал более чутким к ближним, более добрым.
«Господи! — думала она с восторгом. — Как смягчился его характер! Я снова в него влюбилась!»
С другой стороны, Нику было очень приятно беседовать с женщиной, которая, в отличие от Лоры, была ему ровней по уму. Они ели, Ник продолжал рассказывать о своей империи и в один прекрасный миг вдруг почувствовал, что уже несколько лет он не был так увлечен и беседой, и собеседницей.
Оплачивая ресторанный счет, он понял, что ему очень не хочется, чтобы Диана возвращалась в Европу.
Барбара Бэйтс, игравшая Фебу, стояла перед трюмо, держа в руках премию Сары Сиддонс, выигранную Евой Харрингтон (Анна Бакстер), и делала реверансы в ответ на воображаемые аплодисменты.
— Какой классный фильм! — восклицала Файна, изо всех сил хлопая в ладоши. — Восхитительно! Если Бэтти Дэвис не получит Оскара, всем им в Голливуде нужно будет провериться у психиатра!
— Все это верно, — сказал Джерри Лорд, — только разреши напомнить, что за последние пятнадцать дней мы смотрим эту картину уже в третий раз. Боюсь, что у меня скоро поедет крыша.
Они проталкивались сквозь толпу к выходу из кинотеатра «Рокси», где 14 октября начался показ блистательной картины «Все о Еве». Файна без конца ходила сюда, а что касается диалогов фильма, то она знала их все почти наизусть.
— Мне больше всего нравится эпизод, когда Бэтти Дэвис и Гарри Мерилл ссорятся на сцене, а потом он валит ее на постель… У нее такое выражение! Говорят, что взгляд может полыхать огнем. Я раньше не верила, но у Бэтти Дэвис именно это и происходило, правда? Как она играет! И какая роль! Господи, я бы все отдала за такую роль!
— Ты еще слишком молода для этих ролей.
— Ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду!
— Все еще раздумываешь, соглашаться ли на контракт с «MGM»?
Он вышли на улицу, и Файна застегнула воротник пальто: было холодно. Отец подарил ей норковую шубу, но она редко надевала ее. Как актриса она добрую часть всей своей энергии тратила на то, чтобы искупить тот факт, что она являлась дочерью самого Ника Флеминга. В то время как ее друзья из студии мечтали о славе и богатстве, она мечтала только о славе, поэтому и забросила в дальний угол шифоньера в своей квартире в Гринвич-виллидж отцовский подарок.
— Разумеется, я часто над этим думаю, — сказала она, пока он ловил такси. — Я бы с удовольствием отправилась в Голливуд. Там все фильмы, а где фильмы — там и жизнь. Но мне не хотелось бы оставлять отца именно сейчас… Убийство Викки настолько потрясло его… И всех нас. А кроме того, дело еще в тебе.
Она взглянула на него, и он тут же отвел глаза, как делал всегда, когда дело доходило до откровенного разговора по поводу их взаимоотношений. Подкатила машина, он открыл заднюю дверцу, помог сесть Файне и сел сам рядом с ней.
— Барроу-стрит, 45,— сказал он шоферу.
Такси поехало по 7-й улице в сторону Гринвич-виллидж. Джерри Лорд держал Файну за руку. Это был симпатичный парень, которому было за тридцать, скрывающий под шляпой преждевременную лысину. Файна часто спрашивала, за что она полюбила его. Она прекрасно понимала, что с ее деньгами и внешностью она могла бы рассчитывать на гораздо большее. И все же она влюбилась в человека, который был не особенно красив и не слишком богат. Хуже того: у этого человека были жена и двое детей, которые жили в Скарсдейле. Файна познакомилась с ним через свою подружку, тоже актрису, за которой ухлестывал Джерри. Из этого можно было сделать вывод, что Файна не первая, с кем он обманывает свою жену. Поначалу Файна очень этого не одобряла. И все-таки это был такой милый и порядочный парень, несмотря на его супружескую неверность. Скоро Файна преодолела в себе предубеждение против этого его недостатка, а потом стала даже сочувствовать. Джерри Лорду не повезло с женой. Это была поистине невозможная женщина.
Сейчас же он чувствовал себя немного не в своей тарелке.
