«Точка бифуркации»

Барон и Яша сидели в маленьком кабинете, окна которого выходили во внутренний двор здания «Д.О.П.а» - они заявились сюда, покинув роскошный кабинет Корфа на третьем этаже.

Внутренняя тюрьма департамента располагалась тут же, в подвале корпуса - там, кроме прочих «особо ценных» заключённых содержались и оба английских эзотерика. Впрочем, одно слово, что «тюрьма» - никакого сравнения с ужасами Трубецкого бастиона или Шлиссельбургской крепости. Сухие, хорошо отапливаемые камеры, пища из офицерской столовой, сриличная мебель, книги и газеты, доставляемые по первому требованию, и постель, на которой узник может лежать в любое время суток. Не Петропавловка, одним словом, не говоря уж о Шлиссельбургской крепости….

– А вот господам Лерху и Бурхардту этого вполне хватило, чтобы открыть пусть временную, но вполне функционирующую «червоточину» [15] . – напомнил собеседнику Корф.

– И случилось это, хочу вам напомнить, не где-нибудь, а в Москве! И о конфигурации этих проволочных штуковин, которыми пользовались наши учёные, англичане тоже имеют представление – насколько я помню, покойник Виктор именно с помощью такой удерживал портал в подземельях Монсегюра!

Яша покачал головой.

15

Об этом подробно рассказывается в пятой книге цикла, «Посторонним вход воспрещён».

– Так-то оно так, но… так вы полагаете, барон, что это как-то связано? В смысле - готовящиеся беспорядки должны отвлечь нас от какой-то операции, которую «Золотая Заря» проворачивает в Первопрестольной?

– Заметьте, это вы сказали! – палец Корфа упёрся в собеседника. – А если серьёзно, Яков Моисеевич – то, скорее всего, нет. Уж очень это было бы… замысловато, что ли? Да и возможности у них в Москве поскромнее, не то, что в Питере. Это ван Стрейкер чувствовал себя там как рыба в воде – но где теперь тот Стрейкер? Вы лучше всерьёз займитесь этим… из Тулузы.

И постучал согнутым пальцем по лежащему перед ним листку.

– Непременно займусь, барон, только задам несколько вопросам нашим британским друзьям. Кстати, не пора ли их пригласить? Заговорились мы с вами, а время-то утекает…

 - Что ж, Уэскотт ничего нового нам не сообщил. – негромко заметил Корф, перечитывая свои записи, сделанные во время допроса англичанина. – Разве что, подтвердил некоторые моменты, которые нам и раньше были известны.

– Пожалуй. – согласился Яша. – Список агентов из числа членов масонских лож Петербурга один в один совпадает с донесениями наших людей, внедрённых в эти организации. Вот и господин Онуфриев в своей докладной перечисляет ровно те же имена, и даже примерно в том же порядке.

– Онуфриев? – Корф нахмурился. – Напомните, что-то я…

– Онуфриев, Ярослав Леонидович, один из «новоприбывших». – У себя, в грядущем он учился в академии МВД, вот я и забрал его в своё бюро – с вашего, между прочим, разрешения, барон. Парень неплохо себя проявил во время поездки во Францию, и я поручил ему заниматься столичными масонскими кружками.

– Ясно. – Корф кивнул. – Однако, мы с вами так ничего и не добились.

– У нас остаётся ещё МакГрегор. – напомнил Яша. – По моим сведениям, он окончательно испортил отношения с Уэскоттом – когда они в последний раз встречались, даже попытался ему морду набить.

– Им что, позволяют видится? – удивился Корф.

– Да, допустили такое вот послабление. В помещениях, где их сводят, всегда стоят «жучки» - вдруг да проговорятся в беседе о чём-нибудь любопытном?

Корф усмехнулся.

– Ваша затея, Яков Моисеич?

– Чья ж ещё? Хотя, должен сказать, проку от этого немного. Видимо, Виктор успел продемонстрировать им кое-какие образцы техники, вот они теперь и опасаются. Но и того, что мы слышали, вполне хватило, чтобы понять: МакГрегор ненавидит Уэскотта люто и винит его в провале операции с тетрадигитусом.

Барон дёрнул уголком рта, что, как хорошо знал Яша, означало, что он изрядно озадачен.

– Полагаете, подобный повод достаточен для «лютой», как вы изволили сказать, ненависти? Вряд ли вы употребили это выражение для красного словца…

– Никоим образом, Евгений Петрович, никоим образом. Насколько я могу судить, МакГрегор, в отличие от Уэскотта, по-настоящему одержим идеей поиска тетрадигитусов, и вообразил, что тот угробил всё дело его жизни. Они, как оказалось, и раньше не слишком-то ладили: МакГрегор втайне презирал Уэскотта, считал его дилетантом в эзотерике и интриганом, использующим идеи их ордена для того, чтобы добиться высокого положения и личной власти. Вот и сообщение из Тулузы, - Яша кивнул на бювар, - это ведь о нём, о МакГрегоре. Уэскотт не в курсе, сами ведь слышали…

– И это наверняка неспроста. – согласно кивнул Корф. – И как вам, Яков Моисеевич, только в голову пришло заняться этим расследованием?

