Тизер 2
Шрифт:
– Шорн, но-о-о..., – она опускает глаза и останавливается на полуслове.
– Но, что?! Дарина?
Мальчишка наклоняется, пытаясь словить ее ускользающий взгляд и кладет руку на белую коленку. Девочка вздрагивает. Краснеют щеки и сбивается дыхание, ладошки останавливают скользящее к бедрам платье.
– Но, что?! – Шорн слегка потряхивает ее коленку, не замечая возникшего смущения.
– Но-о ведь..., – Дарина снова смотрит ему в глаза. – Мы дети крестьян...
– Это меня не остановит! – отрезает Шорн и убирает руку.
– И что
– Уйду из поселения, найду дядю Корлунга и попрошу взять меня в ученики. Он делает мечи и продает их рыцарям. Живет в двухэтажном доме с мансардой, что выходит на собственный виноградник.
– А как же твои родители?
– Я бы ушел прямо сегодня, но-о-о..., – он отводит взгляд. – А впрочем – неважно!
– Что, Шорн?!
– Дело... я просто... в общем... Ай! Забудь!
– Скажи! – она кладет руку ему на плечо.
– Ты мне нравишься, Дарина! – набирается смелости и говорит, глядя в глаза.
– Ты мне тоже! – крик срывается с ее губ. Девочка краснеет и оглядывается по сторонам, боясь, что кто-нибудь ее услышит, после чего добавляет почти шепотом. – Очень...
И она снова почувствовала это жгучее ощущение внизу живота. Что-то бурлит в самом нутре, неужели она думает о том, чтобы поцеловать его! Но ведь порядочные девочки так не поступают, в первую очередь одобрение должен дать отец.
– Давай прогуляемся, – Шорн встает и тянет руку.
– Конечно, – ухоженные пальчики утопают в грубой ладони мальчугана.
– Я поговорю с твоим отцом...
Шорн говорит что-то про новый дом, совместное хозяйство и собственную конюшню, но Дарина больше не слышит его. Пытается успокоиться, но пульсирующее горячей кровью тело живет своей жизнью. Ее бьет озноб! Она не может поверить в свое счастье! Самый красивый и сильный мальчик поселения выбрал ее, и это, не смотря на то, сколько девочек ходят за ним по пятам. Надевают красивые платья, заплетают волосы и придумывают глупые предлоги, чтобы провести с ним время и остаться наедине. Ходят слухи что Марианн даже поцеловала Шорна без согласия отца!
Дарина потеряла ощущение времени. Если бы ее спросили: сколько они гуляли вдоль озера? Она могла бы ответить, как десять минут, так и несколько часов. Более или менее пришла в себя, когда Шорн вдруг остановился:
– А ты слышала легенду про прибрежные деревья предсказаний?
– Что? – ей понадобилось время, чтобы переварить вопрос. – Нет.
– Говорят, что деревья вокруг этого озера могут определять судьбы молодых пар, – Шорн кладет руку на ствол. – Но, я не верю в эти фокусы!
– И как они это делают?
– Каким-то образом подают знаки. Не знаю точно, – Шорн протягивает руку по стволу, ощущая ладонью рельеф. – Пойдем!
– Стой! – Дарина возвращает его рывком. – Посмотри!
Поверх испещренного узора коры появляется силуэт сердца. Розовая крошка, похожая на рубленные лепестки цветов, отпечатывает на стволе символ любви и ласки...
– Этого не может бы...
Дарина не дала ему договорить, губы прильнули к еще открытому рту. Неуклюжий
и слегка болезненный первый в жизни поцелуй уносит сознание в бездну.Она уже и не вспомнит, кто первый начал сдирать одежду, но осознание того, что произошло что-то взрослое и пугающее пришло вместе с болью внизу. Ее ладони сжимают вырванный из земли мох, а рот непроизвольно издает тем самые крики, что иногда доносятся из комнаты родителей. Платье сбилось на животе, оголяя прелести молодого тела. Шорн тяжело дышит, зарывшись носом в шее.
Десять минут спустя они возвращаются домой слегка порознь. Шорн, не прекращая, шепчет “как же это произошло” и “что они наделали”, а Дарина следует позади, сгорая от стыда и проклиная себя за совершенною слабость. Ну зачем она полезла его целовать, что же теперь делать...
– Что будешь делать?
– Через три дня мой брат идет на торговую площадь, продавать кожу, – тараторит заплетающийся язык. – Главное, чтобы нашелся покупатель.
– Ты говорил это десять дней назад, Луц.
– Слушай, так уж вышло, – на веснушчатом лице читается испуг. – Я не могу ему приказывать.
– Да мне плевать! – спокойный голос срывается на крик, раздается звонкий шлепок. – Ты должен был отдать монеты еще вчера!
Рыжий сгибается, хватаясь за нос, бордовые капли разбиваются о каменный пол.
– Прости... Шорн, – каморка с сочащимся из окошка светом наполняется всхлипываниями. – Я все верну!
Распахивается дверь, в помещение забегает улыбающийся толстяк, останавливается и внимательно смотрит на корчащегося от боли. Улыбка на миг исчезает с лица, а после растягивается до самых ушей:
– Ну, что, Луц, довыделывался? – толстяк достает из кармана звенящий мешочек и кладет на стол. – Я тебя предупреждал!
– Завали! – обрывает Шорн.
– Ладно-ладно, – толстяк ретируется в угол.
– Луц! Карточные долги нужно отдавать!
– Шорн, но... вы же... жульничаете...
– Что ты сказал, сука?!
Помещение наполняется глухими ударами. Луц поднимает руки, защищаясь от сыплющегося града ненависти, пропускает боковой в висок и сползает на землю.
– КТО ЖУЛЬНИЧАЕТ?! – Шорн колотит лежащего ногами, тяжело глотая воздух.
Спустя полчаса мальчик сидит за столом, разглядывая на свет красные рубашки карт:
– Они больше не будут с нами играть. Просекли, что карты меченые.
– Ага, – толстяк катает на ладони монетку. – И что будем делать?
– Я придумаю что-нибудь новое...
– Да, – подопечный расплывается в улыбке. – Ты гений Шорн! Чертов гений!
– Завали...
– Расскажи про Дарину!
– Отвали!
– Ну, пожалуйста, Шорн!
– С этой было сложнее, чем с предыдущими, – высокомерный взгляд устремляется в окошко. – Те раздвигали ноги, только коснись я их плеча, а наша милашка держалась, будто монашка. Но против трюка с дебильным деревом предсказаний еще никто не устоял.