Тьма наступает

— Мы пойдём к ним? — спросила Злата.

— Нет. Мы пойдём на улицу, в парк.

— Но… там же холодно!

— И? Холод помешает тебе сражаться с Тьмой? На зиму возьмёшь отпуск?

— Нет, конечно! Но… Нам ведь нельзя по ночам покидать корпус.

— Злата. Когда ты со мной, правила я беру на себя.

Ещё пару секунд о чём-то подумав, Злата решительно кивнула.

* * *

Через двадцать минут после начала тренировки Злата со стоном рухнула на землю.

— Простудишься, — сказал я. — Не май месяц. Впрочем, в мае я бы тоже такие формы досуга не советовал.

Занимались мы в глубине Царского села, подальше от академии и от построек, среди деревьев. Старинные эти деревья и так были то тут, то там рассечены трещинами, поди докажи в случае чего, что мы виноваты в ещё одной.

— Я никогда раньше так не уставала, — проскулила Злата.

Тем не менее, она ухватилась за мою протянутую руку и, опираясь на неё, поднялась на ноги. Ноги дрожали.

— Платон обычно помягче? — спросил я.

— Гораздо!

— Ну вот видишь. Со мной ты достигнешь гораздо большего.

— Мне нужно присесть…

— Идём.

Я отвёл госпожу Львову к аллее и усадил на скамейку. Сам сел рядом, вытянул ноги и посмотрел вверх. Занимались мы настолько интенсивно, что тучи разлетелись, и на нас лили свой холодный свет луна и звёзды.

Вот интересно, а когда мы победим Тьму окончательно, над Санкт-Петербургом перестанут сгущаться тучи?

«Когда», надо же. Эким я оптимистом сделался. Впрочем, как известно, оптимист — это тот, кто не может, но делает, а пессимист — тот, кто может, но не делает. Так что я, пожалуй, всегда был из первых.

— Я так и не поняла одной вещи, — сказала Злата, положив голову мне на плечо.

В этом жесте не было никакой романтики, ей просто действительно было тяжело держать голову ровно — я крепко измотал девчонку. Из личного опыта знаю: усталость — лучший антидепрессант. Когда на ногах не стоишь и всех мыслей — только о том, как бы доползти до постели и отрубиться, как-то не до кризиса самооценки.

— Какой же? — спросил я.

— Почему объединить нас — плохо?

Н-да, видимо, требуется больше упражнений…

— Потому что ваше разделение — это побочный эффект защитной реакции мира на Тьму. Мир ей сопротивляется. Он живой, противоречивый, в нём кипит движение. А Тьма хочет всё это остановить. Если вас объединить, примирить противоречия — защита спадёт, и тогда мы будем говорить уже не о прорывах, а о всемирном потопе. Вашей вины в этом нет. Вы просто попали под раздачу. Случайность. На вашем месте мог оказаться любой другой младенец. Или дерево…

— Или бактерия, — пробормотала Злата. — Почему бы этому не случиться с бактерией? И пусть бы Тьма разыскивала её среди триллионов…

— Эй, не засыпать! — Я дёрнул плечом, и Злата встрепенулась. — На руках я тебя в комнату не понесу. Мой моральный облик и так уже под большим вопросом.

— Ох, простите, господин Барятинский! — Злата выпрямилась. — Я, право, не имела в виду ничего такого, просто действительно очень устала…

— … возможно я смогу вам помочь…

Голос раздался совершенно неожиданно. Я даже не засёк шагов. Что за?..

— Ваше высочество? — Я встал и поклонился. — Какая честь.

Злата тоже попыталась встать перед закутанной в серый плащ фигурой, но упала обратно на скамейку.

Лицо великой княжны Анны скрывала тень от капюшона, только стёкла очков поблескивали, отражая лунный свет.

— … не нужно этих формальностей……я здесь инкогнито…

Она приблизилась к скамейке и протянула ладонь к голове Златы. Та замерла. Разумеется, с великим князем она общалась неоднократно, но его сестра была личностью гораздо более таинственной. По крайней мере, на взгляд Златы.

— … не волнуйтесь……я просто заберу вашу усталость……мне как раз не спится…

Я вспомнил, что Анна говорила мне о грядущем замужестве, и мысленно вздохнул. Видимо, так и не смирилась, мучается, бедолага. Но я-то здесь чем помогу?

Мягкий огонёк загорелся на кончиках пальцев Анны. Огонёк этот коснулся головы Златы, и та вдруг резко и глубоко вдохнула.

— … всё…

Анна, как-то неуклюже повернувшись, шлёпнулась рядом со Златой на скамейку. Капюшон упал, открыв лицо. Лицо было предельно усталым. Зато Злата как будто подзарядилась энергией — сна ни в одном глазу.

— Вы сами-то до дома теперь доберётесь? — спросил я.

— … не знаю……оставьте меня здесь…

— Ещё чего не хватало. Идёмте!

Мы подхватили великую княжну под обе руки и повели в сторону дворца.

— … я не хочу домой… — пробормотала она.

— Ваше высочество, вы ведь всё прекрасно понимаете.

— … я не хочу быть высочеством…

На это у меня контраргументов не нашлось.

— Я и не думала, что она — такая, — сказала Злата на обратном пути, когда мы сдали целую и невредимую великую княжну начавшим уже легонько волноваться фрейлинам.

— Какая?

— Грустная и одинокая. — Злата шмыгнула носом. — Теперь мне кажется, что нам с сестрой ещё повезло. Мы никогда не одиноки.

— Вот видишь, — усмехнулся я. — Какая судьбоносная встреча.

* * *

А на следующий день после завтрака меня позвали к телефону. Я ожидал услышать Витмана, но услышал Свету.

— Костя, ты мне срочно нужен, — объявила она.

— Что-то случилось?

— О, да! Ткань мироздания над Гостиным двором истончается.

— А почему ты не воспользовалась пудреницей? Нужно было написать, мы ведь обсуждали…

— Да, конечно. Но тут ничего не горит и нет крокодилов!

Отведя трубку ото рта и закрыв микрофон ладонью, я крепко выругался. Уши дядьки, который присматривал за будкой, спасла уже на автопилоте выставленная глушилка. А то, небось, в обморок бы рухнул.

— Понял, скоро буду, — бросил я в микрофон и повесил трубку.

Ну что ж, понеслось.

Глава 12

Гостиный двор. Огромный четырехугольник неправильной формы, составленный из длиннющих двухъярусных пассажей. Украшенный портиками, барельефами и мозаичными панно. Четыре стороны здания — по четырем улицам. Самые красивые и богатые — по Невскому и Садовой.