То, что мы оставили позади

— Не трогай мои вещи, — сказал Люсьен, направляясь ко мне.

Я подняла очки.

— Если я для тебя ничего не значу, почему ты подарил мне больше времени с моим отцом? Почему ты пожертвовал столько денег на мои цели? И какого чёрта ты хранишь в верхнем ящике своего стола мои очки, которые я потеряла прошлой осенью на «Книга или Сладость»?

— Говори тише, или охрана вынесёт тебя отсюда, — прорычал он.

— Скажи это словами, Люсьен.

— Если ты собираешься тратить моё время, говоря загадками, то могла бы с таким же успехом присесть и выпить немного чёртовой воды, — хрипло сказал он, направляясь к хрустальному графину на столе для совещаний.

— Ты любишь меня, идиот. Ты любил меня с тех пор, как мы были детьми. Ты любил меня, даже когда я предала твоё доверие. Ты любил меня после того, как я всё исправила. Ты до сих пор любишь меня.

Люсьен остановился на полпути и повернулся, сердито уставившись на меня.

— Ты ничего не исправила. Ты чуть себя не погубила. И если бы он вышел из тюрьмы хотя бы на час, он бы обязательно покончил с тобой. Вот что он делал с вещами, которые были мне дороги. Никакой запретительный ордер не защитил бы тебя от него.

— Значит, ты защитил меня, сохранив нашу дружбу в тайне. И ты продолжал защищать меня, отталкивая. Я была просто сумасшедшей, настырной соседской девчонкой.

— Он бы нашёл способ причинить тебе боль. Он и так нашёл способ причинить тебе боль.

— Теперь его нет, Люсьен. Он мёртв. Какое у тебя сейчас оправдание?

— Я не знаю, к чему всё это, но ты позоришь себя. Я не люблю тебя, — настаивал он.

Его тон был ровным и холодным, а лицо — каменным. Но я видела правду, тоску в его глазах.

— Ты уверен, что это тот ответ, которого ты хочешь придерживаться? — прошептала я.

— Я не люблю тебя, — упрямо настаивал он.

Я прерывисто выдохнула.

— После стольких лет, после всего, что мы пережили вместе, ты всё ещё не можешь хотя бы быть честным со мной.

— Я говорю честно, — ответил Люсьен, избегая встречаться со мной взглядом.

— Ты любишь меня, — повторила я. Две горячие слезинки скатились по моим щекам. — Ты любишь меня, но всё же не хочешь пытаться. Это не печально. Это жалко.

— Тебе нужно уйти, Слоан, — резко произнёс он.

У меня было такое чувство, будто моё сердце запустили в измельчитель древесины. Всё болело.

— Я так и сделаю, — я направилась к двери, но затем остановилась. — Я никогда не смогу отплатить тебе за те последние месяцы, проведённые с моим отцом.

— Я и не хочу, чтобы ты платила мне, — пробормотал он, проводя рукой по волосам. — Ты не можешь снова приходить сюда. Это небезопасно.

— Ладно. Но ты больше не можешь мне ничего давать. Больше никаких тайных пожертвований. Больше не следи за мной. Спасибо тебе за твою непостижимую щедрость, но пойми это. Я не могу принять от тебя больше ничего. Никогда.

— Почему?

— Потому что после всего этого, я думаю, мы оба заслуживаем полного разрыва.

Люсьен продолжал молчать, пока его глаза блуждали по моему лицу, ища что-то, чего он не мог найти.

— У нас никогда не было перспективы быть вместе, Слоан. Он позаботился об этом.

Я покачала головой.

— Твой отец мёртв, Люсьен. Это ты сам позаботился о том, чтобы у нас никогда ничего не было.

Я снова направилась к двери, надеясь продержаться достаточно долго, чтобы выйти из офиса. В холле меня ждали два дюжих парня из службы безопасности. Я остановилась в дверях и обернулась в последний раз.

— Я любила тебя. Ты знаешь? Когда мы были детьми, я любила тебя. И я думаю, что могла бы полюбить снова.

В его глазах бушевал шторм, но Люсьен оставался на месте и ничего не сказал.

— Кстати, — продолжила я. — То, что ты порвал со мной, не означает, что ты можешь бросить и мою маму тоже. Она скучает по тебе, так что возьми свой чёртов телефон и позвони ей.

— Сейчас это не лучшая идея, — уклонился он от ответа.

— Пригласи её на ланч или ужин, или ещё куда-нибудь, чем вы двое занимаетесь, и сделай это сейчас, иначе я найду новые и изощрённые способы помучить тебя за то, что ты причиняешь ей боль, когда она и так горюет. Не бросай мою мать.

— Сейчас подходящее время, босс? — спросил Нолан, проходя между двумя охранниками. Он поднял взгляд от толстой папки, которую держал в руках. — Нет. Неважно. Очень неподходящее время. Рад тебя видеть, Блондиночка.

Глава 36. Слишком много невезения

Слоан

— Твое интервью в подкасте о Мэри Луиз набирает много просмотров.

— Правда? — спросила я, помешивая мороженое по часовой стрелке.

Курт Майклс был умен, обаятелен и красив. Он рассказывал «батины шуточки», носил сексуальные кардиганы и горячие задротские очки. Идеален на роль папы. А не просто «папочки», как другие, если вы понимаете, о чём я.

Он держал меня за руку. Он открывал передо мной двери. Он внимательно слушал. Он проявлял интерес к вещам, которые были важны для меня, например, к делу Мэри Луизы. И на наших предыдущих двух свиданиях у меня ни разу не возникло необходимости симулировать чрезвычайную ситуацию или вылезать из окна туалета. Кроме того, он поразительно похож на Майкла Б. Джордана.

Но это наше третье свидание, и у меня учащённо билось сердце при мысли о сексе. Причём не в хорошем смысле. Не то чтобы я предполагала, что Курт окажется плох в постели. Я помнила его танцевальные движения по видео с рождественского концерта на школьной странице в Facebook. Этот мужчина знал, как двигать бёдрами. К тому же, в конце каждого предыдущего свидания мы обменивались совершенно приятными поцелуями.

Но в глубине души — где-то в области влагалища — я знала, что Люсьен Роллинс разрушил меня. И я была морально не готова принять, насколько сильно.

Тёмная, гладкая рука Курта потянулась через стол и сжала мою. Я подпрыгнула.

— Слоан, — выжидательно произнёс он.

— Что? — я попыталась вспомнить, задавал ли он мне какой-нибудь вопрос.

— У меня такое чувство, что ты где-то в другом месте. Возможно, с кем-то другим?

Я вздрогнула, и мой образ одинокой девушки на горячем свидании рассыпался, как игрушечная башенка.

— Это не совсем так. Ты правда вызываешь у меня симпатию, — настаивала я.

— Я довольно симпатичный, — дружелюбно согласился он.

— Ты был бы отличным мужем и отцом. И у тебя нет никаких явных «красных флажков» или эмоционального багажа, который невозможно преодолеть.

Он одарил меня одной из своих сексуальных улыбок.

— Что я могу сказать? Я завидный жених. Почему бы тебе не перейти к части «дело не в тебе, дело во мне»?

Я застонала и уставилась в мисочку с недоеденным мороженым.