– Не привык оставлять белые пятна. Когда мы уезжали из Монсегюра, я подумал – господа эзотерики провели там довольно много времени, успели обрасти связями, контактами. А вдруг кто чего от них слышал, запомнил? Вот и решил оставить там одного толкового человечка – пусть пороет, поищет. И ведь нарыл, каналья, ещё как нарыл!

Сообщение, о котором шла речь, было накануне получено с дипломатической почтой из Франции. Яшин агент, шаг за шагом отслеживая деятельность англичан, наткнулся на любопытный факт: за пару дней до налёта на Монсегюр один из охранников ездил в Тулузу, где положил в арендованный в тамошнем филиале банка «Лионский кредит» сейф некий предмет. Добраться до содержимого сейфа возможности не представлялось – Яшин эмиссар не обладал достаточной подготовкой для планирования столь сложной операции, да и специалиста по взлому сейфов под рукой не было. Узнать что-то от того, кто отвозил загадочный предмет (если верить подкупленному служащему банка, это был портфель или папка для бумаг) и клал его в сейф, тоже не вышло – практически все охранники погибли при штурме. Яша попытался узнать что-то у Уэскотта, но убедился лишь в том, что и он не имеет ни малейшего понятия ни о сейфе, ни о его содержимом. Выходило, что шотландец, по чьему поручению таинственный портфель был спрятан в банке, сознательно скрыл это от своего соратника по эзотерическому промыслу? Что ж, если отношения у них уже тогда были настолько скверные – можно представить, что МакГрегор решил скрыть от «коллеги» нечто важное.

Только вот – что именно?

– Вот об этом мы с ним сейчас и побеседуем. – подвёл итог Корф. – Яков Моисеевич, не сочтите за труд – скажите надзирателю, пусть ведёт этого типа сюда. А нам чтобы чаю принесли, да покрепче – голова уже кругом идёт и в горле пересохло от разговоров! 

IV

– Так вы, юноша, утверждаете, что господин барон самолично распорядился, чтобы вы приняли участие в эксперименте?

Спрашивал дядя Юля не просто так - с подковыркой, с хитрецой, что, конечно, не укрылось от глаз присутствующего здесь же доцента Евсеина.

– Тогда он вам, наверное, и записочку вручил? Служебную, на моё имя? Чтобы всё честь по чести: прислан на предмет содействия, прошу оказать… кстати, чем вы нам тут содействовать-то собираетесь?

Николай Миркин (для друзей обычно Колян) при этих словах потупился – записки у него, понятное дело, не было – как и любого другого документа, за исключением удостоверения сотрудника Д.О.П. да и откуда ей было взяться, если нынешний визит – чистой воды самодеятельность, слегка замаскированная соображениями о помощи, которую он, матёрый айтишник и эксперт-криминалист может оказать в предстоящей вылазке в чужой мир?

Всё началось с рассказа Ярослава об электрическом шоу, имевшем место в Шлиссельбургской лаборатории. Молодой человек сопровождал своего шефа в этой поездке, а когда Яша предпочёл вернуться вместе с бароном Корфом в его экипаже – напросился на обратный рейс на борт дирижабля, и прибыл в Питер ещё до вечера. Времени у него хватило, чтобы заглянуть в штаб-квартиру Д.О.П.а (надо было получить со склада кое-какую электронику для нужд расследования, которое велось в среде питерских масонов) – и там-то он и встретил Миркина. Колян, как раз и занимавшийся нужной Ярославу аппаратурой, помог оформить заказ, а разделавшись - предложил выпить чаю у себя в лаборатории. Под неспешный разговор он вытянул из старого приятеля все подробности состоявшегося эксперимента, а вытянув – осознал, что жизнь будет не в жизнь, если он сам, своими глазами, не увидит чудо зарождения межмировой «червоточины». Проворочавшись в постели всю ночи и выкурив две пачки папирос, к утру он твёрдо решил любым способом добиться своего. И едва он на следующее утро явился на службу, как Корф собрал в своём кабинете всех сотрудников-«попаданцев» и сообщил во-первых, об успехе вчерашнего эксперимента, а во вторых – что вторая попытка, при которой будет предпринята первая вылазка на «ту сторону» состоится уже сегодня, во второй половине дня. Однако, добавил Барон, господин Лерх не хотел бы ажиотажа, подобного вчерашнему, а потому – убедительно просит сотрудников, не занятых в эксперименте непосредственно, проявить терпение и дождаться результата. Когда будет что сообщить, добавил барон, вы первыми обо всём узнаете, а сейчас идите работать господа-товарищи - сами знаете, дел по горло, каждая минута на счету!