Ткач

Как бы по-звериному он ни звучал, Ахмья узнала свою пару, когда услышала его.

Прежде чем хоть одна из женщин смогла хотя бы взглянуть в сторону источника этого рева, прежде чем эти массивные ноги смогли опуститься на Ахмью, черно-красное пятно врезалось в Оганкай.

Стоя на земле всего на двух ногах, самка врикса тяжело отлетела в сторону. Рекош приземлился на нее сверху.

Сердце Ахмьи бешено колотилось, когда она наблюдала за неистовой борьбой. Оганкай имела огромное преимущество в размерах, весе и силе, но Рекош сражался как воплощение дикости и ярости. Он атаковал быстрее, чем могли увидеть глаза Ахмьи, используя каждую конечность для нанесения урона. Когти, клыки и топор с обсидиановым наконечником разрывали шкуру Оганкай. Она хваталась за него снова и снова, но с таким же успехом она могла хватать дым.

И Рекош несколько раз зарычал — не просто бессмысленными, дикими звуками, но словами.

— Моя. Моя. Она моя!

Он ткнул Оганкай щекой в грязь, высоко поднял топор и обрушил его ей на шею. Одна из ее рук наконец поймала его, вонзив когти в его бок.

Сердце Ахмьи пропустило удар.

Невозмутимо Рекош опускал топор снова, и снова, и снова, сопровождая каждый жестокий удар рыком «Моя!».

Влажные, сдавленные звуки вырвались из рта Оганкай, и ее сопротивление ослабло, пока, наконец, она не затихла. Между кровью и грязью, прилипшими к ткани, на ее шелковых одеждах осталось немного белого.

Рекош схватил самку за запястье и с ворчанием вытащил ее когти из своего бока. Когда он ослабил хватку, рука Оганкай безвольно упала. Он поднялся и отступил от тела.

Ахмья тоже поднялась. Ее ноги внезапно стали такими слабыми и шаткими, что она не знала, как долго они будут выдерживать ее вес. Вся боль, которая притуплялась адреналином, начала давать о себе знать.

Но она забыла обо всем, когда он повернулся к ней лицом. Ее грудь сжалась, когда она увидела свою пару. Кровь сочилась из бесчисленных порезов и колотых ран на его черной шкуре, которая уже потемнела еще больше от синяков в нескольких местах.

— О, Рекош, — выдохнула она, и слезы защипали ей глаза.

Он в одно мгновение сократил расстояние между ними и обхватил Ахмью всеми четырьмя руками, оторвав от земли и прижав к своей груди. Он прохрипел:

— Кир’ани ви’кейши.

Она прильнула к нему, к его теплу, к его твердости, и несколько мгновений не существовало ничего, кроме него. Слезы потекли по щекам, когда она уткнулась лицом в его шею. Его аромат тика и амбры заполнил ее нос, и ей было все равно, что к нему примешивались запахи крови и дыма. Потому что Рекош был здесь, держал ее. Он был жив.

— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я люблю тебя…

ГЛАВА 30

?

?

Рекош крепче прижал к себе Ахмью. Его сердца бешено колотились, их удары эхом отдавались по всему телу, вплоть до кончиков пальцев на руках и ногах. Даже с зажмуренными глазами красная дымка не исчезала, вспыхивая с каждым ударом сердца.

Его пара была теплой, мягкой и настоящей. И он никогда не чувствовал себя к ней ближе, чем в этот момент.

Постепенно его сердце успокоилось, туман рассеялся, и напряжение в конечностях спало. Желание сражаться, убивать, защищать тоже утихло. Теперь ей не нужен был щит, ей нужно было укрытие.

Ему казалось, что прошла вечность с тех пор, как он в последний раз держал свою пару в объятиях. Не могло быть, чтобы их радостное, взволнованное путешествие сквозь Клубок, наконец-то ведущее к дому, произошло этим самым утром. Казалось, что это было целую жизнь назад.

— Теперь я с тобой, ви’кейши. Я держу тебя, — хрипло сказал он.

Он нежно провел пальцами по ее спутанным волосам и вдохнул аромат, ища нотки ее сладости среди едкого запаха дыма. Она прогнала его боль, успокоила его гнев, уравновесила его дух.

Слабая дрожь пробежала по нему, когда последние остатки движимой яростью силы исчезли. Боги, еще мгновение, и она могла бы…

Нет. Теперь она в безопасности. Он не будет следовать хаотичным, сводящим с ума нитям того, что могло бы быть. Теперь Ахмья была с ним.

Но что-то большее, чем естественный аромат Ахмьи, пробилось сквозь вонь дыма — приторный запах ее крови. Теперь он понял, что и ощущает его на ее спине, где платье было мокрым и липким.

Открыв глаза, Рекош отодвинулся от нее, поддерживая руками ниже пояса, и оглядел с ног до головы. Его сердце разбилось вдребезги от того, что он увидел. Грязь и черная сажа были размазаны по ее коже, и она была вся в царапинах и порезах, многие из которых были покрыты коркой крови. Из-за грязи, пепла и крови невозможно было сказать, где у нее были синяки, но он знал, что как только она вымоется, по всему ее телу плоть будет окрашена пятнами.

Его жвалы безвольно повисли, он издал низкое, скорбное жужжание и схватился за бретельку ее платья верхней рукой, спуская его, чтобы проверить, нет ли более глубоких ран.

Ахмья приложила ладонь к сердцу.

— Я в порядке, Рекош.

Он посмотрел ей в глаза, наполненные слезами. Его сердечные нити натянулись, отчего в груди и горле внезапно все болезненно сжалось.

— Много крови. Слишком много.

— Я в порядке. Просто… обними меня. Пожалуйста.

Он благоговейно откинул волосы с лица Ахмьи, не в силах, не желая отводить взгляд от этих глубоких карих глаз. Он чувствовал, как она дрожит рядом с ним. Чувствовал ее изнеможение — и свое собственное тоже.

— Ах, моя найлия… — он притянул ее ближе и прижался головным гребнем к ее лбу. — Я буду обнимать тебя, пока луны и звезды не померкнут.

Слезы потекли по ее щекам, и она обвила руками его шею, крепко обнимая.

— Подожди, — Ахмья резко подняла голову, в ее голосе слышался страх. — Их больше! Нам нужно идти, нужно…

— Рекош, Ахмья! Слава Восьмерке.

И Рекош, и его пара повернули головы на знакомый голос.

Уркот приблизился всего на несколько шагов, подняв жвалы в улыбке, а Кетан, Телок и Гарахк шли сразу за ним. Все четверо были вооружены копьями и забрызганы кровью. На первый взгляд казалось, что большая часть этой крови не принадлежит никому из них.

Ахмья напряглась в объятиях Рекоша, прежде чем ослабить хватку. Облегченно вздохнув, она сказала:

— О, слава Богу.

Рекош защебетал, теснее прижимая ее к себе.

— Вы опоздали, друзья мои. Позволили старому Терновому Черепу вести?

— Даже я мог бы пройти по следу, который ты оставил, иглоногий, — ответил Уркот, его голубые глаза загорелись.

— Теперь я знаю, что ты не прислушался к нашим урокам, — сказал Кетан с улыбкой. — С таким же успехом ты мог бы оставить на своем пути ниточку, по которой мы могли бы следовать.