Тьма египетская

Са-Амон тоже не скажет ни слова под любыми пытками, но что из того? Яхмосу и не надо, чтобы он говорил. И так ясно, кем послан безносый убийца.

Вокруг храма стоит конный караул. Опять-таки впервые за многие, многие годы. Шахкей показывает, кого он считает главным своим неприятелем.

Таков итог.

Какими краями не складывай эти новости, выходит скверно.

Незаметно покинуть храм нетрудно. Под любым египетским дворцом и храмом есть целый лабиринт подземных троп, можно незаметно выбежать и к реке, и к неприметной вилле на окраине города. Но что, в сущности, даст это бегство? Это будет отречение. Верховный жрец Амона-Ра, как какой-нибудь утёнок, прячущийся в речных камышах?!

Ощущение собственно самого поражения мучило Аменемхета не так сильно, как неудачные попытки понять, как это всё могло произойти.

Как?!

Са-Ра мощно и преданно вздохнул за спиной. Аменемхет чувствовал, что провинившийся гигант по-прежнему готов умереть за него, но иногда это не совсем то, что нужно. Конечно, безухий провинился. Посаженный с людьми в засаду на мёртвом острове, он не сумел помешать ладье Небамона добраться до пристани Темсена. Но виноват отчасти и тот, кто выбрал место для засады.

— Где Хека?

Оказалось, что никто не знает. Со вчерашнего вечера колдуна не видели в храме. Домашние слуги не знают, где их господин, у них справлялись уже несколько раз.

— Может, он во дворце Камоса?

Выяснилось, что туда уже посылали. В этом месте Са-Ра опять вздохнул.

— Что там такое? — недовольно поинтересовался Аменемхет.

Оказалось, что два постоянных припостельных лекаря номарха схвачены. Это удалось выяснить через подкупленных слуг, но однорукого там тоже никто не видел.

— Схвачены? — Аменемхет поёжился. Неприятности продолжали сыпаться на его голову. Что это означает — схвачены? Камос обо всём догадался?! Что его болезни возникают не сами по себе, но он вкушает их из рук храмовых лекарей, то есть из рук доброго и умного верховного жреца! Аменемхет снова поёжился. Дело такое, что может закончиться не одной только потерей влияния и отпадением от рулевого весла власти. Камос слабоволен, доверчив, не слишком умён, но таков он в те дни, когда особенно плох и у него появляется кровь в моче. По собственной же его, Аменемхета, воле Хека поднял его на ноги, и теперь кто может поручиться, что старший из правящих братьев остаётся всё такою же мягкой глиной, а не будет превращён мстительным огнём в твёрдый кирпич. И что он предпримет в этом новом качестве? Вон лекари уже схвачены. Что они могут знать? Что доверял им колдун?

— Где Хека?! — вскрикнул Аменемхет, но тут же осёкся, ибо сам с неожиданной ясностью понял где. Достаточно было представить, что этот негодяй переметнулся в лагерь номархов, и тогда все, вся эта безумная картина последней ночи и последнего дня вдруг обретает смысл. Понятно, почему конные сотни оказались в роще, понятно, почему Яхмос выслал целый полк против них. Почему схвачены лекари Камоса, и подавно понятно. Предательство — громоздкая вещь, её невозможно долго скрывать.

Аменемхет сделал несколько резких шагов вперёд, но тут же остановился. Решимость действовать опережала в нём рождение плана действий. А какой же в такой ужасающей ситуации может быть план? С кем-то надо договариваться.

С узколобым служакой Шахкеем?

Оставляя в стороне мысль о том, насколько это может быть полезно, надо признать, что на данный момент это невозможно. Азиат считает, что его обманули в истории с ночной высадкой и чуть не подставили его всадников под град неожиданных стрел. Сказкам про предательство и неожиданное коварство однорукого слуги он не поверит. Договариваться с начальником гарнизона о чём бы то ни было бесполезно.

Тогда нужно договариваться с братьями.

