То, что мы прячем от света

Я пожала плечами.

— Ладно. Сам напросился. Ты мутный политический консультант, который связан с падением нескольких выдающихся мужчин и женщин в столице нашей страны, не говоря уж о восхождении нескольких других. «Макиавеллист» — это слово, которое чаще всего шепчут о тебе. И тебе это нравится. Тебе нравится, что люди тебя боятся. Полагаю, это потому что однажды ты попробовал страх на вкус, и это заставило тебя почувствовать себя беспомощным. Так что теперь ты получил власть дёргать за все возможные ниточки. Но ты до сих пор несчастен.

Его глаза прищурились.

— Ты позволяешь себе по одной сигарете в день, наверняка чтобы просто доказать себе, что ничто не имеет власти над тобой. Ты верен своим друзьям, и у меня складывается впечатление, что ты сделаешь для них что угодно. И это «что угодно» определённо не ограничивается законопослушными вещами. Но разве ты сам хотел бы, чтобы Нокс или Нэш «разбирались» с чем-то ради тебя за твоей спиной?

— Это другое, — настаивал он.

— Тебе нравится так думать, но это одно и то же, — возразила я. — Позволь перефразировать так, как тебе наверняка придётся по вкусу. То количество времени и сил, что ты потратил, действуя за спиной своего друга и пытаясь «исправить» всё для него, можно было сэкономить одним разговором на десять минут. Представь, скольких политиков ты мог бы разрушить, сколько кварталов города ты мог бы скупить, если бы тебе не приходилось выслеживать ни в чём не повинных женщин и озвучивать расплывчатые угрозы.

Каменное выражение его лица не изменилось ни на йоту, но я всё равно это подметила. Проблеск чего-то вроде веселья в его ледяных глазах.

— Я бы никогда не употребил термин «ни в чём не повинная» по отношению к тебе, и мои угрозы были скорее открытыми, нежели расплывчатыми, — сказал он.

— Семантика, — беззаботно отозвалась я.

Он наблюдал, как я доедаю салат.

— Предлагаю оставить этот разговор между нами.

Хранить секреты. Только этим я и занималась. Однако я прежде была на месте Нэша. Мои родители не верили, что я могу справиться с чем-то плохим. Я ненавидела то ощущение, когда люди обсуждали моё благополучие у меня за спиной, будто я недостаточно сильна, чтобы принимать участие в собственной жизни. Наверное, Нэш почувствует то же самое.

— Кого из нас ты пытаешься защитить, Люс? Можно мне называть тебя Люс?

— Надеюсь, ты не намереваешься причинять боль моему другу, Лина. Потому что мне было бы ненавистно разрушать твою жизнь.

— Мне не терпится посмотреть, как ты попытаешься. А теперь иди донимай кого-нибудь другого.

Глава 16. Пара благодарностей

Нэш

Я намотал поводок Пайпер на ладонь и схватил один из двух букетов в подстаканнике моего автомобиля.

— Пойдём, Пайп. Нужно ненадолго заглянуть кое-куда.

Мы вышли на улицу как раз в тот момент, когда Нолан свернул на обочину позади меня. Я саркастично отдал ему честь, на что он без энтузиазма ответил поднятым средним пальцем.

Этот парень почти начинал мне нравиться.

Пайпер первой семенила по дорожке к дуплексу. Это было двухэтажное здание из кирпича и винила. Обе квартиры в нём имели небольшое переднее крыльцо и клумбы.

Я поднялся по трём ступенькам к двери слева. На окне серо-белая кошка уткнулась в сетку. До меня доносилась классическая музыка. Я помахал скептично настроенной кошке, затем ткнул пальцем в дверной звонок.

Пайпер сидела у моих ног, с энтузиазмом виляя хвостиком. Держать её при себе на работе оказалось не таким раздражающим, как я думал. Её постоянные требования внимания не давали мне уйти в свои мысли за бумажной работой. И пусть пока она не позволяла другим офицерам гладить или почёсывать её, но она начала каждый час выходить в общее офисное пространство, когда поняла, что в их карманах есть вкусняшки для неё.

По другую сторону двери раздались шаги и раздражённое:

— Иду я, иду. Придержи лошадей, чёрт возьми.

Дверь открылась, и показалась она. Мой ангел-хранитель.

У Ксандры Ремпальски были густые курчавые волосы. Они были чёрными, но с вплетёнными фиолетовыми прядями. Она убирала половину волос в низкий узел, а вторая половина рассыпалась по её плечам. У неё была смуглая кожа и карие глаза, в которых раздражение сменилось любопытством, а потом узнаванием.

Вместо медицинского костюма на ней был джинсовый фартук с инструментами и кольцами проволоки в карманах. Длинные серебристые серёжки, сделанные из десятков сцепленных меж собой обручей, свисали с её ушей. Её ожерелье расходилось крохотными цепочками, образовывавшими V-образный силуэт меж её ключиц. Это вызвало у меня ассоциации с кольчугой.

— Привет, — сказал я, внезапно почувствовав себя глупо из-за того, что не сделал это намного раньше.

— И тебе привет, — ответила она, прислоняясь к косяку.

Кошка лениво вилась под её обнажёнными ногами. Пайпер съёжилась за моими ботинками и притворилась невидимой.

— Не знаю, помнишь ли ты меня…

— Шеф Нэш Морган, сорок один год, два огнестрельных ранения в плечо и торс, первая отрицательная, — отчеканила она.

— Видимо, помнишь.

— Не каждую ночь девушка находит шефа полиции, истекающего кровью на обочине дороги, — сказала она, слегка улыбнувшись.

Пайпер рискнула выглянуть из-за моих ботинок. Кошка зашипела, затем плюхнулась в коридоре и принялась вылизывать попу.

— Не обращай внимания на Гертруду Грубую, — сказала Ксандра. — У неё слишком много дерзости и никакого чувства приличия.

— Это тебе, — сказал я, протянув ей букет подсолнухов. — Мне стоило прийти ранее и поблагодарить. Но всё было…

Она подняла взгляд от цветов, и её улыбка сменилась сочувственной гримасой.

— Это непросто. Видеть такое на смене нелегко. Уверена, что пережить такое тоже не фонтан.

— Такое чувство, будто у меня должен быть иммунитет к подобному, — признался я, глянув на Пайпер, которая опять приклеилась к моим ногам сзади.

Ксандра покачала головой.

— Когда начнёшь чувствовать себя невосприимчивым к такому, пора увольняться. Именно боль и забота делают нас хорошими специалистами своего дела.

— Давно ты работаешь в отделении неотложной помощи?

— С тех пор, как получила образование медсестры. Восемь лет. Ни одного скучного дня.

— Когда-нибудь задумываешься, долго ли ещё сможешь оставаться небезразличной?

Её улыбка вернулась.

— Я не беспокоюсь о таких вещах. По одному дню за раз. Пока хорошее перевешивает плохое, я готова к следующему дню. Легко никогда не будет. Но мы делаем это не ради лёгкости. Мы делаем это, чтобы внести свой вклад. И вот такие вещи? Благодарственные открытки от тех, кто выжил? Это многое значит.

Надо было приложить открытку.

Или что-нибудь, что сохранится дольше, чем груда подсолнухов.

Но в моём распоряжении были лишь слова. Так что я дал ей слова.