Точка бифуркации

К удивлению Куликовского, на лыжах самолет не только не собирался тонуть, хотя скорость упала уже до тридцати километров в час, но и неплохо управлялся, так что на остатках керосина его удалось подвести почти вплотную к катеру. В общем, даже купаться не пришлось, только ноги промокли.

Тонула «эмка» долго – минут десять. Но вот, наконец, под водой скрылся высокий киль, и Николай, снова надев шлем, достал из кобуры «маузер» и троекратно выстрелил в воздух. Долгий и славный боевой путь самолета «эм-два-у» номер шесть был с честью завершен. Куликовский вытер непонятно с чего – наверное, от ветра – выступившие слезы и сел прямо на палубу. Напряжение, позволившее ему без ошибок провести этот сложнейший полет, ушло.

– Камрад, пойдем, тебе сейчас явно не помешает стаканчик-другой шнапса, – сказал капитан Кюбе и помог Николаю подняться.

В Дурбане пришлось первым делом объяснить генералу Максимову, что произошло в гавани Кейптауна, где почти треть авиаотряда болталась целую неделю и куда, в конце концов, делся самолет.

– Он все равно был совсем старый и готовый в любой момент просто развалиться, – закончил Николай свой доклад.

– Да уж, предупреждал меня государь, – вздохнул генерал. – Ладно, пока отдыхайте, а недели через две сюда должны прибыть три новых самолета с пилотами и механиками. Введете людей в курс дела, посмотрите, как они летают, после чего сдаете командование отрядом капитану Зайцеву и срочно отбываете домой, в Россию. До Гамбурга вас подбросит «Драбант», а там сами доберетесь. Вас вызывает лично его величество. Вопросы есть?

– Так точно! Ваше превосходительство, а вы не знаете, зачем?

– Точно не знаю, но предполагаю – не затем, чтобы отвернуть вам голову за ваши художества. Скорее наоборот. Так что не волнуйтесь зря, господин… э… просто капитан. Без «штабс».

Глава 20

Когда пришла радиограмма от Максимова о художествах Ольгиного жениха, я был уже в курсе – меня просветили немцы. Поначалу я даже удивился – надо же, не только у нас есть безбашенные авантюристы, но и у них тоже! Но довольно быстро понял, что никаким авантюризмом тут не пахнет. Зато явно чувствуется хорошая организация разведки. И надеяться, что самолет Куликовского не был подробнейшим образом сфотографирован как в собранном, так и в разобранном виде, как и его катапульта, было бы непростительным идеализмом. Небось еще и подробное описание составили того и другого, а заодно завели досье на самого Куликовского и его механика. С одной стороны, в «эмке» никаких секретов не было от рождения, оттого ее летные характеристики и получились столь убогими, так что никакого вреда от ее фотографий и описания не будет. Правда, неизвестно, как этот Ромео реализовал подвеску бомбы, но вряд ли он придумал что-то сверхъестественное. А уж про собранную на коленке катапульту по мотивам средневекового требушета и говорить нечего.

Однако мне стало просто завидно – вот почему у Вильгельма такое есть, а у меня нет? Этот вопрос я задал сразу и Максимову (по радио), и Редигеру (лично, причем на несколько повышенных тонах).

Оказалось, что и у меня тоже кое-что есть. Редигер довольно быстро раскопал, что на немецкую разведку работает не только «Драбант», но и еще три парохода – то есть все, задействованные на доставке всяких позарез необходимых вещей в Трансвааль. И финансирование у них такое, о котором он, Редигер, не может даже мечтать. Это был почти не завуалированный упрек мне, и я мысленно согласился с его справедливостью – но, как очень скоро выяснилось, несколько преждевременно.

Дело в том, что Максимов все-таки смог выяснить, чего ждал «Драбант» в Дурбане и зачем ему надо было в Кейптаун. Не озарения же русского штабс-капитана о полете в один конец дожидались капитан со старшим помощником!

Так вот, оказалось, что германская разведка успешно сочетала приятное с полезным. Полезным был сбор всяких интересных сведений, а приятным и даже очень приятным – улучшение ее собственного финансового положения. Вильгельмовские Джеймсы Бонды баловались контрабандой, причем плодотворно и с размахом.

Катер они посылали под Кейптаун за какими-то левыми алмазами, происхождение которых Максимову выяснить не удалось, а в Дурбане ждали (и в конце концов дождались) золото. Во всяком случае, вряд ли в четырех небольших, но очень тяжелых ящиках было что-то иное.

