Точка сингулярности [= Миссия причастных]

— …твою мать! — заорал в трубку Майкл, узнав голос и посмотрев на часы, но ещё громче и разнообразнее заорал он, когда Тимофей рассказал, почему звонит.

— А раньше ты не мог мне всего этого рассказать? — к такому вопросу сводилась суть долгой и абсолютно нецензурной тирады.

— Почему-то не мог, — тихим растерянным голосом откликнулся Редькин.

Совершенно искренне, между прочим. И Майкл враз успокоился.

— А ведь наверно, ты прав. Если б я раньше узнал, все бы только запуталось. А теперь очень многое вырисовывается.

Потом печально добавил:

— Эх, зря мы с тобой об этом по телефону говорим. Впрочем, уже все равно.

Редькину тем более было все равно. Гораздо больше увлекали биографические подробности.

Оказалось, что Майкл Вербицкий и Мишка Разгонов стали друзьями и деловыми партнерами уже лет десять с лишним назад. И о таинственной истории якобы убийства молодого писателя-фантаста Вербицкий знал больше, чем кто-нибудь, он специально занимался ею тогда. Впрочем, без особого успеха. Что ж, пошла вторая попытка. На подробности размениваться было некогда. Майкл обещал звонить вечером в любом случае: во-первых, деньги будут именно сегодня. А во-вторых, он как раз успеет осмыслить новую информацию.

Вот и все. Потом Редькин выключил компьютер и, кажется, все же немного подремал, решив, что к часу дня должен быть в хорошей форме. Потом был завтрак и прогулка с Лаймой. Юльке он звонил из автомата рядом с домом, но такого, чтоб из окна не видать. Конспиратор хренов! Одной рукой накручивал диск, другой удерживал туго натянутый поводок. Лайма не любила подобных остановок.

— Все нормально! — зашептала Юлька со сладострастными вздохами, дурашливо копируя голоса девушек из службы «Секс по телефону». — Приходи ко мне! И я разрешу тебе… ВСЕ!

Сердце Тимофея забилось в сладостном предвкушении.

А возле подъезда стоял одетый не по погоде кришнаит — в этакой легкой ярко-оранжевой тунике, в сандалиях на босу ногу, очень смуглый, лысый и с красным кружочком во лбу. А рожа у него была до смешного русская. Ну, прямо тебе Александр Остужев в роли венецианского мавра — забыл грим стереть и вышел на улицу.

— Здравствуйте, — повинуясь неведомому чувству, решил поприветствовать кришнаита Тимофей.

А Лайма принюхалась к экзотическим ароматам и вопреки всем ожиданиям приветливо завиляла хвостом.

— Здравствуйте, — ответил кришнаит на чистом русском без малейшего акцента. — Меня зовут гуру Свами Шактивенанда.

— А меня просто Тимофей Редькин.

— Очень приятно, Тимофей. Вы главное, работайте, работайте. Вам же на работу пора. Правильно?

— Правильно, — не возражал Тимофей. — А вы из тибетской мафии?

— Ну да, — спокойно согласился кришнаит.

Или кто он там был? Далай-лама? Дзэн-буддист? Раз из тибетской… тьфу! Редькин же опять сказал «мафия» вместо «секта», а этот, с непроизносимым именем даже не поправил.

Лайма настоятельно тянула в дом. Юлька ждала у себя. Маринка в чудовищной спешке собиралась в больницу. Некогда было разговоры разговаривать. Тимофей только оглянулся и поймал ещё на какую-то секунду таинственный взгляд пришельца — мудрый, добрый, ласковый, даже страстный, как у Юльки — во, какое идиотское сравнение получилось!

Артему перезванивать не стал — все потом! Только Маринка за дверь — и он туда же. Кришнаита перед подъездом и след простыл. Может, не было его вовсе. В сущности, уже вполне пора появляться глюкам. И все это не страшно, не страшно! Все это весело!!

Юлька встретила его в тонком шелковом халатике, очевидно, накинутом на голое тело и подпоясанном скользкой шелковой ленточкой, которая так легко спадает. Тимофей обнял, прижал к себе, впился губами в губы. Нет, не угадал — трусики все-таки обтягивали её плотную круглую попку. И в этом она была права — так романтичнее. На столике в комнате уже стояли давешние фужеры с давешним, надо полагать, коньяком, а рядом — два узких бокала с шампанским. Бульварная любовь к коктейлям оказалась неистребима. Но этим не назюзюкаешься — не страшно. От такой благородной смеси только заведешься, как дикий зверь. Редькин знал наверняка. И нисколько не сомневался в своих возможностях.

Пили медленно, вдумчиво, и в меру — по бокалу игристого и граммов по сто божественного коньяка. Столь символической дозы хватило за глаза, и пока пили, Юлька без особого мастерства, но все же очень изящно приспускала с плеч халатик и гладила себе груди, пощипывая соски, и облизывала губы, с томительной неторопливостью двигая языком. Тимофею не позволяла даже притрагиваться к себе. И, наконец, опрокинув последний глоток, заявила:

— А теперь я хочу сделать тебе это.

И встала перед ним на колени.

— Нет, — решительно возразил Тимофей на правах старшего, — я уже слишком возбужден. Не сейчас. Будет просто не интересно.

— Тогда ты меня! — застонала Юлька, отбрасывая в сторону халат, усаживаясь на диван, медленно стаскивая кружевные белые трусики и, наконец, раскрываясь перед ним, как розовый бутон, снятый цейтраферной камерой.

Глаза девчонки закатились в экстазе, она их прикрыла, чтобы не так кружилась голова, и перестала видеть, что там делает партнер, ей было уже неважно, она только пальчиками, пальчиками показывала, куда следует целовать, и пальчики работали…

— Нет, — ещё решительнее сказал Тимофей, — тебя, милая, тоже целовать поздно.

А может быть, он только подумал об этом, всякая грань между словами и мыслями, между фантазией и реальностью как будто растворилась, и уже в следующую секунду они соединились.

Тимофею показалось, будто дом задрожал от гигантского взрыва, а с неба сквозь дневную голубизну и все перекрытия посыпались звезды. Такого чувства он не испытывал ещё ни разу в жизни. Сладчайшая дрожь началась почти мгновенно. Но длилась долго-долго, накатывая и накатывая вновь мощными волнами…

Удивительно, что расслабление после этого было далеко не полным. Вдоволь накричавшаяся Юлька тут же захотела ещё и в нетерпении ласкала его одними руками, вдруг напрочь забыв про все свои мечты о французской любви. Но и этого хватило, он был готов уже, наверное, через минуту, но она все продолжала и продолжала, и требовала взаимности, а потом игриво вывернулась из его рук, приняла недвусмысленную позу и для полной ясности медленно и томно показала одним пальчиком, куда хочет теперь.

«Ничего себе девственница! — подумал Тимофей, со смехом вспоминая свои недавние предположения. — Она уже и это освоила в полном объеме!»