«Точка отталкивания»-1

В очерке «Кома», опубликованном журналом «Огонек» в начале 1989 года, отдельные высокопоставленные сослу­живцы Щелокова характеризуют его как умного, талантли­вого и способного руководителя органов внутренних дел. Что же, глупым его действительно не назовешь.

Из интервью министра корреспонденту Гостелерадио СССР в период работы XXVI съез­да КПСС.

Вопрос: Мне говорят, что в последние годы изменился облик советского милиционера. Он стал грамотней, культурней. А каким бы вы хотели видеть рядового милиционера, работ­ника органов внутренних дел?

Щелоков: Прежде всего это должен быть культурный, идейно воспитанный человек, по­тому что милиция в любой капиталистиче­ской стране — она подготовлена технически, но, что бы они ни делали, как бы ни оснаща­лись, как бы ни работали, никогда американ­ская или нью-йоркская полиция не справится с преступностью. Это не их вина, это их беда. Для того, чтобы решать эти пробле­мы, нужно решить одну задачу, а эта задача заключается в совершении пролетарской ре­волюции. Только в социалистической стране может быть обеспечен настоящий правопо­рядок для людей.

Вот так, ни много ни мало. Только сейчас начинаешь понимать, какой непоправимый ущерб авторитету и прести­жу нашей страны наносили такие безответственные заявле­ния новоиспеченного доктора экономических наук (и особен­но тогда, когда они соседствовали с известными всему миру фактами присвоения в пользу свою и своей семьи автомоби­лей иностранных марок). Между тем автотранспорта в мили­ции хронически не хватало. В Донецкой области, преследуя бандитов, ограбивших сберкассу, работники уголовного ро­зыска отчаянно размахивали руками, когда у их старенького «газика» на ходу отвалился карданный вал. Лимит на бензин заставлял использовать не по назначению автомобили про­мышленных предприятий, а иногда — и частных лиц. При­митивная криминалистическая техника не обеспечивала ка­чественного ее применения. И при всем при этом министр иронизировал над технической оснащенностью американской полиции.

Правда, он посетил проводившуюся в Москве выставку ведущих фирм Запада, специализирующихся на изготовле­нии кримтехники, но и только. Восторга практиков их руко­водитель не очень-то разделял. Мы оказались одной из немногих стран мира, которая бюджетные ассигнования тратила в основном на увеличение численного состава орга­нов правопорядка и, естественно, в ущерб качеству. Выби­тые у правительства вакансии нужно было срочно запол­нять, и широким потоком полились в милицию «случайные» люди.

Между тем реальная жизнь шла своим чередом. Пробле­мы в экономике и социальной сфере не могли не отразиться на росте преступных проявлений. Но никому не нужна была в те годы правда. За рост преступности били жестоко. В два счета можно было поплатиться и должностью, и карьерой, а потому и стали скрывать все то, что можно было скрыть. В выборе средств не стеснялись, и поэтому ни одна стране в мире не знала такого высокого процента раскрываемости, который был в те годы у нас.

Большое количество черепно-мозговых травм списывалось на «падение с высоты собственного роста» либо по «альтер­нативной формуле» — что «данное повреждение образова­лось от удара тупым твердым предметом или при ударе о такой предмет». Первое, естественно, игнорировалось, вто­рое брали за основу.

Доходило до того, что при выезде для осмотра трупа, обнаруженного в пруду городского парка со связанными веревкой руками и ногами и грузилом-камнем, заместитель начальника Управления уголовного розыска области битый час убеждал меня, что потерпевшая, решившая сыграть с нами злую шутку, сама себя обвязала, привязала на шею камень и прыгнула в воду.

Укрывали все, что можно было укрыть, и для достиже­ния этой цели никакими средствами не брезговали, вплоть до шантажа потерпевших компрометирующими материалами.

Уже работая в Москве, я приехал как-то к себе на родину и в троллейбусе встретил одноклассницу. В разговоре поде­лилась она своей бедой: в плавательном бассейне украли у нее и дочери ценные вещи стоимостью около четырехсот рублей, а милиция кражей заниматься не желает. Договори­лись, что напишет она жалобу прокурору города, а он возь­мет ее под свой контроль. Встретились через год. «Эх, тоже мне, друг детства! — услышал я возмущенный голос одно­классницы. — Лучше бы я тебя ни о чем не просила!» И далее последовал рассказ о том, как работники милиции занялись не кражей, а мужем заявительницы, оказавшимся, к несчастью, директором овощного магазина. Только после нового заявления о том, что никакой кражи якобы не было, эту семью оставили в покое.

Приказы Генерального прокурора СССР требовали самых жестоких мер по отношению к должностным лицам, укры­вающим преступления от учета. Но после очередного вы­явления такого рода злоупотреблений (и как следствие — роста неблагополучных показателей по региону) стали прак­тикой вызовы в обком, в отделы административных органов. Там чересчур ретивому прокурору напоминали, где он состо­ит на партийном учете, и отечески наставляли, что он и начальник милиции «ходят» в одной упряжке и ссориться из-за такой мелочи, как укрытие преступлений, право, глупо. С прокурора спрашивали за рост преступности, а отнюдь не за состояние надзора за деятельностью органов внутренних дел. Насколько принципиальным он оставался после этого, было делом совести каждого конкретного человека.

Укрытия, набирая темп, развращали личный состав ра­ботников милиции. Как следствие, ширились их злоупотреб­ления, выявлялись многочисленные факты рукоприклад­ства, превышения власти, а наказание за это подрывало бы всю создаваемую систему лакировки действительности. Допу­стить этого Николай Анисимович Щелоков не мог.

Неофициально, с соблюдением строгой секретности, на­чался сбор компрометирующих материалов на работников органов прокуратуры, занимающихся расследованием дел о таких злоупотреблениях.

«Ссориться с нами нельзя, — поучал меня, молодого прокурора следственного отдела прокуратуры области, на­чальник одного из райотделов милиции. — Вот был у нас один мальчишка, который только что назывался следовате­лем. Прибежал к нему один ханыга. «Избили, — кричит, — в комнате милиции! Разве это представители власти?» Он со мной не посоветовался и — раз: двух моих в КПЗ. Пришлось ему фотографии показать и кое-какие записи его общения с подругами. Сразу стал, как шелковый. Так-то!»

Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. В конечном итоге вседозволенность и безнаказан­ность привели к многочисленным фактам укрытия преступ­лений, которые совершали работники милиции.

СЛЕДСТВИЕ

Первые допросы придали уверенности в том, что мы на правильном пути. Постовые наряда на станции метро «Жда­новская» начисто отрицали факт задержания Астафьева. Опознания, очные ставки, изучение изъятых документов... Постепенно прояснялась картина...

На службу постовые заступили в 1(> часов. Как это делали не раз, занялись грабежом задержанных. Пока еще на свои деньги Мерзляев купил вина. Закуску отобрали у доставлен­ного в комнату милиции пьяного пенсионера, получившего в этот день в магазине праздничный заказ. У троих любите­лей спиртного, которых привели в комнату милиции чуть позже, забрали деньги, и Мерзляев только успевал бегать в магазин. Вскоре опьяневший Масохин заснул в одном из подсобных помещений. Оствльиые продолжали «нести служ­бу».