И вообще помаленьку выяснилось, что Вильгельм влез в южноафриканские дела куда основательнее, чем в другом варианте истории и чем поначалу казалось мне. Оказалось, что немцев в Трансваале воюет даже больше, чем русских. Просто наши официально были российскими добровольцами, а немцы – голландскими и почему-то шведскими. Причем маскировались они серьезно, при посторонних говорили только на языках стран-отправителей. А я-то все не мог понять, чего же забыли шведы на другом краю шарика! С голландцами как раз было понятно – буры их ближайшие родственники, поэтому я не исключал, что среди добровольцев, если хорошо поискать, можно будет найти и нескольких настоящих граждан Нидерландов.

Со мной все было в общем-то ясно – я помогал бурам по двум причинам. Первая – для отвлечения внимания Англии от дальневосточных дел, пусть ей найдется занятие поближе к метрополии и подальше от наших границ. И вторая – у меня там давно есть финансовые интересы, которые наверняка пострадают из-за оккупации бурских республик англичанами. До недавнего времени мне казалось, что у Вильгельма нет ни одной из этих причин, однако теперь это стало вовсе не очевидно. Во-первых, какие-то, пусть и неплохо замаскированные, денежные интересы у немцев проявились. Однако их одних для убедительного объяснения было маловато, и я тщетно пытался понять – от чего же такого важного для Германии Вильгельм хочет отвлечь внимание англичан? Будь на их месте французы, то тогда все было бы понятно – от Марокко. Хотя, пожалуй, если бы французы не имели поддержки англичан, Вильгельм вообще не подумал бы с ними считаться, так что и здесь вырисовывается достаточно правдоподобное объяснение.

С одной стороны, это неплохо, когда интересы партнера понятны и ни в чем не противоречат моим собственным. С другой – в хрен знает какой раз вновь встает вечный вопрос – в кого же это я такой дурак? Почему я озаботился узнать подробности только сейчас, а пока не приперло – даже ухом не вел?

Однако, поразмыслив, я отверг свой вопрос как риторический и провокационный, тем более что Вильгельм прислал мне личное письмо. В нем он сообщал, что в начале января ожидается приезд в Берлин президента Трансвааля. И что ежели мне интересно взглянуть на этого типа, то он, Вильгельм, против моего визита совершенно не возражает. Официально это будет или нет – на мое усмотрение.

Угу, подумал я. Давненько не доводилось бывать в зоопарке! Вот только папаше Крюгеру будет слишком жирно, если полюбоваться на его немытую и небритую персону приедет аж сам император всероссийский. Однако у Вилли, кажется, скоро день рождения? А незадолго перед ним – юбилей Германской империи. Кстати, ей исполняется тридцать пять лет, это можно считать круглой датой, поэтому пусть Рита, которая еще не забыла, что по рождению она германская принцесса, да к тому же родная сестра Вильгельма, проявит широту натуры. Выкупит за свои деньги какую-нибудь картину из собрания Александра Третьего и преподнесет ее брату в ознаменование двойного юбилея. Но так как лично она ехать а Рейх не захочет, ибо у нее маленькие дети, то картину привезет в Берлин чиновник из МИДа Юрий Владимирович Андропов. Кстати, как же называется то полотно, что вызывает у меня наибольшее отвращение из всей коллекции? Мона… нет, Дона Нуда. Тьфу! Вот ее и подарить, хоть какая-то польза будет от этой мазни.

Вообще-то ехать или лететь пора уже на днях… пожалуй, лучше все-таки на поезде. Больно уж погода неустойчивая, нет никакой гарантии, что на дирижабле удастся долететь быстро. Да и вообще – долететь. А для такого ценного произведения искусства, как это издевательство над Джокондой, не жалко задействовать и спецпоезд. Небольшой, разумеется, вагона на три. Мне под видом господина Андропова там места хватит, а картине – тем более.

Все-таки визит под личиной имеет немало преимуществ. Например, не нужно присутствовать ни на каких официальных мероприятиях – картину Вильгельму торжественно вручил наш посол. А мелочи вроде Андропова по чину было разве что скромно стоять в сторонке, да и то не обязательно, чем я и воспользовался.

– Ну ты хорошо устроился! – заявил мне Вильгельм, когда на второй день моего пребывания в Берлине он все-таки смог выкроить время для беседы с глазу на глаз. – Бакенбарды не жмут?

– Сейчас – нет, я, честно говоря, про них даже как-то забыл. Поначалу – да, был кошмар, походишь в них полдня, так потом они насилу отклеивались, и прыщи вылезали чуть ли не по всей морде. Но наши медики и химики свои бутерброды с икрой кушают не зря. Сейчас используется какой-то липкий бальзам на основе меда и корня женьшеня, это такое довольно редкое дальневосточное растение, так с ним баки можно сутками носить, и коже от этого только лучше. Крюгер завтра приезжает, ничего не изменилось?