Титаны
Шрифт:
— С ней это бывает.
— Что Вы себе позволяете?! — сказал я строго той, кто был назван мне как Лу Саломе, но напоминал мне мою любовницу.
Она спрятала лицо в ладони и вдруг заплакала.
— Ну вот этого уже не надо делать, синьора! — Служанка обняла женщину за плечи и увела к креслу. Усадила. — Она очень любит новых мужчин, — сказала служанка, подойдя ко мне. — Не судите ее строго.
К нам приблизился синьор Горки и зло завыл в нашу сторону. Усы его дрожали всей массой.
— Он в негодовании. Осуждает вас. Заступается за синьору Лу. Сейчас заплачет.
Действительно,
— Это все Вы, — сказала она. — Вы их всех расстроили! Нужно было вести себя сдержаннее…
— Они все мертвые, да?
— Ну конечно, — вздохнула служанка. — Мертвые.
— И Вы тоже?
— И я тоже.
— Но Вы разговариваете со мной. А они не могут.
— Невелико чудо, — буркнула служанка. — Я просто молодая мертвая, а они старые. Когда я нанялась к ним на службу, они еще умели говорить.
— А как они Вам платят? Не в евро же? Зачем мертвому евро, не важнее опавших листьев с деревьев…
— Они платят мне снами. Снами очень хорошего качества, в которых я чувствую себя живой. Они платят мне очень хорошо, живыми ощущениями, потому я их и терплю, ведь они бывают очень капризными. Сегодня они заплатят мне сном, в котором будете Вы. И мы окажемся в постели. И Вы будете меня обслуживать.
Она захохотала.
— Какой ужас!
— А Вы как думали! Вы придете ко мне, и я высосу Вас как суккуб. Вы о суккубах знаете?
— Когда сидел в тюрьме, ко мне приходили суккубы. Две разные дамы.
— Я ведь хороша, посмотрите внимательно! — Служанка стала в позу, в каких выходят модели на подиум.
— Хороша, — согласился я. — Они когда спать ложатся?
— В полночь.
— Я думал, на рассвете.
— Они что Вам, бесы что ли?! Это порядочные люди. Баронесса, дочь генерала, гений, великий писатель синьор Горки…
Как только служанка перечислила их, они все в полном составе сошлись к нам. И устроились вокруг на некотором расстоянии. Лица у них были злые.
— Чего они хотят?
— Стесняются, но хотят, чтобы Вы поужинали у них на глазах. А они посмотрят. И чтоб Вы вина выпили. Им-то эти удовольствия недоступны. Сами они не могут. Но им будет приятно.
— Пять мертвых вокруг, и я поглощаю ужин у них на глазах… Да у вас ведь и еды в доме нет?
— Есть вино и хорошие фрукты…
Через некоторое время я сидел за принесенным служанкой раскладным столом и разрезал грушу фруктовым ножом, похожим на заржавевший полумесяц. Нет, нож был похож на затуманившийся полумесяц. Вся труппа, почему-то я подумал, что они как труппа актеров, восхищенно глядела на мои действия. Время от времени я отпивал вино из старого бокала. Какое это было вино невозможно было определить, поскольку служанка принесла его в графине. Судя по количеству ярких сполохов, которые испускали под свечами грани графина, графин был хрустальный.
Глядя на их горящие глаза, я подумал, что если бы
я не знал этих манекенов, я бы их боялся.Все было хорошо. Однако они стали выть, глядя на меня, и это выливавшееся невообразимо дикое пение вынести было трудно, хотя я и понимал, что таким образом они выражают свои эмоции.
По окончании моего фруктового ужина (грушу я не доел, но еще съел несколько треугольников ароматной дыни) служанка стала разводить великих людей по их комнатам. Точнее, она заявила мне, что готова разводить их по комнатам. Произошло это следующим образом. Я еще сидел, держа в руке испускающий сполохи бокал с красным вином, когда она стала рядом со мной, ее мини-юбка оказалась на уровне моего лица и прокричала, так как великие люди продолжали выть, она прокричала:
— Им пора спать, синьор, а Вам пора уходить! А то они начнут безобразничать.
— Что они делают, когда безобразничают?
— Все, что обыкновенно делают духи; будут летать по залу, могут попытаться разыграть Вас или напугать, они ведь духи, а духи любят немного припугнуть живых.
— Как Ваше имя, умница?
— Челита.
— Ай-яй-я-яй! / Зря не ищи ты — / В деревне нашей, / Право же, нет / Другой такой Челиты! — пропел я.
— Откуда Вы знаете нашу песню? Это наша деревенская песня.
— В моей стране она часто звучала по радио. Это тарантелла?
— Ха-ха! Тарантелла имеет более быстрый ритм. Это когда человек движется, как будто ему под одежду попал тарантул. Ха-ха-ха!
— Такая веселая девушка, а надо же, неживая!
— Быть духом ничуть не хуже, чем быть живой. Сегодня ночью Вы в этом убедитесь. Не забывайте, что я приду к Вам, уж я Вам покажу, что такое итальянские девушки!
— Как долго Вы у них служите? — кивнул я на группку великих людей, тем временем перебравшуюся к камину. Возможно, им стало холодно, несмотря на то, что в зале было жарко натоплено, да и за окнами было не менее жарко.
— Долго. Я приняла на себя заботу о них после того, как предшествовавшая мне служанка поссорилась с ними.
— Я понимаю. У духов всегда вечность, вам не до календарей. Хорошо. А сколько всего сменилось служанок после того, как господа приняли такое состояние?.. Стали духами.
— Мне сообщили, что я не то восьмая, не то десятая. Впрочем, разве это важно?
— Совсем неважно, — согласился я.
— Ну вот.
Челита повернулась к великим людям. Хлопнула в ладоши.
— Внимание, господа! Мы отправляемся спать. Вы уже выбрали себе пару на эту ночь? Синьор Горки? Синьор Нитцше? Синьоры? Если вы выбрали, возьмите друг друга под руки и подойдите попрощаться с нашим гостем. Он отлично развлекал нас сегодня.
Учтивые и вдруг ставшие элегантными как дорогие музыкальные инструменты Нитцше и Горки, имея каждый на сгибе локтя любимых дам, подошли, поклонились слегка. Ну, наклонили головы в мою сторону.
Я встал и сделал то же самое.
— Начинаем движение, господа! — воскликнула Челита и прошла мимо меня, прошипев: — Вам туда нельзя, и не вздумайте. Живым вход воспрещен!