Почему это возможно? Потому что он ещё никогда не пробовал этого делать, значит, не натыкался на отказ. Он относился к ним, как к мальчишкам. Один строптивый, другой послушный. Он смотрел на них сверху вниз. Строптивого это раздражало всегда, послушный обиделся только сейчас, и они на этом сойдутся. Их молодые сердца кипят, и они прикидывают, как бы отомстить ему за гордыню. А он предложит им полноценный союз. Не ради друг друга, но против общего недруга. Союз на их условиях. То, что он способен хоть в чём-то уступить, ошеломит мальчишек. Болезнь Камоса — происки Хеки. Насколько в это будет поверено, неважно. Любовь Камоса он не надеется сохранить, а доверие Яхмоса приобрести. Достаточно, что у них общий враг, они друг другу полезны теперь.

Надо немедленно отправить Камосу послание с объяснениями и обвинениями. Если поставить рядом возвышенное слово верховного жреца Амона-Ра и суетливое слово однорукого колдуна, чьё над чьим возвысится? И есть к тому же в запасе кое-что для торговли с номархами в будущем. Земные пути он, может статься, готов отчасти уступить братьям, но тайная гробница должна быть достроена!

— Где Пианхи?

Са-Ра молчал.

— Где Пианхи?!

Са-Ра развёл руками.

За ним послано, но его тоже никак не могут отыскать. Ни дома, ни на пристани, ни в храме.

Аменемхет остановился, отчётливо осознав, что всё это уже не имеет значения. Есть ведь у него и другие писцы, а с этой историей можно будет разобраться потом, на досуге. Пока же надо собраться со всеми своими силами и аргументами.

— Приведи ко мне «царского брата».

Его дом — слишком ненадёжное место, надо доставить сюда, где в подвалах найдётся хорошая камера с толстыми каменными стенами и надёжными запорами. В обмен на этого нечистого можно получить от братьев всё, что необходимо. Всё!!! В конце концов, он предлагает им немало вместе с этим серолицым — весь мир.

— Как он там, кстати? — поинтересовался Аменемхет, подразумевая Мегилу.

Ответом ему было неуверенное пожимание плечами.

— Что это значит?

— Его редко удаётся увидеть. Во дворе он почти не появляется, в бассейне искупался только раз, после прибытия. Что ест — непонятно.

— А слуги? Дети?

— Они там, — неуверенно сказал Са-Ра. — Понять, что происходит в доме, глядя издалека, нельзя. А влезать внутрь, за ограду, не велено.

— Приведи мне его. Возьми сколько хочешь народа. Если будет сопротивляться, покалечь, но не убивай. Он мне может очень скоро понадобиться. И позаботься о том, чтобы об этом никто не прознал.

В дверном проёме показалась маленькая, неуверенная человеческая фигурка. Она приближалась, торопливо семеня тонкими ногами, чуть наклонив голову вперёд, как делают все храмовые служители. Когда человек приблизился, Аменемхет недовольно поинтересовался:

— Где же твой папирус? — Он решил, что это явился новый писец вместо Пианхи. Человек упал на колени и что-то забормотал себе под нос. Видом своим он отнюдь не походил ни на писца, ни вообще на служителя, занимающего значительный пост в храмовой иерархии, а только таким подобало и разрешалось так близко приближаться к верховному жрецу с известиями. Это был кто-то из простой привратной челяди или кухонной прислуги. Что происходит в доме Амона?!

Са-Ра пришлось наклониться к ничтожному, чтобы разобрать его речь. Услышанное так потрясло его, что он с трудом разогнулся.

— Что ещё?!

Голос верховного жреца был страшен. Са-Ра молчал, его выпученные глаза едва заметно отсвечивали в храмовом сумраке. Он не смел предъявить своему господину слова, только что поднятые с пола. Понятно, почему никто из младших жрецов не решился явиться перед Аменемхетом с этим сообщением. Удалось заставить только этого полувменяемого, да и то под угрозой сотни палок на его спину. И он приказанное исполнил. Пролепетал, лёжа щекой на прохладном камне, что номархи Камос и Яхмос вместе с войском стоят у южных ворот храма и требуют, чтобы верховный жрец впустил их.