Шрифт:
Глава 1
Несколько часов назад
— Присаживайся, Алексей, — голос царевича прозвучал ровно, но в его взгляде сквозила какая-то напряжённость. Он указал на кресло напротив.
Я медленно занял указанное место, подозрительно оглядывая Романова.
— Ваше Высочество, вы уверены, что сейчас подходящее время для этой беседы?
Вопрос был более чем уместен. В этот момент события внутри Империи развивались с ужасающей скоростью, тогда как попавшие в плен девчонки, план спасения которых мы старательно разрабатывали,
Подчиняясь приказу мятежников, подвергнутые шантажу аристократы уже свернули свои войска и теперь отводили их далеко за линию устоявшегося фронта. Москва оставалась открытой. Мы это знали. Враг это знал. И просиживать сейчас в кабинетах, рассуждая о чём-то постороннем, казалось мне пустой тратой времени.
— Как вам будет угодно, — всё же выдохнул я, отмечая ни капли не колеблющийся взгляд принца.
Просторный кабинет был выдержан в строго классическом стиле: тёмное дерево, приглушённый свет настольных ламп, массивный стол и четыре кресла, одно из которых было предназначено для хозяина кабинета. В воздухе едва слышно витал запах кофе и бумаги, а от каменных стен веяло прохладой.
Но прежде чем я успел сформулировать очередной вопрос, дверь в кабинет распахнулась и внутрь вошли двое. Император, и тот, кого я меньше всего на свете ожидал увидеть здесь.
— Наумов, — сквозь зубы выдавил я, рука машинально легла на рукоять клинка.
Спокойствие, с которым в одном помещении находились все окружающие меня фигуры, вызывало довольно смешанные чувства: от злости и дикого раздражения, до удивления и непонимания происходящего. Что бы они там все вместе ни придумали, стоило признать — им определённо удалось застигнуть меня врасплох. А это случалось со мной довольно редко.
Император, между тем, неспешно занял своё место во главе стола, бросил взгляд на Наумова, который безмятежно опустился в кресло напротив, и только после этого заговорил:
— Понимаю твоё удивление, Алексей. Не так давно и я сам пребывал в подобном состоянии, — монарх сделал паузу, окинув меня оценивающим взглядом. — Времени у нас мало, поэтому, Дмитрий Евдокимович, тебе слово.
В голове за несколько секунд промелькнула буквально сотня вопросов. Раз он здесь, можно считать, что мы победили? Мятеж окончен? Но тогда почему не отпускают взятых в плен аристократов? Или… он пришёл сюда торговаться за их жизни, полагая, что полностью владеет ситуацией? Мерзкий ублюдок…
Я медленно поднялся.
— Этот… человек причастен к ряду тяжких преступлений на территории нашей империи, а также к смерти моей матери, Ваше Императорское Величество, — процедил я, глядя в лицо Романову-старшему. — Почему на нём нет наручников?
Император промолчал и лишь перевёл взгляд на Наумова, который, словно предвкушая подобную реакцию, слегка откинулся в кресле, сцепив пальцы в замок.
— Человек, убивший твою мать, давно мёртв, Алексей, — вырвалось из губ князя, лицо которого излучало спокойствие и долю любопытства.
Я прищурился.
— Ложь, — качнул я головой, буравя взглядом сидевшего напротив лидера мятежа.
Наумов вздохнул, словно заранее знал, что я так скажу.
— Это правда, — он выдержал паузу, а затем произнёс: —
Я лишь занял это тело и унаследовал его память, силу и титул.В кабинете повисла гробовая тишина. Даже цесаревич, который до этого выглядел непроницаемым, нахмурился и слегка повернул голову в сторону отца. Казалось, что эта информация была в диковинку и для Романовых.
— Клянусь своей силой, что сказанное мной только что — сущая правда, — добавил Наумов, глядя мне прямо в глаза. — Прежнего хозяина этого тела отравил преданный вашему роду демон чуть меньше, чем два десятка лет назад. Князь умер в муках и одиночестве внутри своей спальни. А утром в его теле «проснулся» я.
В груди часто застучало. Я сжал пальцы в кулак, пытаясь осмыслить услышанное. И если Романовы слушали этот рассказ с нескрываемым скепсисом на лицах, то я, в отличие от них, волей-неволей понимал, что ничего невозможного в словах сидевшего напротив человека нет — я сам живое тому доказательство.
— Как это произошло, почему и ради чего — мне доподлинно неизвестно, — продолжил он, словно нарочно выдерживая паузы, давая нам время переварить сказанное. — Хотя, кое-какая версия у меня имеется… Впрочем, для темы нашей беседы это сейчас неважно.
Цесаревич нахмурился ещё сильнее.
— Это звучит как бред, — глухо произнёс он, буравя взглядом Наумова.
Император ничего не ответил. Вместо этого он неожиданно перевёл взгляд на меня.
— Ты ему веришь, Алексей?
Я невольно сжал зубы.
— Не хочется… — честно признался я. — Но он поклялся своей силой. Такую клятву не обойти.
Эта мысль, кажется, повисла в воздухе. Нарушение такой клятвы могло запросто поставить крест на сверхспособностях одарённого, опустив его до ранга только вставшего на путь силы школьника или и вовсе бездарного. Подобная клятва не могла быть нарушена хотя бы потому, что это очень быстро проявится наружу. Все в комнате это понимали. Понимали и… стали проверять.
Из носа князя медленно пошла кровь, но он стоически держал телекинетическую атаку сразу троих присутствующих в помещении не последних по мощи одарённых. Силён, урод.
— Достаточно, — первым нарушил возникшую тишину император, что могло означать только одно — клятва им принята, а слова Наумова всё же являются правдой.
Стало ли мне легче от того, что убийца моей матери, как выяснилось, уже почти четверть века мёртв? Однозначно нет. Я страстно желал лишить его жизни самостоятельно… Впрочем, стоило признать, это всё же больше хорошо, чем плохо.
Я тяжело выдохнул.
— Допустим, ты говоришь правду. Что дальше?
Наумов, оправляясь от нашей объединённой атаки, выдавил натянутую улыбку.
— А дальше я рассчитываю, что перестаю быть твоим кровным врагом, потому как это, в виду прояснившихся обстоятельств, не имеет никакого смысла, — выдерживая мой хмурый взгляд, начал сидевший напротив князь. — Соответственно, теперь мы можем обсудить цену моего выхода из конфликта.
Я медленно покачал головой, внутренне ощущая, как отвращение к нему не уменьшается, а лишь принимает несколько иную форму. Он может и не быть тем человеком, что убил мою мать, но это не делало его лучше как личность.