То, что мы оставили позади

— С ней всё будет хорошо, Слоан, — этот хрипловатый рокот ласкал моё имя с раздражением и чем-то ещё.

— Конечно, будет, — натянуто ответила я.

— И с тобой тоже всё будет хорошо.

Я не могла огрызнуться. Всё моё внимание было сосредоточено на том, чтобы не дать слезам выступить вновь. Я не буду слабой перед ним. Только не снова.

— Ты не обязан оставаться, — сказала я, глядя куда угодно, только не ему в лицо.

— После такого давления на чувство вины я бы позавтракал даже с Распутиным.

Даже сквозь слёзы я видела, как он рьяно качает головой.

— Что ты не хочешь мне сообщать? — потребовала я. — Ты шантажировал моих родителей? Затащил их в культ или схему сетевого маркетинга?

— Это единственные варианты, которые пришли тебе в голову? — спросил он.

— Псс! Уже безопасно вернуться и принять ваши заказы? — спросил Бин, на цыпочках подходя к столику.

— Конечно, Бин, — я выдавила для него слабую улыбку. Мне не принесут никакого прока слухи о том, что у местного библиотекаря случился публичный нервный срыв. Мне надо поддерживать репутацию. Я умела быть откровенно ужасающей, когда ситуация того требовала. Благодаря этому моя библиотека и моя жизнь в Нокемауте функционировали гладко.

— Ты знаешь, что у тебя вся кофта в пятнах? — Бен показал огрызком карандаша на мою толстовку.

— У нас с кофейником сегодня утром произошла стычка. Мне как обычно, но с горячим шоколадом, — я заслужила любимый напиток.

— Побольше зефирок, побольше взбитых сливок? — уточнил Бин.

— Непременно.

— А вам, мистер Роллинс?

Я мысленно фыркнула. Это же Нокемаут, ради всего святого, и Бин от силы на год младше меня. Но нет, мистер Роллинс то, мистер Роллинс сё.

— Белковый омлет со шпинатом и овощами, — заказал Люсьен.

Уф. Даже его выбор завтрака бесил меня. И то, что этот мужчина не утруждал себя словами «пожалуйста» и «спасибо», вызывало у меня желание треснуть его диспенсером для салфеток. Я прищурилась, уставившись на него.

Люсьен шумно выдохнул через ноздри.

— Пожалуйста, — добавил он, затем собрал наши меню и передал их.

— Само собой, — сказал Бин.

— Спасибо, Бин, — добавила я, прежде чем он убежал на кухню. Как только он скрылся, я сердито посмотрела на Люсьена. — Ты что, помрёшь, если время от времени будешь вежливым? Или эти костюмы высосали из тебя человечность как пиявки?

— Я удивлён, что ты не заказала к своей чашке гранулированного сахара блинчики с блёстками из детского меню.

— Ты когда-нибудь пробовал горячий шоколад в этой закусочной? — спросила я. — О, погоди. Я забыла. У тебя лютая аллергия на веселье и счастье. Когда ты там смотаешься в своё депрессивное вампирское логово серьёзности?

— Как только переживу этот завтрак с тобой.

Подошёл другой официант, принёсший чёрный кофе Люсьену и горячий шоколад мне. Это было произведение искусства. Кружка с толстой ручкой была увенчана внушительной башней из взбитых сливок. Поверх белых завитков покоились белые зефирки, и Бин украсил это всё щедрой порцией розовой посыпки с блёстками.

У меня защекотало горло, а глаза защипало. Я не собиралась плакать над кружкой горячего шоколада, даже если столь очевидно, что она приготовлена с любовью.

Вот почему я так сильно любила этот чёртов город. Почему я не хотела никуда переезжать. Мы все были сильно вовлечены в жизни друг друга. Выйди за дверь своего дома, и если присмотришься сквозь кожаную одежду и выхлопные газы, сквозь роскошные внедорожники и причудливые дизайнерские наряды, то увидишь десятки каждодневных маленьких добрых дел.

— Ты абсурдна, — сказал Люсьен, когда я обеими руками подвинула к себе кружку.

— А ты завидуешь.

— Ты даже пить это не сможешь. Опрокинешь в итоге на себя.

Я фыркнула и потянулась к трубочке.

— Ничего ты не понимаешь, — я с умелой точностью вставила трубочку сверху, обеспечивая идеальное соотношение сливок и шоколада. — Вот, — сказала я, подвигая к нему кружку.

Он посмотрел на меня так, будто я предложила ему размешать кофе своим пенисом.

— Что я должен с этим делать?

— Ты должен попробовать это, скорчить рожу, а потом сказать, что находишь это отвратительным, даже если в глубине души тебе так понравится, что ты начнёшь планировать, как заказать себе порцию так, чтобы я не заметила.

— Зачем?

— Затем, что ты послал мою маму и её подруг в спа, когда она нуждалась в напоминании, что она может скорбеть и смеяться. Затем, что ты остался пострадать на завтрак, потому что ни один из нас не хотел её расстраивать. Так что сделай глоточек, ибо это всё, чем я готова поделиться, а потом мы продолжим игнорировать друг друга.

К моему удивлению Люсьен взял кружку. Он поднял её на уровень глаз и осмотрел так, будто он был учёным, а горячий шоколад — это какой-то доселе неизученный представитель паукообразных.

Я постаралась не зацикливаться на том, как его губы обхватили кончик трубочки. На том, как его кадык шевельнулся от одного глотка. Но я заметила, что его гримаса получилась какой-то запоздалой.

— Отвратительно, — сказал он, подвигая ко мне кружку. — Теперь довольна?

— Просто в экстазе.

Он взял свой кофе, но не пил. Может, потому что под своим костюмом за пятьдесят миллионов долларов и бородой богача он всё же был немножко человеком.

Мне надо было открыть новую трубочку. Надо было показательно избегать того места, где были его губы. Но я этого не сделала. Вместо этого я выудила трубочку из напитка, заново воткнула со своей стороны и сомкнула свои губы на том месте, где ещё несколько секунд назад были его губы.

Тёплое сахарное блаженство покрыло мой язык, сопровождаясь лёгким похрустыванием посыпки.

Я обхватила руками кружку и закрыла глаза, чтобы растянуть этот крохотный кармашек идеальности.

Вновь открыв их, я обнаружила, что Люсьен смотрит на меня с… каким-то сложным выражением лица.

— Что? — спросила я, отпустив трубочку.

— Ничего.

— А по твоему взгляду не скажешь, что ничего.

— Я смотрю на тебя и считаю секунды до того момента, когда этот завтрак закончится.

И вот так запросто мы вернулись к привычному.

— Укуси меня, Люцифер.

Он вытащил телефон и игнорировал меня, пока я осматривала собравшуюся толпу завтракающих.