Тьма сгущается

– Когда они врежут нам снова?

– Да провалиться мне, коли я знаю, – устало отозвался сержант. Выглядел он настолько же измученным и неряшливым, каким Леудаст себя чувствовал. – С рыжиками-то я мог бы драться, – добавил он, сплюнув на дно окопа. – Да, прут они, как безумные, но за каждый шаг они у нас кровью платили. А это…

Он помотал головой, будто хотел стряхнуть цепенящий ужас.

– Это, – эхом откликнулся Леудаст и тоже покачал головой. – А как нам отбиться? Мы бросаем на фронт все новые полки, а что толку? Альгарвейцы зарежут еще пару вагонов каких-то бедолаг, которые в жизни клопа не раздавили, и вновь смешают нас с грязью. – Он глянул через плечо на юго-запад. – Еще два-три таких прорыва, и они войдут в Котбус. И что тогда?

Ответ Магнульфа он пропустил мимо ушей: внимание Леудаста привлек ковыляющий в их сторону по взбугренной разрывами грязи рядовой.

– Капитан Хаварт с обходом! – крикнул солдат. – А с ним какая-то большая шишка. В чистом кафтане.

Леудаст покосился на Магнульфа – тот все еще превосходил его в звании.

– Ага, пускай заглянут в гости. – Магнульф рубанул воздух ладонью. – Откушают наших рябчиков да подремлют на наших перинах.

Леудаст не сдержался – хихикнул. В кармане у него болтались две черствые, заплесневелые горбушки, а ночевать солдату приходилось на замызганном одеяле. Вестовой, пожав плечами, двинулся дальше. Свое сообщение он доставил, а что будет дальше – не его забота.

Альгарвейцы вновь принялись забрасывать ункерлантские позиции разрывными ядрами, но как-то лениво. Один снаряд приземлился совсем рядом с окопом, забрызгав обоих солдат свежей грязью поверх засохшей.

– Капитан-то придет, – заметил Леудаст, – а столичная шишка запнется – коли пятки не покажет быстрей вздоха. – Поразмыслив, он поправился: – Любая столичная шишка, кроме маршала Ратаря. В Зувейзе я его сам на передовой видал.

– Этот не побоится под огнем встать, – согласился Магнульф. Сержант обернулся и миг спустя присвистнул изумленно: – Слушай, а ты ошибся! Вон капитан идет, а за ним точно, мужик какой-то в чистом кафтане.

Хаварт спрыгнул в окоп без раздумий: капитан знал, что даже такое укрытие способно сохранить человеку жизнь. Хитроватый с виду незнакомец скривил губы, будто опасался испачкаться в жидкой грязи.

– Сударь, – обратился к нему Хаварт, – позвольте представить вам: капрал Леудаст, сержант Магнульф. Они на фронте с первого дня и продержатся до последнего. Парни, это архимаг Адданц, наилучший чародей во всей державе.

– Конунг Свеммель почел меня достойным наивысшего ранга, – поправил Адданц. – Вопрос, найдется ли при этом в державе чародей более могущественный, остается открытым.

Леудаста подобные тонкости не трогали.

– Так вы сможете остановить альгарвейцев, если те вздумают нас опять заклясть? – с любопытством спросил он.

– Было бы здорово, – поддержал Магнульф. – Нам бы выйти против рыжиков один на один, и мы их раздавим.

Ункерлантцам не удавалось нанести армии короля Мезенцио поражение, даже когда противник не пускал в дело кровавую волшбу, но сражались они так отчаянно, что некоторый вес словам Магнульфа это придавало.

Но одного взгляда на помрачневшее лицо Адданца Леудасту хватило, чтобы осознать тщетность своих надежд.

– Не сможет, – заключил он.

Капрал вовсе не собирался в чем-то винить чародея, но прозвучали его слова именно так.

– Пока не могу, – ответил архимаг. – Не знаю, смогу ли когда-нибудь. Но что я могу сделать – и намерен совершить сегодня – это обрушить на них ядро того же рода, что они подсунули нам.

– Каким о…

Леудаст осекся. Крестьянская сметка не покинула его в армии, и чародею не пришлось объяснять на пальцах, что именнно случится вскоре. Он задал только один вопрос:

– А получится?

Сержант Магнульф, чье детство прошло в герцогстве Грельц – нынешнем королевстве Грельц, где правил двоюродный брат Мезенцио, – задал другой:

– Не восстанет ли после такого народ против конунга Свеммеля на стороне альгарвейцев?

Жители Грельца всегда и в первую очередь вспоминали о мятеже.

– Я справлюсь, – ответил Адданц. – По велению конунга наша опытная группа уже начала заклятие. Альгарвейцы же явят собою более жестоких хозяев, нежели наш возлюбленный конунг, и народ не пойдет за ними.

Это следовало понимать так, что на второй вопрос архимаг ответить не в силах. И никто не в силах. Очередной снаряд разорвался за бровкой окопа, облив солдат и чародея жидкой грязью. Ункерлантские ядрометы, как всегда с запозданием, принялись обстреливать альгарвейскую батарею.

– Давно пора, – пробурчал Леудаст. – С тех пор, как альгарвейцы взялись за кровавую волшбу, мы словно позабыли, как сражаться.

Это было несправедливо по отношению к его товарищам, и капрал понимал это сам, но справедливость обвинения его не трогала – слишком часто он оказывался на краю гибели из-за охватившего армию отчаяния.

Адданц укоряюще заквохтал. Леудаст запоздало припомнил, что архимаг отвечает перед самим конунгом. Если он запомнит имя простого солдата, если упомянет при всемогущем Свеммеле… некий Леудаст очень пожалеет о своей несдержанности.

Возможно, архимаг Ункерланта и готов был выбранить дерзкого, но случая не представилось. Адданц вскинулся – целюсть его отвисла – и застонал, словно пробитый огненным лучом.

– Они умирают, – прохрипел он таким голосом, будто сам угодил одной ногой в могилу. – Ох, как они умирают…

– Люди Мезенцио снова взялись за свое? – спросил капитан Хаварт.

Адданц с трудом кивнул:

– Да. А мы… собрали в тылу недостаточно народу, чтобы полностью отразить удар. – Он перевел дыхание, словно только что пробежал не одну лигу. – Не… ожидали, что они ударят вновь так скоро.

Леудаст знал, что таится за этими словами, но размышлять не было времени.

– Надо выбираться из этой дыры, – уверенно сказал он. – Когда альгарвейцы врежут заклятием, окопы могут закрываться сами собой.

– Он правду говорит, – подтвердил Магнульф.

Они с капитаном Хавартом торопливо полезли наружу, но ослабевший от удара Адданц едва мог пошевелиться. Со сдавленными проклятиями Леудаст спрыгнул обратно, одним толчком выпихнул чародея на руки товарищам и тут же выскочил.

– Спасибо, – пробормотал Адданц. Такие лица Леудаст видел только у солдат на пятый день непрерывных сражений. – Вы представления не имеете, каково чародею испытать, как поблизости обуздывают жизненные силы стольких убитых. Как у альгарвейских колдунов мозги не выгорают, понятия не имею, но сердца у них, без сомнения, холодней грельцких зим.