То, что мы прячем от света

Пайпер виляла хвостиком, сидя на коленях у Грейва.

— Я свяжусь с твоим отцом на работе, — сказал я ему.

Лонни со скорбным видом смотрел через заднее окно.

— Он меня убьёт.

Этот фасад сухой крутизны был не таким толстым, как он думал.

— Он разозлится. Но иногда злость означает, что ему не всё равно, — сказал я ему.

— Я прое*ался, — паренек содрогнулся. — Извините. Я хотел сказать «облажался».

Мы с Грейвом переглянулись.

— Ты когда-нибудь поджигал папин сарай фейерверками, которые украл у своего пьяного соседа? — спросил у него Грейв.

— Нет! А что? Кто-то сказал, что я так сделал?

— Тебя когда-нибудь арестовывали за драку с четырьмя мальчиками на игровой площадке просто из-за того, что они назвали твоего брата засранцем, хотя формально они не ошибались, и твой брат правда засранец? — спросил я.

— Нет. У меня только сестры.

— Смысл в том, парень, что мы все иногда проё*ываемся, — сказал Грейв.

Я встретился взглядом с Лонни через зеркало заднего вида.

— Важно то, что мы делаем после того, как прое*ались.

— Погодите. Это вы такое вытворяли?

— И не только, — усмехнулся Грейв.

— Но мы поняли, что чинить проблемы надоедает, а последствия плохих решений длятся чертовски долго.

На ум пришёл Люсьен. За годы я много раз гадал, каким путём он пошёл бы, если бы у него был более лёгкий старт в жизни. Одно ясно точно — он не оказался бы за решёткой в семнадцать, если бы кто-то дал ему шанс.

— И это касается жизни, женщин и вообще всего в целом.

— Можешь записать это, парень. Золотые слова, — сказал Грейв нашему пассажиру.

***

Подбросив Лонни до дома и позвонив его отцу на работу, я заскочил за газировкой в «Поп-энд-Стоп». Я припарковался в школьной зоне, чтобы пугать всех любителей превышать скорость… и чтобы насолить Нолану, который прилип ко мне как банный лист в своём чёрном Тахо.

Грейв открыл свою газировку и провёл ладонью по лысому скальпу.

— Есть минутка?

Это никогда добром не заканчивалось.

— Какие-то проблемы? — я предположил, что он не просто так не хочет обсуждать это в участке.

— Дилтон.

А вот и причина. Тэйт Дилтон был новичком-патрульным, когда я перенял пост у прежнего шефа Уили Огдена, чьи десятилетия добродушного «руководства» оставили пятно на департаменте.

Дилтон был из числа тех представителей профессии, которых я прозвал бы быдлокачками. Он хотел адреналина, погонь, конфликтов. Ему нравилось демонстрировать свою власть. Его аресты были более агрессивными, чем необходимо. Его штрафы были более суровыми для людей, которые задели его лично. А ещё он проводил в спортзале и баре больше времени, чем дома с женой и детьми.

Он мне просто откровенно не нравился.

Когда я перенял пост, я не мог попросту уволить весь департамент, поэтому оставил его и вложил время в попытки превратить его в такого копа, которого мы хотели бы видеть на наших улицах. Я дал ему в напарники надёжного и опытного копа, но обучение, надзор и дисциплина не решали всех проблем.

— Что насчёт него? — спросил я, потянувшись к своему напитку, чтобы чем-то занять руки.

— С ним было несколько проблем, пока ты отсутствовал.

— А именно?

— Пока ты был на больничном, его как с поводка спустили. Пару недель назад накинулся на Джереми Трента за появление в нетрезвом виде на парковке после школьного футбольного матча. Безо всяких провокаций. Прямо на глазах его сына (защитника обороны), который наехал на Дилтона вместе с половиной своей команды. И по праву. Ситуация приняла бы весьма гадкий оборот, если бы не вмешались Харви и его дружки байкеры.

Бл*дь.

— Джереми в порядке? Выдвинул обвинения?

— Да только посмеялся. Заплатил свой штраф. В качестве сувенира ему достались синяки на коленях да содранная кожа. Отоспался и на утро ничего не помнил. Но если бы всё зашло дальше, то ему было бы что помнить.

Джереми Трент был капитаном бейсбольной команды и увёл у Дилтона титул короля бала в их выпускном классе школы. После этого у них было немало стычек в дальнейшие годы. Джереми был дружелюбным типом, который работал в канализационной компании и слишком много пил по выходным. Он думал, что они с Дилтоном друзья. Но Дилтон, похоже, считал, что между ними до сих пор шло какое-то соревнование.

Грейв поджимал губы, глядя через ветровое стекло.

— Что ещё?

— Пытался зайти слишком далеко при остановке машины. Славный внедорожник Мерседес ехал по шоссе, совсем немножко превышая скорость. Мимо него только что пролетел тюнингованный пикап, превышающий на 30 км/ч. Дилтон игнорирует грузовик, за рулем которого сидит его собутыльник Титус, и вместо этого останавливает Мерседес. Водитель — афроамериканец.

— Проклятье.

— Диспетчер дал мне знать сразу же, как только Дилтон об этом доложил. Было дурное предчувствие, так что я поехал туда с Баннерджи. И хорошо, что так. Он вытащил водителя из машины, надел наручники и орал на жену, которая снимала это всё на телефон.

— Почему я слышу об этом только сейчас?

— Как я и сказал, ты был на больничном. А сейчас ты слышишь об этом потому, что вчера вечером в том дерьмовом баре «Адская гончая» люди слышали, как он треплет языком, что якобы станет новым шефом, раз ты не можешь сделать свою работу.

Грейв не церемонился.

— Я об этом позабочусь, — сказал я, сдавая назад и до чёртиков напугав семнадцатилетнюю Ташу Вуд, потому что я выехал прямо возле её пикапа.

— Сейчас? — переспросил Грейв.

— Сейчас, — мрачно подтвердил я.

***

Ещё вчера у меня не было бы энергии на такое дерьмо, но я проснулся, когда почти голая Лина прижималась к почти голому мне. И это работало куда лучше любых препаратов, что мне прописывали.

Я управлял маленьким, тесно сплочённым департаментом, который служил маленькому, тесно сплочённому сообществу. Несколько тысяч людей, сплетённых общим прошлым даже крепче, чем некоторые семьи. Конечно, мы были грубоватым сообществом, которое часто решало проблемы кулаками и алкоголем. Но мы были сплочёнными. Верными.