— Когда мы
приедем к тебе, — сказал он, — давай поговорим о нас с тобой.Файна решила, что, по крайней мере, после этой беседы Джерри больше не будет отводить от нее глаз.
Квартира Файны была на последнем этаже государственного четырехэтажного кирпичного дома — очень приятного на вид — по улице Барроу-стрит в Вест-виллидж. Застекленная крыша и широкие окна, выходившие во двор. За гостиную, маленькую кухню, спальню и ванную комнату Файна платила пятьдесят долларов в месяц. Для 1950 года это была очень низкая квартплата. Ее друзья, которые прекрасно знали, что Файна может купить целый квартал, если захочет, считали ее сумасшедшей. Но Файне нравилась ее уютная квартирка. Она называла ее «богемной». По стенам были развешаны театральные афиши в рамках с изображением сцен из спектаклей. Ее устраивала мебель «сэконд-хэнд», купленная за гроши в дешевых магазинах. Ее жизнь скрашивали два беспородных кота: Ини и Мини. Единственное, что она позволила себе как богачке, так это полностью переделать ванную комнату, которая изначально находилась в ужасном состоянии. Да, она забросила подальше свою норковую шубу и чуралась родительского богатства, но мыться она привыкла с комфортом.
— Хорошо, давай поговорим, — сказала она, когда они пришли к ней и снимали с прихожей пальто.
Обняв ее и крепко поцеловав, он сказал:
— Ты знаешь, что я тебя люблю.
— И я тебя люблю.
— Но ты также знаешь, в чем проблема.
— В твоей жене.
— Нет. Настоящая проблема в твоих деньгах.
Она оттолкнула его:
— В моих деньгах?
— Ну хорошо, в деньгах твоего отца.
— Но при чем тут это?
— При всем. Слушай, Фай, я заколачиваю тридцать пять тысяч в год. Если я разведусь с Мэрилин, то мне придется дать ей содержание, во-первых, и платить алименты на детей, во-вторых. А у меня двое ребят. Это составит никак не меньше пятнадцати штук в год. Мне на жизнь останутся гроши. Я много размышлял и наконец пришел к выводу, что я просто не могу себе позволить на тебе жениться.
— Но я могу жить скромно! — воскликнула она. — Посмотри на мою квартиру!
— Да, я вижу, Фай… Но признайся, все это для тебя что-то вроде игры.
— Игры? — Она всерьез рассердилась. — А то, что я актриса? По-твоему, это тоже несерьезная игра?
— Нет, но мне прекрасно известно, что в любой момент ты можешь вернуться в квартиру-триплекс на Парк-авеню. И если ты сама этого не знаешь, значит, обманываешь себя.
— Иди ты к черту, понял?
— Стой и слушай! Мы слишком разные. Твой отец один из самых богатых людей мира. Я буду счастлив, если к моменту ухода на пенсию буду получать шестьдесят тысяч в год. Соединение столь разных людей бессмысленно, так я понимаю.
— Но мы любим друг друга.
— Да, мы любим друг друга. Но ты ведь сама рассказывала мне, что случилось с твоей сестрой Сильвией. Она вышла замуж за такого же парня, как я, и кончилось это все тем, что он сел в тюрьму после попытки раздобыть денег для того, чтобы построить ей дом. Я не хочу, чтобы подобное стряслось и с нами…
— Но Честер Хилл — преступник! Ты же — нет…
— Откуда я знаю сейчас, что не стану им, пытаясь сделать тебя счастливой?! Мой брак — настоящее наказание. Я все отдал бы за то, чтобы развестись и жениться на тебе. Но, если честно, меня пугают твои деньги.
Она стала плакать.
— Но это несправедливо! — рыдала она.
Он снова обнял ее:
— Это жизнь.
— Сейчас ты скажешь, что нам больше не следует встречаться, да?
— Нет. Просто я хочу, чтобы мы раз и навсегда прекратили жалкие попытки самообмана разговорами о свадьбе. Свадьбы не будет, пойми. А если ты не едешь в Голливуд только из-за меня, то вот мой совет: забудь меня и езжай.
Она крепко прижалась к нему:
— А я не хочу тебя забывать.
— Но, может, тебе придется это сделать.